Владимир Набоков. Строгие суждения. М.: КоЛибри, 2018
Человека встречают по одежке, книгу — по обложке. С этим ничего не поделаешь. На обложке «Строгих суждений» написано «Впервые на русском!». И лишь на предпоследней странице, в самом конце издательской аннотации, уточняется: «Сборник, изданный в 1973 году в Нью-Йорке, впервые приходит к русскому читателю в авторском составе».
Никакого предисловия, кроме авторского набоковского, русскому изданию не предпослано, потому — то ли нужно догадываться, то ли просто знать, о чем речь. Напомним: уже довольно давно, в 2002 году, в издательстве «Независимая Газета» вышел семисотстраничный том «Набоков о Набокове и прочем: Интервью, рецензии, эссе». Книгу подготовил Николай Мельников. В ту книгу вошли переводы всех 22 интервью, включенных в оригинальное английское издание 1973 года, а также переводы всех 8 англоязычных статей оттуда же.
После выхода книги было некое подобие скандала. Сын писателя Дмитрий Набоков обиделся на предисловие, а также — уже серьезнее — на несанкционированную публикацию в России переводов текстов из книги «Strong Opinions».
Но вернемся в сегодняшний день: что же сегодня получил читатель «впервые на русском!»? Пять статей о чешуекрылых, одиннадцать писем редакторам и авторское предисловие. И восстановленные в одном интервью купюры. Все это вместе занимает 40 с небольшим страниц из почти 400. Что еще? Есть именной указатель, которого (с умыслом? по необъяснимому недосмотру, в который трудно поверить?) лишено англоязычное оригинальное издание и все его переиздания.
Все опубликованные в издании 2002 года переводы включены и в нынешнюю книгу. Единственное, кажется, отличие в том, что наконец-то впервые опубликован полный перевод знаменитого интервью Набокова А. Аппелю (1966 г.) в переводе Михаила Мейлаха с его же комментариями. В книге 2002 года купюры, сделанные еще при первой публикации перевода (в 1989 г.), были заполнены другим переводчиком, а сам перевод Мейлаха появился без его согласия.
Ну а сама книга «Набоков о Набокове и прочем» нынешними редакторами помянута единожды и не без странности: как сообщает в примечании редактор русского издания, «при составлении примечаний использованы материалы книги» 2002 года. Все эти детали обнаруживают некую неясную тактику. «Набоков о Набокове» в «официальных» набоковедских кругах считалось почти неудобоназываемым — по причине нарушения копирайта. Ныне, когда все русские издания Набокова находятся под жестким контролем и являются монополией издательства «Азбука» и его партнеров, неудобоназываемое перепечатывается почти в полном объеме. То есть проблема прежде была лишь в отсутствии лицензии, и теперь с «правильным» значком копирайта уже можно цитировать вслух те давнишние русские переводы?
Любой, знакомый с набоковскими интервью и статьями знает, что без скольких-то квалифицированных историко-литературного и историко-культурного комментариев чтение этой книги невозможно. Означает ли нынешнее издание, что это только первая проба издать «Strong Opinions» целиком по-русски, а потом, когда-нибудь, дождемся и комментированного? Как говорил по другому поводу Шкловский: «И я не знаю». Но, судя по недавнему русскому изданию «Писем к Вере», где комментарии есть, дожидаться комментированных «Строгих суждений», может быть, и не нужно.
А что же, собственно, сама книга, эти самые «суждения»?
Когда-то у этой книги была аура «бескомпромиссной», «парадоксальной» и пр. Трудно сказать, сколь сильно могли увлечь в 1970-е годы англоязычного массового читателя набоковские парадоксы и оценки, но среди набоковедов «Строгие суждения» (которые называли по-английски «Strong Opinions», а по-русски «строгие» соревновались с «твердыми») были чем-то вроде цитатника Мао. Набоковские mots принимались не на веру только, а как инструкции к действию. Бескрайние джунгли компаративистской набоковианы своим происхождением в значительной степени обязаны именно «Строгим суждениям».
Потом, как водится, начетчиков с цитатниками потеснили ревизионисты и деконструктивисты. Набоков был «разоблачен» («он всех обманывал», то есть когда говорил, что «никогда не читал NN», это означало прямо противоположное: читал, перечитывал, знал наизусть и находился под мощнейшим влиянием), «Строгие суждения» опять стали цитатником, только уже «цитатником наоборот».
Владимир Набоков. Фотограф: Хорст Таппе
Фото: © Horst Tappe/Lebrecht Music/newcriterion.com
Дальше набокововедение — и на Западе, и в России — из коллективного и энергичного эксперимента стало превращаться в обычную академическую заводь. И теперь уже «заниматься Набоковым» ничем не отличается от занятий любым другим писателем, хоть английским, хоть русским. Есть, конечно, проблема би- и трилингвальности Набокова, но и с этим как-то научились справляться, хоть и не всегда ловко.
Все еще есть некоторое количество английского Набокова, не переведенного на русский (в первую очередь — посмертный том «Избранных писем»). Будет, вероятно, в каком-то обозримом будущем и оно. Будет когда-нибудь и «Полное собрание сочинений и писем», и, быть может, даже двуязычное. Но все это не отменяет того факта, что в России Набоков перестал быть событием, которого ждут. По крайней мере, после истории с «Оригиналом Лауры».
И речь тут не о массовом читателе, который, вероятно, так и остается зыбящейся абстракцией. Речь тут о профессиональных читателях Набокова. Российское набокововедение лет пятнадцать — двадцать назад еще могло тешить себя иллюзиями, что «догонит Америку». Двадцать лет прошли — и опять не догнали. А теперь уже и незачем: американские набоковианцы хоть и не отставали от России, но едва ли не вспоминают с тоской: «раньше было лучше». Раньше набокововеды были первооткрывателями, теперь — комментируют чужие комментарии.
А где во всем этом Набоков? Монстр, обольститель, загадочный убийца бабочек, человек, написавший книги, уже неотменимые ни при каком эстетическом или идеологическом климате. Набоков по-прежнему непонятен (и потому, вероятно, столь многим неприятен), а когда будто бы понятен, то остается лишь немного подождать, чтобы убедиться, что набоковская фотоулыбка или фотоухмылка опять была не о том.
В «Строгих суждениях» этого театра много — в диапазоне от цирка до высокой трагедии. Читая нынешнее русское издание «Строгих суждений, невольно вспоминаешь слова, написанные Набоковым его сестре Елене в 1958 году по поводу успеха «Лолиты»: «… но это все должно было бы случиться тридцать лет тому назад».
Тридцать лет назад «Strong Opinions» по-русски и впрямь были бы событием в России. Теперь это всего лишь «литература». Но вдруг «„всего лишь” литература», набоковская литература о набоковской литературе, все же найдет и теперь своих новых читателей?