Андрей Гладышев. Мушка в паутине. Мир глазами феминистки XIX века. М.: Политическая энциклопедия, 2021. Содержание
За достаточно странным, оторванным от общего драйва названием кроется интересный исторический очерк: Андрей Гладышев описал жизнь — хотя здесь уместнее слово «приключения» — Сюзанны Вуалькен (1801—1886), французской феминистки, журналистки, акушерки и путешественницы. Вуалькен относила себя к «новым женщинам» — участницам социально-утопического движения сенсимонистов, которое выступало, помимо прочего, за «освобождение» своего гендера и утверждение новой морали. Сюзанна (сенсимонистки подписывались одним именем, отбрасывая фамилию как символ патриархальной власти) была деятельным редактором и автором первого в мире феминистского издания Tribune des femmes, со страниц которого пропагандировала материальную независимость женщин, развитие женского образования, юридическое равноправия в браке в частности и равенство в межполовых отношениях в целом.
Но это лишь часть ее истории. Сюзанна много путешествовала. Вместе с основателем «церкви» сенсимонистов Проспером Анфантеном она провела немало времени в Египте, где принимала роды у наложниц местной знати; пожила и в Санкт-Петербурге, где также работала акушеркой; плавала за океан в Луизиану (об этом, впрочем, свидетельств практически не осталось). Куда бы энергичный нрав ни забрасывал Сюзанну, всюду она занималась «исследованием женщин», о чем оставила остроумные записки, в которых очевиден цепкий взгляд социолога.
В предисловии автор ясно говорит, что не писал биографию; жанр книги вообще трудно определить, но, по всей видимости, она скроена из ряда академических статей, подвергшихся незначительной беллетризации. Несмотря на некоторую нестройность, незавершенность и дурацкое название, материал такой фактурный, что на недостатки легко закрываешь глаза.
«Тема русского пьянства опять появляется в письмах Сюзанны, на этот раз в связи с праздником Рождества 1840 г. Поскольку в течение нескольких недель Ленка „вела себя хорошо” (т. е. не напивалась), Сюзанна, уезжая на десять дней по делам, разрешила ей пригласить гостей (gostes) на чай, строго предупредив служанку, чтобы та остерегалась простого вина (vino prostoї). Когда же Сюзанна вернулась, перед ней встал философский вопрос: почему праздник продолжается и на следующий день, после того как его уже отметили?»
Петер Надаш. Пьесы. Спб.: Издательство Яромира Хладика, 2021. Перевод с венгерского Оксаны Якименко
Едва ли не самый зубодробительный из ныне живущих модернистов написал в конце 1970-х так называемую «Т-Трилогию», ставшую одним из самых заметных явлений венгерского театра той поры. В оригинале названия всех пьес начинаются с буквы «Т» (в русском переводе это «Уборка» (1977), «Встреча» (1979) и «Похороны» (1980)), что отсылает к «политике трех Т», которая проводилась в Венгрии в отношении культуры. Как объясняет переводчица Оксана Якименко, социалистическое правительство Яноша Кадара делило все феномены культурной жизни на три типа: «поддерживаемые» (támogatott), «запрещенные» (tiltott) и «терпимые» (tűrt). Авторы первых могли рассчитывать на госзаказ и поддержку, вторых клеймили как поборников империализма, третьи занимали промежуточное положение. В трилогии категории «поддерживаемых» соответствует комедия «Уборка», «запрещенных» — трагедия «Встреча», «терпимых» — комедия «Похороны».
Объединяет произведения примерно тот же механизм, что и треки на альбоме группы Reutoff «Невидимые ритуалы»: за тканью бытовых ситуаций вдруг начинает проступать обрядовый церемониал, бугрятся грехи отцов и вопросы окончательной метафизической тяжести.
Компанию трем пьесам, которые и без пластического ряда способны создавать в голове интенсивную галлюцинаторную картинку, составляет «Песня сирен» (2010). Это абстрактное полотно, где нет ни персонажей, ни сюжета, ни диалогов в привычном смысле этих слов. Единственный более-менее «нормальный» герой — это Персефона (на антидепрессантах), на глазах которой разыгрывается пышный, величественный и саркастический коллапс цивилизации. Возвышенное и банальное, непристойное и трагическое перемешано здесь как трупы во рву или ягоды в смузи, приятного аппетита.
«В распахнутых готических воротах руин собора нагие,
без рук, без ног, в окровавленных бинтах появляются
несчастные в агонии.
На них сразу с энтузиазмом набрасываются трупные мухи
размером с комнатную собачку».
Жакоб Рогозинский. Джихадизм. Назад к жертвоприношениям. М.: Новое литературное обозрение, 2021. Перевод с французского Веры Каратеевой. Содержание
Книга французского философа, поклонника Фрейда и Фуко, вышла в 2017 году и с тех пор стала, что называется, только актуальнее: последний исламский теракт произошел во Франции этой весной, когда в Рамбуйе 36-летний тунисец, выкрикивая «Аллах акбар!», зарезал ножом сотрудницу полиции. Почему это происходит и что об этом думать — главный вопрос, на который пытается ответить Рогозинский, и его ответы несколько отличаются от версий его коллег, одни из которых предлагают видеть в «джихадизме» жертв глобального капитализма, вынуждающего обездоленных идти на крайние меры; другие списывают происходящее на «демоническую» суть ислама или, напротив, на искажение «религии мира»; а третьи видят в сторонниках террора нигилистов особого сорта.
Страсбургский профессор предлагает всерьез отнестись к религиозной — мессианской и апокалиптической — подоплеке джихадизма и показывает, что он вырастает из ислама как эмансипаторного проекта вполне логически. Однако это «вырастание» оборачивается предательством эмансипации, поскольку, по автору, его полностью поглощает негативный аффект ненависти. Отдельный сюжет посвящен жертвенному аспекту террористов-смертников, который философ трактует иначе, чем это мог сделать Жирар, а именно в рамках фрейдистского рассуждения об обретении целостности через принесение ненавидимого себя в искупительную жертву.
Нельзя сказать, что рассуждения Рогозинского потрясают убедительностью или дают ясно понять, что делать, кроме как не платить ненавистью за ненависть, но по меньшей мере он предлагает любопытную линию рассуждений, альтернативную узким трактовкам крайне правых и левых.
«Те, для кого одно исключает множество, а „истинный Бог” предельно противопоставлен „ложным” божествам, не понимают Бога. Рассматривая его единичность как численную, они делают его вещью, наличным объектом среди всех прочих в этом мире. Но божественное — не вещь в мире, и его единственность не сводится к арифметике».
Веркор. Молчание моря. М.: Текст, 2021. Перевод с французского Нины Кулиш
Это дебютная повесть французского писателя и художника Жана Марселя Брюллера, которую он написал в возрасте 40 лет под псевдонимом Веркор. Текст вышел в 1942 году в оккупированном Париже в основанном Брюллером издательстве Les Éditions de Minuit, которое стало рупором французского Сопротивления. Сам текст также стал для французской литературы знаковым — в первую очередь по соображениям патриотического свойства; его трижды экранизировали, в том числе свою версию снял Мельвиль, включали в список лучших книг столетия. На русский «Молчание» перевели еще в 1950-х, это — новая версия.
Сюжет прост: 1941 год, невероятно интеллигентный немецкий офицер расквартирован во французской деревне. Каждый вечер непрошеный гость пытается вести высокие беседы о судьбах французской и немецкой культуры с коренными обитателями дома, те же ему не отвечают. Оккупант страдает, любит племянницу хозяина, переживает откровение о сущности нацистского режима и в сердцах переводится на Восточный фронт.
Это прохладный, как воды Ла-Манша, экономичный со всех точек зрения текст, который тем не менее способен производить эмоциональный эффект нешуточных масштабов. Это рассказ о трагическом (не)понимании, хотя с точки зрения советско-российской традиции военной прозы — да и многих соотечественников Веркора — история про сопротивление приятному захватчику молчанием несколько смехотворна. Илья Эренбург, которого Веркор очень ценил, написал про эту повесть статью с красноречивым названием «Лирика провокатора».
«— Я воспользовался своими привилегиями, — просто и естественно произнес он. — Попросил перевести меня в дивизию, дислоцированную на месте боевых действий. Мою просьбу, хоть и не сразу, но удовлетворили: завтра меня отправляют.
Мне показалось, что на его губах промелькнуло подобие улыбки, когда он уточнил:
— В ад.
Его рука поднялась, указывая на восток — к бескрайним равнинам, где взойдет пшеница, удобренная трупами».
Инна Денисова. Сделай меня точно. Как репродуктивные технологии меняют мир. М.: Individuum, 2021. Содержание
Книга — страшный сон для публики, полагающей что человек не должен входить в священную лабораторию деторождения. Журналистка и режиссер документальных фильмов Инна Денисова сама пыталась забеременеть при помощи экстракорпорального оплодотворения (ЭКО), а теперь провела обстоятельное исследование того, как обстоят дела в мире вспомогательных репродуктивных технологий — т. е. всех тех ухищрений и практик, на которые люди идут ради того, чтобы завести детей.
При всей публицистической беглости это исчерпывающий обзорный труд по ЭКО, суррогатному материнству и прочим подобным вещам. Денисова пообщалась с массой специалистов и простых смертных, рассматривая с лупой все опции, которые предлагает современный мир для осуществления мечты продолжиться в другом существе. (Спойлер: пытаясь ответить на вопрос, «зачем» люди хотят завести детей, автор признает себя бессильной).
На страницах складывается плотный нарратив о том, как развитие биотехнологий заставляет пересматривать различные сферы жизни: психологические установки, юридические тонкости, этические правила, гендерные роли, религиозные рефлексии. Сама многоплановость этих изменений указывает, что в случае с репродуктивными технологиями (а если вдуматься, то с технологиями вообще) не приходится говорить о «способе просто помочь»; в своей помощи они явно дотягиваются до чего-то непростого и существенного.
Особый интерес представляет то, что Денисова фиксирует ситуацию в переходный момент: в будущем, возможно, все станет рутинным, но пока мы наблюдаем великолепный момент трансформации «естественного» в нечто еще.
«В клинике доктора Падильи, в Кито, эмбриолог по имени Линда целовала и гладила инкубатор, прося бога, чтобы клетки оплодотворились. В другой лаборатории доктор Эскобар крестился перед каждым оплодотворением».