К началу зимы Редакция Елены Шубиной выпустила книгу с самым манящим названием — «Лето». Четвертое прозаическое произведение Аллы Горбуновой, которое вынуждает изворачиваться и придумывать синонимы к слову «книга», потому что ни одна из ее работ не является романом, а некоторые и прозой можно назвать с большой натяжкой.
Чтобы попытаться понять, почему же проза Аллы Горбуновой столь нетипична и продолжает будоражить умы, мы кратко пройдемся по предыдущим ее книгам. Они тесно связаны и логично вытекают одна из другой, но не стоит бояться, что перед чтением «Лета» придется изучить всю библиографию автора. Перед нами сочинения поэта. Какие тут причинно-следственные связи и строгая последовательность? Четыре книги Горбуновой — это вектор, у которого есть начало и направление, а не только величина и количественная значимость. Мы лишь проследим, куда и зачем этот вектор направлен.
Алла Горбунова. Вещи и ущи. СПб.: Лимбус Пресс, 2017
Первый прозаический сборник с загадочным названием «Вещи и ущи» сразу же попал в короткий список премии «НОС» за 2018 год и так озадачил некоторых читателей, что на сайте премии долгое время значился как «Вещи и уши». Тайна происхождения «ущей» раскрывалась примерно на середине книги. Вещи — это предметы, сделанные из вещества. Ущи — это предметы, сделанные из ума и воображения. Весь сборник состоял преимущественно из ущей с редкими вкраплениями материального мира, ведь нужно же на чем-то стоять воображению.
«Вещи и ущи» были куда ближе к поэзии, чем к прозе, но уже плотно натянули невидимую пленку, разделяющую эти два явления. Почти каждый текст в сборнике — это миниатюра, зарисовка или зародыш рассказа без начала и конца, в центре которого находится эмоциональный или образный слепок. По сути, то же стихотворение, только растянутое и разъятое в более привычные нерифмованные строчки. Любителя прозы, незнакомого с современными стихами, это могло бы и удивить, но знатоки поэзии пожимали плечами. Ну да, хорошие образы, красивые картинки, яркие эмоции. Таким и в поэтических сборниках можно надышаться от души. Скрещиванием поэзии и прозы занимались еще со времен Древнего Китая — с переменным успехом, — так что «НОС» взять не получилось, да и соперники в тот год были исполинами.
Алла Горбунова. Конец света, моя любовь. М.: Новое литературное обозрение, 2020
Через три года после «Вещей и ущей» Алла Горбунова выпустила вторую книгу прозы — «Конец света, моя любовь». С легкой руки Галины Юзефович, назвавшей сборник «возможно, главной книгой 2020 года», он залетел в топы и растопил сердца читателей, которые и не подозревали, что все это время жаждали погрузиться в смесь автофикшна и поэтических упражнений. «НОС»-2020 удалось взять, а по «Большой книге» и «Ясной Поляне» Горбунова провела краешком подола в 2021 году.
На страницах «Конца света...» время от времени прорастают все те же ущи, ширясь и множась ближе к концу (книги, не света). Но сквозь ущи видится диковатая скороговорка для психотерапевта. Отлакированная и дерзкая полуисповедь неформалки, которая в жизни понюхала немало таких вещей и ущей, от которых благопристойные усредненные читатели могут скривиться и упасть в обморок, но с таким удовольствием посмотрели бы обо всей этой жести сериал. Защищаясь от кого-то невидимого и неощутимого, Алла Горбунова выставляет на передовую внутреннего подростка, лихого тинейджера, который храбрится и интересничает в лучших традициях субкультур начала нулевых. Но где мы, а где нулевые, теперь это романтика — и в прозе читается как экзотика. То, что нужно читателю. Выдержать темп до конца не удается, байки для рассказа на кухне за стаканчиком горячительного имеют свойство кончаться. Даже читерский прием с переложением тех же историй на мистический или метафорический лад едва помогает добить минимальный объем прозаической книги. Но аудитории нравится — не это ли самое главное?
Автофикшн горяч и заразителен, но это все равно сияющая темными блестками полумаска. Сквозь нее на долю секунды у Аллы Горбуновой мелькает кое-что сокровенное на самых последних страницах. Это упоминание о сыне, которое мгновенно останавливает и поток сумбурных воспоминаний, и бесконечные прохладные истории, и даже тот самый конец света. Настоящая живинка, которую при невнимательном чтении можно и пропустить, но эта искорка кардинально меняет направление вектора.
Алла Горбунова. Другая материя. М.: АСТ, Редакция Елены Шубиной, 2021
Можно только строить теории, почему так быстро после «Конца света...» вышла следующая книга. Может быть, популярность и премии придали сил. Может быть, звезды Сад-ад-Забих начали противостоять созвездию Водолея. Может быть, нащупанная на последних страницах предыдущего текста искра разгорелась черным светом антиматерии, другой материи, и потребовала высвобождения. Ни одну из теорий подтвердить не удастся, но и опровергнуть тоже, так что все они одинаково вероятны.
В «Другой материи» читатель предыдущей работы Горбуновой с удивлением обнаружил те же истории в почти той же аранжировке, лишь немного сместился фокус внимания рассказчика. Если раньше несчастная Бедя тонула в кипятке на странице X, то теперь — на странице Y, но все равно те же персонажи умирали и бухали, коптили небо и прожигали жизнь, бродили по осознанным снам и непременно обоссывались. Новые истории тоже появились, иначе это был бы совсем уж дурной тон, но на самом деле все они не слишком и важны, потому что суть «Другой материи» совсем не в этих историях.
Байки из смутной жизни в сборнике с нежно-снежной обложкой — это пузырчатая пленка, в которую бережно замотана та самая антиматерия. Алла Горбунова не спешит ей делиться, потому что это предельно личное. Более личное, чем она сама. Это истории про сына и настоящее, которые горят чище всего, но и показывать их намного страшнее, чем сотни раз пережитое и проговоренное. Горбунова лишь трогает мизинчиком воду, предлагая нам минимальную дозу сокровенной другой материи, чтобы узнать, не слишком ли среда безобразно холодная для такой тонкой субстанции.
Алла Горбунова. Лето. М.: АСТ, Редакция Елены Шубиной, 2022
И вот — «Лето». Через пару месяцев после написания и существования внутри книги. В конце того же года, что и «Другая материя», пусть по издательским стандартам и значится уже 2022-й. Все быстрее и быстрее, как учащающийся пульс.
Алла Горбунова утверждает, что это самая хаотичная книга, но для наблюдателя со стороны, который видел весь вектор, она наиболее последовательная. Вектор привел в Эдем, который сверкнул еще в «Конце света, моей любви». На дачу, где проживает уже настоящая Алла Горбунова, а не десятки ее отражений или воспоминаний.
Автор пишет книгу на ходу и явно смущена таким обстоятельством. Не единожды она пытается дать определение жанру, как бы оправдываясь: «...смесь сочинения на тему „как я провел лето”, дневника, эссе с целыми фрагментами дневника снов, записей мыслей, ассоциаций, воспоминаний, описаний природы и жизни на даче и т. д...» Все так и есть. Это действительно обрывистый и калейдоскопичный хаос, который произрастает из дневника прошедшего лета. Привычные по другим книгам Горбуновой истории почти иссякли, отболели и лишь изредка всплывают как тени самих себя. Бытовое и по-паустовски лесное нечто щедро захватывает страницы, уступая лишь дотошному протоколированию собственных снов. Горбунова и Набоков явно могут поспорить с Франсуазой Саган, утверждавшей, что «нет ничего скучнее чужих снов». Правда, иногда похожую цитату приписывают и Анне Ахматовой.
Дополняем авторское определение изрядной долей «другой материи», дневником самонаблюдений и сильно видоизмененными «ущами». А еще — голосом из текущего момента, беспокойным и тревожным, у которого нет сил и времени литературно обрабатываться. В «Лете» все реже и реже просматривается синдром самозванца в мире прозаической литературы, все более свободно чувствует себя автор.
Самое мощное в «Лете» — это по-прежнему антиматерия, которую Алла Горбунова так удачно нащупала и все еще сомневается, стоит ли ей так уж щедро делиться с недоброжелательным внешним миром. Как только первичное и настоящее начинает просматриваться слишком ярко, автор быстро оборачивает все это в какие-то забавные и отстраненные истории про песочницу или перевернутый на лежащего отца ночной горшок. Без горшка никак, так что через пару лет исследователи вполне могут накатать скромную диссертацию «Образ и метафоры мочи в творчестве Аллы Горбуновой». Материала для анализа (простите за этот ужасный каламбур) точно хватит.
Другую материю в «Лете» Алла Горбунова оберегает, как перепелка. Стоит нам только чуть более пристально обратить на нее внимание, как автор вспархивает перед нами, размахивая, словно перебитым крылом, какой-нибудь шуткой или отвлеченной историей. Перепелка отводит читательский взгляд, манит за собой в сторону, и, может быть, даже действительно у нее крыло перебито или недостаточно крепко, но она готова пожертвовать собой и увести всех нарушителей спокойствия в самую глубину темного леса, только чтобы они невзначай не затоптали хрупкое гнездышко интимной антиматерии своими бесцеремонными ножищами.
Если Горбунова будет и дальше придерживаться этого вектора, то самые яркие и личные тексты у нее еще впереди, а поток старого материала со временем сползет, как змеиная кожа при линьке. Тогда и не придется мучиться с поисками подходящего жанра в списке стандартных вариантов, потому что для векторной прозы, очевидно, их еще не завезли.
Как бы ни пытался автор самостоятельно посмотреть на свое творение со стороны и дать ему определение, его взор неизбежно будет искажен в большей степени, чем у незаинтересованного наблюдателя. «Лето» с легкостью можно отнести и в другую категорию, которая в нынешние времена почти забылась, растеряла все свои культурные особенности, а в литературу так и не смогла пробиться. Это беседа.
Просто представьте, что все «Лето» — это не дневник, не сборник эссе, не хаос, не четвертая книга Горбуновой, не сны-антиматерия-ущи-логбук и десяток других фрагментарных определений. Лучше вообразите, что вы сидите и беседуете со старым другом. Вы уже слышали добрых две трети его баек, но готовы поддакивать им по третьему и четвертому кругу, вы переспрашиваете его про такую-то тетку и такого-то парня, вы киваете в ответ на рассказ о походе на болото, смеетесь шуточкам про семью, смиренно выслушиваете очередной сон в руку и его эзотерическое наполнение, достаете бутылочку и пару рюмок, когда речь заходит о боге, смерти и ковиде. Высокое искусство многочасовой беседы не умерло, оно живет в «Лете» и кухонных посиделках, постепенно сливаясь с аутопсихотерапией и изящной словесностью.