Человек, открывающий «Под стеклянным колпаком» Сильвии Плат и читающий строки о «лете, когда казнили Розенбергов», скорее всего знает, как минимум, то, что автор романа покончила с собой. Биография Сильвии Плат переплелась с ее творчеством настолько прочно, что мы знакомимся с «мифом о Сильвии» раньше, чем с ее текстами. Для одних Плат — феминистская мученица, говорящая о боли, сексе и депрессии, для других — символ исповедальной поэзии наряду с Робертом Лоуэллом и Алленом Гинсбергом. Часть публики восприняла ее самоубийство в тридцатилетнем возрасте как финальный художественный жест. Сама Плат рассказала о себе больше многих великих писателей: для создания стихов она смешивала, как краски, звуки и запахи собственных будней, а ее роман — полудокументальное изложение личной истории, хотя тайн и ловушек в нем не меньше, чем фактов.
Только что вышедший новый перевод «Под стеклянным колпаком» нельзя назвать удачным, зато это повод вспомнить один из лучших текстов о гендере, депрессии, творчестве и его трагически ушедшей создательнице.
Несовпадения между фактами и художественными образами в текстах Сильвии Плат начинаются с раннего детства. Плат родилась в 1932 году в Массачусетсе, в семье немца Отто Плата и австрийки Аурелии Шобер. Отто умер, когда дочери было 8 лет. Отношениям с отцом посвящено одно из самых известных стихотворений Плат «Папуля». По свидетельствам родственников, в раннем детстве у писательницы не было психологических проблем, однако в романе «Под стеклянным колпаком» героиня Эстер Гринвуд, альтер эго Сильвии, говорит, что никогда не была по-настоящему счастлива после девяти лет, а в стихотворении «Папуля» смерть отца приходится на десятилетие героини.
С 11 лет Сильвия Плат постоянно вела дневник, который готовили к публикации несколько десятилетий после ее смерти, и уже в первых записях за 1950 год можно прочесть следующее: «Хотя я вряд ли когда-нибудь буду счастлива, сегодня я довольна». Предшествует ей не совсем точная цитата из Уильяма Батлера Йейтса — одного из любимых поэтов Плат — «We only begin to live when we conceive life as tragedy». Очевидно, что эту максиму она пронесет через всю жизнь. Однако важно сразу оговориться, что восприятие жизни как трагедии невозможно придумать, и внутренние терзания, равно как и художественные образы Плат, настоящие. Ни в одном из своих ключевых текстов она не вытягивает трагедию из биографии, но действительно видит жизнь и смерть в их постоянной и невыносимой нераздельности.
Плат начала писать стихи еще в детстве, прекрасно рисовала, и ее дарование было замечено, поэтому высшее образование она получила за счет именной стипендии, а позже, после первого эпизода клинической депрессии и попытки самоубийства, ездила учиться в Европу по Фулбрайтовской стипендии. Именно события, произошедшие летом 1953 года, когда Сильвии Плат было 20 лет, легли в основу романа «Под стеклянным колпаком».
История Эстер Гринвуд, молодой студентки с писательским будущим, которая проводит месяц в Нью-Йорке на стажировке в журнале, а затем внезапно впадает в тяжелую депрессию, стала одним из ключевых исповедальных текстов в литературе XX века, хотя рассказана она не от лица самой Сильвии. В противоположность отточенной поэзии Плат, наполненной множеством литературных отсылок, ее единственный роман кажется достаточно безыскусным: это разбитое на главы линейное повествование от первого лица. Недаром сама она издала книгу под псевдонимом и говорила, что роман нужен был ей для того, чтобы избавиться наконец от собственного прошлого. Сразу после публикации книга получила относительно холодный отклик критиков, а меньше чем через месяц Сильвия Плат покончила с собой, засунув голову в духовку, — и роман о попытке самоубийства получил значительно больший резонанс. Слабый интерес критиков можно объяснить двумя причинами: с одной стороны, нарочитой бесхитростностью текста, написанного автором, от которого ждали совершенно иного материала. Однако гораздо неприятнее вторая причина. Очевидно, мужскому сообществу критиков была неприятна наполненная физиологическими деталями история сходящей с ума молодой женщины, в которой фигурируют электрошоковая терапия, мужчины, относящиеся к женщинам как к предметам, женоненавистник, лесбиянки и разнообразные попытки суицида. Плат словно вынесла сор из избы, да еще и скончалась через несколько недель, так что скандал был неминуем.
История человека, теряющего контроль над собой, которая написана с абсолютной ясностью мышления, действительно выводит из равновесия. Текст от первого лица как бы стирает грань между «здоровым» читателем и болезнью, при этом с первых строк за подчеркнутой простотой текста видны элегантность и поэтическая точность, благодаря которым каждое предложение становится самоценным и запоминающимся. Один из самых страшных эпизодов книги — момент, когда Эстер пытается написать письмо подруге, чтобы уехать к ней от матери, с которой больше не может оставаться под одной крышей, но писать не может — у нее выходят детские каракули, их стыдно отправить. Ощущение изоляции, ловушки, в которой оказываешься, когда не можешь спать, есть и излагать свои мысли на бумаге, передано обычным языком, и от этого становится только страшнее. Причем гипперреализм Сильвии Плат, прячущийся в мелочах, действует не только на обычного читателя. Одна из девушек, проходивших нью-йоркскую стажировку вместе с Плат, впоследствие говорила в интервью, что все девушки перестали общаться после прочтения романа, в котором их жизнь была описана детально, а кому-то эти описания стоили здоровья и брака.
via lovingsylvia.tumblr.com
Образ «колпака», под который ставят образцы в лабораториях, определяет не только судьбу героини романа, но и жизнь, и посмертное существование самой Плат. В тексте постоянно повторяются несколько страшных образов: героиня с самого начала видит себя «желтой» — сначала это плохо сходящий загар, потом желтизна после отравления, затем желтизна пациента психиатрической лечебницы. Люди и сама Эстер по мере усугубления болезни теряют человеческий облик, превращаясь под конец в червей (образ, присутствующий и в поэзии Плат); наконец, появляется сам стеклянный колпак, который не дает двигаться, мешает дышать и одновременно выставляет героиню на всеобщее обозрение. Бывший возлюбленный героини Бадди Уиллард — студент-медик, и у него в анатомическом театре Эстер видит склянки с разными стадиями развития плода. Таким плодом становится и она сама, постепенно регрессируя до внутриутробного состояния младенца: от неспособности сопротивляться мужской агрессии, которую она предчувствует, до неспособности сказать что-то в свою защиту проходит всего несколько недель. И так же, как лабораторный образец, она беззащитна перед взором окружающих.
Эстер постоянно размышляет о том, какой должна быть женщина и какой она не является изначально: женщина должна быть чистой, покладистой, она должна продолжать род и быть опорой семейного очага. Все эти клише, от которых и сейчас не получается полностью отмахнуться, в 1950-е доминировали, и любое уклонение от образа «правильной девочки» обрекало на непонятное будущее. Тот самый Бадди Уиллард, молодой врач из хорошей семьи, был готов жениться на Эстер, и хотя их отношения закончились до болезни, госпитализации и попытки суицида, когда он навещает ее в больнице, он прямо спрашивает бывшую возлюбленную, за кого же она теперь выйдет замуж, после психиатрической лечебницы.
Роман «Под стеклянным колпаком» стал одним из главных произведений о депрессии и гендерных ролях, его по сей день сравнивают с главным художественным манифестом феминизма — «Желтыми обоями» Шарлотты Перкинс Гилман. Судьбы писательниц тоже принято считать схожими, однако, если последовательная феминистка Гилман справилась с тяжелейшей депрессией благодаря разводу с первым мужем и прожила долгую и счастливую жизнь, у Плат как будто не было такого шанса. Истоки болезни Гилман были социальными: она вышла замуж и родила ребенка, у нее не было возможности продолжать работать и заниматься собственным образованием, она стала просто функцией. Сделав тяжелейший выбор между детьми и психическим здоровьем, она смогла опять стать собой, пишущей и думающей женщиной в конце XIX века. В романе «Под стеклянным колпаком» Плат устами Эстер говорит, что не смогла бы быть матерью, — необходимость заботиться о детях свела бы ее с ума, и, похоже, это не преувеличение. Но дело, конечно же, в другом.
О собственной попытке самоубийства Плат не сразу рассказала Теду Хьюзу — английскому поэту, за которого писательница вышла замуж всего через четыре месяца после их знакомства в Англии. История их отношений стала частью мифа Плат, и только ленивый не написал, что он думает на эту тему. Супруги прожили вместе семь лет, Плат родила от Хьюза двух детей, младшему Николасу на момент ее смерти было всего несколько месяцев. Хьюз разошелся с Сильвией вскоре после его рождения, так как влюбился в другую женщину, и Сильвия узнала об измене. Большая часть поэтического наследия Плат написана за те полгода, что прошли с момента расставания до самоубийства; тогда же был дописан первый роман и началась работа над вторым большим прозаическим текстом «Двойная экспозиция» — по разным версиям эта рукопись то ли утрачена, то ли уничтожена Хьюзом, то ли до сих пор находится в университетских архивах.
Хьюз был в отчаянии после гибели супруги, он писал другу: «Это конец моей жизни. Все остальное — посмертные тексты». И действительно, всю оставшуюся жизнь он провел в попытках воздать должное погибшей жене. Через несколько лет его вторая жена, к которой он ушел от Плат, покончила с собой тем же способом и убила их четырехлетнего ребенка, после чего поэт стал объектом угроз со стороны поклонниц Плат: в частности, его обвинили в семейном насилии и доведении женщин до самоубийства. Надгробный камень поэтессы несколько раз пытались вырыть или испортить, потому что на нем высечена не только ее фамилия, но и фамилия мужа. В феминистских кругах Хьюз получил клеймо Синей Бороды, его репутация была навсегда испорчена. Так как супруги не были разведены, он получил права на все рукописи писательницы и уже в 1965 году выпустил сборник поздних стихотворений Плат «Ариэль», ставший каноническим, хотя Хьюз изменил порядок стихов и убрал некоторые из них (в 2004 году вышло восстановленное издание, соответствующее замыслам Сильвии). Сам он продолжал поэтическую карьеру, занимался благотворительностью, а также неустанно работал над изданием художественных текстов и дневников Плат. В 1982 году за ее «Избранные стихотворения» посмертно дали Пулитцеровскую премию, что случается довольно редко. В конце жизни Хьюз издал сборник стихов «Письма на дни рождения», посвященных отношениям с женой и попыткам понять ее уход. Перед самой его смертью вышло стихотворение о последних днях жизни Плат — «Последнее письмо».
Сильвия ПлатТрудно сочувствовать мужчине, бросившему только что родившую жену с тяжелой историей депрессии ради другой женщины, которая впоследствии тоже наложила на себя руки, и все-таки нельзя просто заклеймить Теда Хьюза как женоубийцу и закончить на этом разговор о его судьбе. И он, и Плат не состоялись бы как писатели друг без друга: их интенсивные отношения стали основой их зрелого творчества, они поддерживали друг друга как могли, а с собой и жизнью эти люди справлялись именно посредством письма. Каковы бы ни были причины, есть определенное достоинство в том, что Хьюз не стал писать биографию Плат или мемуары, чтобы оправдаться или переиначить миф о своей жене так, как хотелось бы ему самому.
Несмотря на блестящую литературную карьеру и трагическую жизнь, сам Тед Хьюз так и не стал мифом: возможно, потому, что оказался человечнее и одновременно по-человечески скучнее в своей рациональности (в частности, с третьей женой он прожил много лет до самой смерти). Вне мифа о Плат Хьюз — один из лучших поэтов своего поколения, а еще автор сказок, среди которых незабвенная история «Железный гигант», на редкость удачно раскрывающая тему смерти, что редко случается в детской литературе. Сама Плат тоже написала несколько детских книг. Принято думать, что смерть обеспечила ей вечную славу, хотя она стала объектом поп-культуры в большей степени, чем изучаемым автором. О ее отношениях с Тедом Хьюзом и самоубийстве говорят чаще, чем о художественном даре, хотя, чтобы быть признанным, он не требовал смерти автора. С другой стороны, воскрешение Плат как символа, психо-социологического конструкта — это все равно воскрешение, о котором писательница размышляла всю жизнь.
«Умирание — / Это искусство, как и все остальное. / Я делаю это блестяще» — цитата, ставшая визитной карточкой Плат, но она, конечно, не резюмирует творчество, потому что, несмотря на трагическую смерть самой писательницы, ее единственный роман заканчивается духовным воскресением, а невыносимость описанной в нем внутренней реальности не затмевает вдохновляющих нот финала. Без романа «Под стеклянным колпаком» невозможно представить исповедальную литературу сегодня: ни «Похоронно-цирковые услуги: семейный трагикомик» Элисон Бекдел, ни «Я не такая» Лины Данэм, ни поздней прозы Джойс Кэрол Оутс. Однако дело не только в том, насколько большое влияние оказал роман Плат на других писателей, — важно, что и сегодня по-прежнему стоит испытать страшный и в то же время важный опыт погружения в сознание человека, который борется с собственной беспомощностью перед болезнью, переосмысляет свою жизнь и продолжает борьбу тогда, когда, казалось бы, весь мир не в состоянии ему помочь. Такое погружение необходимо, потому что психологическое страдание — это то, о чем может молчать близкий вам человек, и то, что может случиться с каждым из нас. Плат не претендует ни на уникальность, ни на всеобщую значимость собственной трагедии, а просто находит слова, чтобы рассказать свою историю, и делает это так, что прочитанный текст становится частью внутреннего опыта читателя.