Валерий Подорога. Время чтения. М.: Канон+, 2021. Содержание
Прежде чем стать философом, Валерий Подорога прочитал много книг. Приключенческая литература в детстве, потом русская классика и европейцы. В юности начал писать сам, но и это было разновидностью чтения: подражая Фолкнеру и Джойсу, Подорога осваивал художественные миры любимых книг.
Юность продолжилась на философском факультете. Там Подорога впервые увидел и услышал Мераба Мамардашвили. Оказалось, что философию можно не только читать — в ней можно жить. Пример мысли, которая рождалась устно, прямо на лекциях Мераба Константиновича, вдохновил Подорогу. Он принялся осваивать мир мышления миметически, следуя примеру философа-одиночки, всякий раз начинавшего мыслить «с чистого листа».
По признанию Подороги, ему потребовалось весьма продолжительное время для того, чтобы «научиться думать без книги». А о Книге как таковой он не переставал думать до самого конца. И последняя большая работа, которую он успел завершить, — книга «Время чтения», вышедшая в этом году и посвященная философии чтения.
***
Как и некоторые другие работы Подороги, «Время чтения» — книга, состоящая из самостоятельных текстов, которые объединены в единую структуру. Она начинается с программного размышления о судьбе чтения в цифровую эпоху («Конец homo legens? Быстрое и медленное в эпоху массмедиа»). В следующих текстах Подорога переходит от общей теории к читательским частностям и обращается к опыту «авторитетов чтения» Марселя Пруста и Ролана Барта. Следуют главы, в которых Подорога комментирует их особый способ чтения, происходящий «между чтением и письмом».
Затем автор знакомит нас с проблемами перевода философской литературы на русский. Он рассматривает перевод как один из способов чтения, близкий к переписыванию оригинала. В пространство книги входит Хайдеггер (и его русские переводчики-«соавторы» Владимир Бибихин и Александр Михайлов), а также французские структуралисты.
В завершающем эссе «Категориальная ошибка», посвященном философии перевода, чтение и мышление о нем смыкаются в одной точке. Ключевые философские понятия, которые составляют главную проблему перевода, являются, по мнению Подороги, одновременно субъектами и объектами мысли — «тем, что мыслят, и тем, чем мыслят».
Финал книги составляют лирические фрагменты читательских воспоминаний, озаглавленные «Голоса, чтение и письмо». Они замыкают структуру, возвращая нас к началу книги и одновременно — к началу читательской судьбы Подороги и его размышлений о чтении.
***
Наметим главные точки в структуре книги.
В самом начале размышлений нам предъявлено сомнение в устойчивой судьбе чтения в современном мире. «Старое» время, по мысли Подороги, обеспечивало «относительно медленный мир, рассчитанный на присутствие человека и человеческого — мир Книги». Мир Сети, пришедший ему на смену, олицетворяет кризис человеческого: чтение разрушается на отдельные элементы «антропоморфных функций» — «оно становится множественно-сетевым реагированием на информацию, процесс чтения становится просмотром новостной ленты, но виртуально, когда восприятие гонится за информацией в разных направлениях, как если бы без нее человеческая жизнь могла бы быть полностью опустошенной».
В погоне за информацией утрачивается смысл. Мышление субъекта изменяется так, что ставит самого субъекта под вопрос. Чтение превращается в просматривание или реагирование — аналогичные тем, которыми пользуется животное, ориентируясь в пространстве, осматриваясь и реагируя на внешние раздражители. Но животное, во всяком случае, реагирует телесно. В сетевом цифровом мире телесность утрачивается — остается ум, сфокусированный в точке взгляда.
Эти вводные размышления нанизываются Подорогой на главную смыслообразующую конструкцию книги — концепцию иерархии скоростей. По мысли автора, всякий современный человек (читатель в том числе) находится в четырех потоках времени. Вот их названия и характеристики:
— сверхбыстрое — время получения информации. Это время, в котором живет массмедийное пространство. Оно «переполнено сообщениями, которые ничего не сообщают, их определяющее качество — достигать пункта назначения с максимальной скоростью».
— быстрое — время человеческого восприятия. Его предмет — «то, что воспринимается достаточно активно, но зависит от того, кто его воспринимает».
— медленное — собственно, время чтения par excellence. «Это время особое, как будто оно находится в полном распоряжении читающего/воспринимающего и, конечно, понимающего, т. е. субъекта, способного ориентироваться в информационных потоках и склонного к их селекции».
— сверхмедленное — искусственное время «вне восприятия». «Такое время ближе к тем процессам, где изменения происходят настолько медленно, что человеческое восприятие их не в силах заметить».
Можно наглядно представить иерархию скоростей Подороги в форме пирамиды, на вершине которой окажется сверхбыстрое время (точка, острие информационной иглы), а в основании — сверхмедленное (длящееся и выходящее за пределы человеческой размерности).
Современность, по мысли Подороги, тяготеет к точечной вершине сверхбыстрого. Сверхмедленное уходит на едва достижимую глубину. Между крайностями оппозиции — человеческая способность воспринимать, переключающаяся между быстрым и медленным.
Уходя вниз, к основанию пирамиды времени, ум выходит за пределы нормальной человеческой вместимости, становясь, например, философским или научным. Оказавшись на вершине, он тоже выходит за рамки человеческого, но противоположным образом — делается «пассивным и крайне уязвимым».
***
Вектор размышлений Подороги в книге ориентирован от медленного к сверхмедленному. Обращение к «читательскому опыту» Барта и Пруста — погружение в медленное время. Следующие за этим размышления о переводе философских текстов переносят нас в сверхмедленное: мы становимся свидетелями «запредельных» процессов, оказавшись во времени философии.
Но и в этом времени мы не останавливаемся. Погрузившись в глубину сверхмедленного, мы «выныриваем» у берегов памяти — в лирической автобиографии Подороги-читателя. Там мы видим, как автор учится читать, как открывает чудо чтения в услышанных книгах, прочитанных когда-то мамой вслух: «Голос мамы — только окошечко в иной мир и, открыв его, я уже был в нем, он окружал меня со всех сторон. Раз голос открывает тот мир, то все в нем имеет такое же право на существование, какое имеет все в этом нашем мире. Слова казались мне вещами...»
Автор взрослеет и открывает для себя Книгу как «мировую субстанцию», а в литературе узнает «не только реальность, но и нового посредника, который был скрыт» — письмо. «Слово, которое тебя удивило, — только слово, а не сама реальность, но настолько точное и уместное, что реальное словно налипает на него». С этой минуты для Подороги «чтение завершается в письме, в со-творении образов, где автор и читатель смешиваются и уже неотличимы».
Захваченный новым открытием, Подорога начинает писать. Замыкается круг: мы возвращаемся к точке, из которой начались все книги философа, последняя из которых — перед нами.
***
«Время чтения» не подводит итогов — она написана не как «последняя книга». Тем не менее обстоятельство финального места в библиографии автора провоцирует расслышать в ней чуть больше, чем в «очередном» сочинении.
Так, нетрудно заметить: наступивший сверхбыстрый мир Сети — полная противоположность медленному темпу книг Подороги. Часто читаем определение: «Подорога — крупнейший современный философ». Но вот в этом смысле он — философ несовременный.
Впрочем, что означает это определение, повторяемое Подорогой в разных сочетаниях: «современный человек», «современная ситуация»? Что если нет никакой современности — и проблемы чтения тоже нет? Прямо сейчас вы читаете в Сети про Книгу. Может быть, судьба чтения не так сомнительна?
Подозреваю, в свете размышлений Подороги эти вопросы помечены печатью сверхбыстрого времени. Разумеется, нет ничего общего для всех: ни современности, ни философии. Есть только одинокие голоса — Мамардашвили, Подорога и те другие немногие, кто оказался у основания пирамиды времени и вышел затем за рамки любой иерархии.
И потому последняя книга Валерия Александровича — о том, что чтение возможно и продолжается. Хотя бы потому, что такая книга написана. Время чтения закончилось? Пожалуй. Но осталась вечная возможность выйти из времени и продолжить мыслить и читать.