Richard Girling. The Man Who Ate the Zoo: Frank Buckland, forgotten hero of natural history. Chatto & Windus, 2016
Стивен Фрай, ведущий популярной британской телевикторины «QI»: «Что зоолог Фрэнк Баклэнд описывал как „чудовищно горькие”?»
Ответ: «Уховертки».
Этот растиражированный вопрос из телешоу — едва ли не единственный пример бытования имени Фрэнка Баклэнда в массовой культуре и в нашей общей памяти. В остальном он фактически забыт, и это забвение кажется ужасно несправедливым: как если бы все, что мы знаем о Дмитрии Менделееве, сводилось к экспериментам с пропорциями водки и к самодельным чемоданам. Периодического закона Баклэнд, конечно, не открывал, но при жизни (1826–1880) лишь немного уступал Чарльзу Дарвину в популярности, а целый ряд актов английского парламента, принятых при его деятельном участии, заложил основу современного мирового экологического законодательства. И да: он действительно перепробовал на вкус огромное количество животных и растений. Но делал это исключительно из практических соображений.
По мнению Ричарда Гирлинга, Фрэнк Баклэнд оказался в забвении по двум причинам. Во-первых, будучи современником и даже в какой-то мере коллегой Дарвина, он отвергал эволюционное учение, считая, что все живое создано Господом именно в том виде, в котором мы его наблюдаем. Вторым заблуждением, очевидность которого стала явно заметна лишь десятилетия спустя после смерти Баклэнда, стало заключение о том, что человечество не способно истощить рыбные ресурсы моря — к этому выводу пришла комиссия, сопредседателем которой он являлся.
По второму пункту Гирлинг в каком-то смысле выступает в защиту Баклэнда. Он считает, что, поскольку отчет был подготовлен исключительно на основе интервьюирования тысяч британцев, вовлеченных в рыболовную индустрию, а наука тех лет даже не вполне понимала репродуктивного цикла морских рыб, основной вывод («отсутствует свидетельство того, что уменьшение [рыбных запасов] происходит из-за безответственного рыболовства или перелова») стоило читать лишь как призыв к дальнейшему изучению проблемы. С этим, наверное, стоит согласиться, так как заподозрить Фрэнка Баклэнда в равнодушии к судьбам морских существ невозможно. Среди его инициатив — закон о запрете ловли и продажи молодняка крабов, введение ежегодного «закрытого сезона» охоты на тюленей и акт о запрете рыбной ловли только-только изобретенным в то время динамитом.
Биография авторства Гирлинга, о которой идет речь, написана достаточно неровно. Однако впечатления от потрясающей жизни ее главного героя, пожалуй, нельзя было бы испортить даже самым скверным пересказом:
«Эксцентрик, революционер, трудяга, он был одним из самых невероятных гениев девятнадцатого века. На протяжении всей жизни его страстью были поиски новых способов накормить голодных. Носорог, крокодил, жираф, кенгуру, медведь и пантера — все они имели шанс произвести гастрономическое впечатление на него, но в конечном счете — в том числе и фатально — [Баклэнд] был одержим рыбой. Его по праву можно считать крестным отцом рыбоводства и прародителем морских исследований и рыбоохраны. Забытый ныне, он был одним из самых оригинальных, дальновидных и влиятельных естествоиспытателей своего времени...»
Неординарный герой появился на свет в неординарной семье. Его отцом был теолог, геолог и палеонтолог Уильям Баклэнд, член Королевского общества, а матерью — Мэри Морлэнд, с которой Уильям познакомился в поезде, обнаружив, что оба читают один и тот же свежеизданный том Кювье. Искусная рисовальщица, она также интересовалась окаменелостями — неудивительно, что в медовый месяц пара отправилась в европейский тур по лучшим местам геологических изысканий на континенте.
Несмотря на занятия теологией, Баклэнд-старший не терпел предрассудков. Особенно доставалось реликвиям. Во время того медового месяца Уильям вызвал переполох в Палермо, объявив, что мощи местночтимой святой Розалии — это кости козла. Фрэнк Баклэнд рассказывал, как в одном иностранном соборе отцу показали пятна крови мученика на полу, вечно свежие и нестираемые. Тот опустился на пол, лизнул пятно и произнес: «Могу точно сказать, что это такое: это моча летучей мыши»! Он наверняка знал, о чем говорит: задолго до сына он перепробовал почти все животное царство на вкус. Самым мерзким Уильям счел крота, хотя затем отдал пальму первенства падальным мухам. Помимо этих сведений, он подарил миру названия «мегалозавр» и «копролит», а также принимал деятельное участие в популяризации новой «теории оледенений» Л. Агассиса.
Фрэнк Баклэнд в полной мере унаследовал научное любопытство родителей. Досталось даже Баклэнду-старшему: став военным хирургом, Фрэнк провел вскрытие скончавшегося отца и посчитал, что тот умер от чахотки (туберкулеза), о чем свидетельствовали странные образования в основании черепа покойного. Эту часть скелета он отделил и отдал в музей. Вообще, так как его полк не принимал участия в боевых действиях и базировался в Лондоне, центре растущей империи, вскрытия всякой животной экзотики стали для него любимым занятием: с непременными последующими дегустациями, на которые он часто приглашал гостей.
Помимо чтения лекций, Фрэнк Баклэнд активно писал в основанный им же крайне популярный естественно-научный журнал «Вода и суша» (Land and Water). Под его руководством читатели узнавали о строении рыбьей чешуи, крокодиловой кожи, чешуйчатой брони панголина, броненосца и черепахи, об иголках и когтях ежа, о звучных нюансах колокольного звона, о высушенных головах эквадорских «индейцев», об использовании конского волоса и многом другом — в частности, о «поединках». Дело в том, что Фрэнк стал настолько авторитетным знатоком животного мира, что ему для исследований посылали новые виды со всех концов света. Некоторых существ он использовал для исследования их ядов, организуя для этого поединки, описание которых пользовалось особой популярностью у читателей. Крыса проиграла битву кобре, еж в итоге сожрал гадюку, дуэль скорпионов окончилась ничьей, а мышь скорпиона съела, несмотря на то, что тот «жалил ее со скоростью швейной машинки». В отношении других видов он вел просветительскую работу, развенчивая мифы: в частности, доказал, что плоский хвост бобрам нужен для плавания, а не как строительный инструмент плотин, а также то, что бобры абсолютно равнодушны к рыбе.
Фрэнк Баклэнд. Фото: Wellcome Library, London. Wellcome Images
Совета Баклэнда искали все, а аргумент «так сказал Баклэнд» завершал любой спор на тему зоологии. Королева Виктория обращалась к нему в поисках средства от лягушек, наводнивших ее сад (сработавший совет — «завести уток»). Главный раввин заглядывал пообщаться насчет устриц, желая узнать, ползают ли они. Ведь если да, то, по законам Моисея, евреи не могли их есть. К разочарованию еврейских гурманов, устрицы действительно ползали. Другой громкой историей был случай с крысой, отведавшей яда и умершей под паркетом одной из комнат роскошного поместья, которая со временем стала необитаемой из-за смрада. В поисках трупа предстояло разворотить весь пол. К счастью, кто-то вспомнил рассказы Фрэнка и принес муху-падальщицу: полетав немного, та уселась на конкретной точке. Именно под этой паркетиной и обнаружился источник зловония.
Даже спустя 60 лет после смерти Баклэнд оставался весьма авторитетным: в июне 1942 года в ответ на сомнения двух членов парламента в том, что в лондонском пруду Серпентайн можно выловить что-то стоящее, газета Times напомнила им, что в 1869 году Фрэнк осушил пруд и вывез одиннадцать телег разной рыбы.
Как было замечено, его любопытством двигали преимущественно научно-практические интересы, основным из которых была забота о населении Великобритании. Дело в том, что Баклэнда серьезно удручало бедственное положение простых людей в Англии, особо ярко заметное в переполненных городах. Решение продовольственной проблемы он видел в расширении круга используемых для питания природных ресурсов: «Природа, — говорил он, — благословила планету примерно 140 000 видами животных, но только сорок три регулярно попадают в кастрюли. Чтобы проиллюстрировать свой аргумент, он водил своих слушателей на воображаемые экскурсии по зоопарку, называя всех птиц и животных, которые были там выращены, вместе со съедобным мясом. Если их получалось выводить в зоопарке, то почему бы не делать это и на полях, и на фермах»?
Для популяризации своей идеи он основал «Общество по акклиматизации», подчеркивая, что французское Societé d’Acclimatisation уже существовало (с 1854 г.), насчитывало более 2 000 членов, пользовалось монаршьим покровительством и имело в своем распоряжении сад о 33 акрах для экспериментов. Фрэнк также отмечал, что с начала «христианских времен» (т. е. в обозримом прошлом) лишь четыре вида были введены в английское животноводство, из которых самым заметным была индейка. Сам он рекомендовал «окультурить» кенгуру, однако наиболее перспективный источник калорий видел в дарах моря.
В 1867 году Баклэнд был назначен правительственным инспектором по рыболовству. Он сохранял этот пост до конца жизни и по долгу службы постоянно ездил по стране, наибольшее внимание при этом уделяя научной стороне промысла. Работы было невпроворот, прикладных ихтиологических исследований практически не существовало, понимание влияния человеческого фактора на окружающую среду было в зачаточном уровне. В том же 1867 году Фрэнк сообщал, что лишь пять лососевых рек Англии были приемлемо чистыми. Остальные он мог назвать не иначе как «грязевыми потоками»: «Пять загрязнены газовыми заводами, шесть — бумажными фабриками, шесть — свинцом, пять — добычей полезных ископаемых, три — угольной пылью, три — сточными водами, три — кожевенными заводами, три — „производствами ковров, химикатов и т. д.” и по два — шерстяной и красильной промышленностью».
Он активно боролся с выловом молоди рыб, в том числе угря, чьих мальков не все отождествляли со взрослой особью. Баклэнд был нетипичным чиновником: он не боялся не только замочить ноги, но залезал в воду во весь рост, пытаясь увидеть мир с точки зрения лосося. Лишь именно благодаря такому подходу он понял, как на плотинах, перегораживающих реки, нужно строить эффективные рыбоходы для нерестящейся рыбы.
Фрэнк, по сути, стал отцом современных гигантских аквариумных зоопарков — и все для знакомства населения с новыми видами съедобных рыб. С его подачи такие зоопарки стали появляться в курортных городках побережья Англии (первый был построен в 1872 в Брайтоне). Успех был колоссальным, а научная популярность ихтиологии резко увеличилась. В Лондоне он за свой счет организовал «Музей экономической культуры рыбоводства», в котором выставлялись многочисленные экспонаты, присылавшиеся ему со всего света и собранные в результате командировок в рыболовецкие порты страны. О положении вещей в рыболовецкой отрасли он судил не только «вставая на точку зрения лосося», но и посредством многочисленных бесед с рыбаками, предпринимателями и местными жителями. Именно тогда Баклэнд стал осознавать, что перелов, особенно в прибрежных районах, наносит ущерб популяциям рыб. Не в последнюю очередь это происходило из-за преступного равнодушия рыбаков, не реагировавших на то, что их мелкоячеистые сети напрасно губят молодь камбалы и трески, которая им все равно не нужна. Однако первое масштабное исследование вопроса уязвимости популяций, подогретое оптимизмом и свидетельствами капитанов (и при отсутствии реальных технологических инструментов их научной верификации) позволило Фрэнку вынести утешительный вердикт: ресурсы моря, похоже, неистощимы. Проверить имевшиеся сомнения относительно этого вывода ученый уже не смог: забираясь в холодные воды по всей стране, он подорвал свое здоровье и заболел еще до публикации результатов исследования. Фрэнсис Баклэнд скончался в возрасте всего 54 лет.
Стоит отметить, что его наблюдательный взор был обращен не только на братьев наших меньших; заботился он о человечестве не только в абстрактно-промышленном масштабе, но и персонально. Как-то холодным днем, когда дул сильный ветер и шел мокрый снег, Баклэнд увидел слепого, которого вела через улицу собака на веревке. Он поговорил с этим человеком, написал о нем заметку и собрал помощь в размере, достаточном для того, чтобы человек и собака жили «в комфорте, а не в лишениях». То же самое он проделал со своим старым другом, одноруким рыбаком Джорджем Батлером. Он опубликовал адрес старика и призвал читателей присылать ему книги и нанимать его лодку. Но, возможно, еще больше пользы Фрэнк принес ему, убедив Адмиралтейство увеличить старому моряку пенсию.
«Судьба не была добра к Фрэнку, — заключает его биограф. — Он умер слишком рано. Если бы он прожил достаточно долго, чтобы увидеть, как его идеи воплотятся в жизнь, ему, несомненно, отдали бы должное, и он занял бы достойное место в истории. Вместо этого его имя было, по сути, вычеркнуто. Сейчас про него нет статьи в энциклопедии Britannica, и лишь немногие историки XIX века считают его достойным упоминания».