...Иные господа,
Запутавши дела, их поправляют,
Посмотришь: в Тришкином кафтане щеголяют.
Русский перевод монографии Адама Туза издают через 12 лет после того, как вышел оригинал книги. Тогда книга наделала много шума. Рецензенты крупных изданий разгромили Туза в пух и прах. Несмотря на это, а может быть, благодаря скандальчикам, книга получила две престижные премии в области исторической литературы и считается главным трудом автора. Нам повод для такой реакции кажется неочевидным: Адам Туз доказывает, что завоевательная политика Рейха была вызвана в первую очередь экономическими причинами.
По Тузу, Германия до Гитлера была, с одной стороны, очень экспортно ориентированной и зависимой экономикой, а с другой — небогатой и не самой передовой страной мира. Особенно низка была производительность полуручного сельского хозяйства. Это и определило то, как она сползла в агрессивную войну и почему она в итоге ее проиграла. Туз видит историю 1923–1945 годов как состязание германской и американской (а также — во втором эшелоне — советской, британской и французской) экономической мощи. И против США у Германии, считает Туз, не было никаких шансов.
В «ревущие двадцатые» Германия получала так много кредитов из США, что торговый дефицит (превосходство импорта над экспортом) проблемы не составлял, а репарации не обременяли страну. Но с началом Великой депрессии другие страны начали резко закрывать свои рынки и девальвировать валюты, а кредитный поток исчез — и тут Германию резко зажало в финансовые тиски. Жить без импорта экономика Германии в принципе не могла: ни руды, ни хлопка, ни кормов, ни нефти, ни большинства других необходимых ресурсов в стране не было. На фоне такого тупика Гитлер и его взгляды на то, что Германия должна отобрать ресурсы у других стран (прежде всего СССР) — как это сделали Британия и США, — зашли очень удачно.
Итак, Гитлер приходит к власти... и дальше Туз описывает череду маневров, компромиссов и рывков, каждый из которых приносил облегчение на срок от нескольких месяцев до года. Германия балансировала на грани дефолта и кризиса, а на любые ее внешнеэкономические маневры зарубежные партнеры отвечали новыми волнами заградительных пошлин, торговых наценок и эмбарго. Жесткое затягивание государственного регулирования и контроля экономики, считает Туз, было вызвано как подготовкой к будущей неизбежной войне за «жизненное пространство», так и острой нуждой. Все, от государственных картелей до экспроприации евреев, по Тузу, имело экономический смысл, причем в значительной мере срочный и мгновенный.
Агрессивная внешняя политика Гитлера также была цепочкой шагов, решавших срочные экономические задачи. Захват Австрии принес резкий рост золотовалютных резервов, захват Польши спас Германию от голода, захват Франции обеспечил запас сырья, транспорта и производственной базы, захват Норвегии гарантировал, что нейтральная Швеция будет продолжать поставки железной руды. Нападение на СССР Гитлера, по мнению Туза, было авантюрой, призванной создать условия для победы над упрямой Великобританией — а заодно разжиться нефтью, сталью и зерном (за счет в том числе пресловутого Плана голода). Но каждый раз, решив тактическую задачу момента, Гитлер и его экономическая и военная команда снова увязали в многократно возросших проблемах, созданных следующим шагом. Вся вторая и третья часть книги описывают фантасмагорию этого тришкина кафтана нацистской экономики.
Военную же мощь Германии Туз оценивает крайне скептически. Люфтваффе были в несколько раз меньше англо-американской военной авиации, советские Т-34 — значительно лучше и многочисленнее любых немецких танков, а уж кригсмарине вообще никуда не годился в сравнении с британским королевским флотом. Все военные удачи и неудачи Туз видит через призму тыла: во Франции на «катастрофу Дюнкерка» вермахту хватило топлива и дорог, а наступление на Москву остановилось из-за дефицита всех ресурсов. Войну, уверен автор, Гитлер проиграл в тот момент, когда не смог захватить бакинскую нефть. Дальше, теряя то украинские житницы, то криворожскую сталь, то румынскую нефть, то заводы Рура, Германия входила все глубже в штопор, который окончился в 1945 году полным разрушением страны.
Немецкие войска маршируют в Саар
В целом, заключает Туз, гитлеровская война была последней колониальной экспедицией старой Европы, целью которой было захватить богатства других стран, а жителей истребить или поработить. И она же стала финальным провалом этого этапа европейской истории.
Для Европы и США, вероятно, объяснение истории Второй мировой через экономику идет сильно вразрез с нарративом идейной войны демократии с диктатурой. Для русского же читателя, выросшего в среде, где материалистически-марксисткое толкование было господствующим, выводы Туза подкрепят уже привычный взгляд на вещи. Гитлер хотел СССР захватить, земли и ресурсы присвоить, русских и евреев истребить и уморить? А что, в этом были сомнения?
Зато книга системно и детально излагает множество малоизвестных фактов, на которые наша историография внимания не обращала. Например, что лояльность генералитета Гитлер покупал, давая взятки из спецфонда деньгами и поместьями. Или что германский экспорт в 1930-х годах поддерживался субсидиями. Или что крупная частная промышленность постоянно подвергалась поборам. Или что сельхозруководители Гитлера Дарре и Бакке в идейном отношении напоминали современных «зеленых». Или о нацистской системе клиринговых расчетов в оккупированной Европе.
И конечно, российский читатель будет постоянно испытывать чувство узнавания. Четырехлетний план, квоты на сталь? «Наследные» фермы Erbhof, получавшие твердый план по урожаю и господдержку, откуда семья не могла уйти? Запрет на смену работы на промпредприятиях? «Ножницы цен» города и деревни? Трудовые лагеря, нормы выработки, повышенная пайка и штрафной паек? Общегосударственные праздники «битвы за урожай»? Карточки на хлеб и сигареты? Ударники страны, получающие за работу в три смены ордена и талоны на одежду? Все это настолько знакомо нам из нашей собственной истории, что у любого возникнет вопрос: то ли Гитлер был, как говорилось тогда, верным продолжателем дела Сталина, то ли Сталин заимствовал, как говорится в наше время, «лучшие европейские практики»?
Во всяком случае, каких бы взглядов — резко прорежимных или резко оппозиционных — ни был читатель, он найдет в книге пищу для сравнения со знакомой ему реальностью и с приятных ему позиций. А восторженные слова Туза в адрес героизма советского народа и советской промышленности будут неизбежно приятны всем читателям — каждый сможет вспомнить деда или прадеда, отличившегося на фронте или в тылу.
Ну и конечно, «заклепочники» (любители вооружения, формы и военной истории) получат от книги большое наслаждение: я предчувствую буквально вокруг каждой строчки Туза живую дискуссию о том, что все было не так и как Тузу полезно учить матчасть. Поэтому сопутствующих военных и военно-технических сюжетов я далее касаться не буду — ограничусь титульными экономическими.
Книги не принято критиковать за то, чего в них нет. И правильно. «Дозволено было и будет // Слово вводить, зачеканив его современной печатью». У каждого автора есть свое право решать, о чем говорить и о чем молчать. А у читателя есть право задуматься и задать вопросы о прочитанном.
О чем бы хотелось спросить автора? Во-первых, об экспорте. Туз очень много говорит об экспорте и об экспортной зависимости Германии. Но из книги нельзя узнать, что же именно и в какие страны экспортировала Германия — и что и откуда она импортировала. Мы, например, мимоходом узнаем, что разные страны продавали Германии хлопок по совершенно разным ценам, но это часть эпизода «в 1930-х открытого мирового рынка не существовало». Или мы узнаем, что Швеция не могла продавать Германии больше руды, если Германия не продавала в Швецию уголь, необходимый для получения этой руды, — но из эпизода «добыча угля в оккупированной Европе падала».
Почему Туз не описал картину внешнеторговых потоков целиком? То ли он предполагал, что аудитория профессоров-историков и так это отлично знает? Но все-таки это более массовая книга. А может, картина внешней торговли Германии показала бы, что экспорт был в значительной мере продукцией высокого передела — и тогда картинка не очень развитого рейха перестает складываться.
Вернер фон Браун с макетом ракеты ФАУ-2
Во-вторых, с автором было бы интересно поговорить о технологическом развитии Германии. Проекту ракеты A-4 (Фау-2) Туз уделил всего четыре страницы, и в основном описал не то, как развивался этот проект стоимостью в два миллиарда рейхсмарок (фантастически огромная сумма), а жестокие порядки на подземном заводе Mittelwerke, которые именно оттуда, по его мнению, распространились по всей Германии в 1944–1945 годах.
А вот академик Борис Черток, в 1945 году агент советского правительства по захвату технологий ракет, писал, что собрать A-4 из захваченных в Миттельверке компонентов они смогли, а вот сделать даже точную копию — нет: «Немцы использовали при производстве ракет А-4 86 марок и сортаментов стали. Наша промышленность в 1947 году способна была заменить аналогичными по свойствам только 32 марки. По цветным металлам немцы использовали 59 марок, а мы могли найти у себя только 21. Самыми „трудными” материалами оказались неметаллы: резины, прокладки, уплотнения, изоляции, пластмассы и т. д. Требовалось иметь 87 видов неметаллов, а наши заводы и институты способны были дать только 48!». Тот же академик Черток описывал, как высоко ракетостроители ценили трофейные немецкие приборы, оборудование и как немецкие гироскопы превосходили советские.
Тут же можно вспомнить и то, что ракеты собственных американских разработок в 1958 году взрывались на старте, а первый американский экипаж на Луну в 1968 году прибыл на ракете немца Вернера фон Брауна, создателя A-4. И что именно в Германии началась эпоха покорения космоса, когда 3 октября 1942 года ракета А-4 достигла «линии фон Кармана» — границы открытого космоса на высоте около 100 километров.
Но, допустим, если тема ракет и космоса слишком экстраординарна и непоказательна, можно поговорить и о других достижениях. Именно в это время в Германии на фирме BASF был изобретен «Магнитофон» — прибор для записи и воспроизведения звука на магнитную ленту. Причем не просто изобретен — а в 1940 году усовершенствован до профессионального качества (лента из ПВХ и антишумовое подмагничивание высокочастотным током) и пущен в серию. Уже в 1941 году полевые магнитофоны поступили в вермахт, корпорации покупали их в офисы, зажиточные германские семьи — для дома, и только в 1944 году их выпуск был прерван. Речи фюрера и нацистских бонз тоже писались на магнитофоны и рассылались по радиостудиям всей Германии. Попав в 1945 году в США, трофейные магнитофоны революционизировали радио, сделав возможными запись и монтаж. Да такого качества, что шоумен Бинг Кросби, ставший пионером радиозаписи, получал возмущенные письма фанатов: почему он вышел в эфир вне обычного графика? Новейшая аудиотехника среди войны — это действительно признак отсталой и небогатой страны?
А еще хотелось бы спросить автора: допустим, Германию изолировали от мировых рынков в 1930-е годы по принципу «каждый умирает в одиночку». Но где ж тогда были рынки успешных конкурентов Германии — США и Великобритании? С кем торговали они и где был источник их богатств? И по некоторым оговоркам у Туза возникает ощущение, что ключевой рынок Великобритании — это ее собственные колонии. Что, в общем, вполне вяжется со многими фактами: хоть тот же голод в Бенгалии, которая накормила воюющую Британию, а сама потеряла только умершими до трех миллионов — больше, чем советских военнопленных, которых целенаправленно заморили в гитлеровских лагерях в 1941–1942 году.
Наконец, интересно узнать, почему многие примечания не попали в основной текст. Узнать о том, что План Маршалла негласно поддерживал мораторий на выплату нацистских долгов (с. 500), или о себестоимости ракеты Фау-2 (с. 788) можно лишь так. В связи с этим совет читателям — и примечания тоже читайте, там попадаются интереснейшие вещи.
Главный вопрос, который не может не поставить перед собой внимательный читатель, — а можно ли было избежать войны?
Как предотвратили новую войну, мы из истории знаем. Автор останавливает свое перо на 1945 году и лишь в заключительной главе мельком упоминает План Маршалла и Европейское сообщество угля и стали Роберта Шумана, с которого начался будущий Евросоюз. А между тем и тот и другой указывают на то, что в 1945–1950 годах экономическая подоплека общеевропейского конфликта вокруг ключевых индустриальных ресурсов была очевидна. Перед лицом начинающейся холодной войны и растущей просоветской ориентации стран Западной Европы (во Франции и Италии к власти шли коммунисты и левые силы) США и проамериканские политики решительно прервали экономические конфликты, создав равный доступ к углю и стали, и обеспечили европейское восстановление огромным бюджетом.
Новый конфликт был остановлен не только силовым способом «благотворной оккупации», но и его экономический базис был подрублен и вычищен. Европейские экономические интересы все еще не выровнены, но острота конфликтов наших дней не идет ни в какое сравнение с тем, что творилось с 1918-го по 1945 год. Эльзас и Лотарингия больше не переходят из рук в руки, потому что и Франции, и Германии, и самим спорным землям уже почти безразлично, чьи они, — на бизнесе это не сказывается.
А вот какова была альтернатива для Германии — и была ли? Гитлера и его людоедские взгляды никто не оправдывает. Но если Туз был прав и Германия была бедной среднеразвитой страной, то что бы было с ней, если б она не пошла на конфликт со всем миром и на прямой захват чужих владений и ресурсов? Открыли бы другие страны ей доступ на свои рынки по-хорошему? Или Германия так бы и осталась тихо страдать наедине со своей бедой, без экспорта и импорта, и наблюдать, как ее промышленность разваливается, а народ нищает и голодает, не будучи в состоянии заработать на жизнь честным трудом?
Адольф Гитлер и Альберт Шпеер, главный архитектор нацистской Германии
А может быть, и холодная война не была неизбежна? Что если бы США предложили Советскому Союзу помощь в послевоенном восстановлении, не ставя неприемлемых условий? Не получилось бы так, что и советский режим вынужденно стал бы менее закрытым и антагонистическим? Если в стране десятки тысяч американских специалистов и товаров, нагнетать вражду сложно. Но и США, видя СССР ближе, боялись бы его меньше. Глядишь, на месте непримиримых конкурентов за мировую гегемонию появились бы два сдержанных партнера.
И этот вопрос без ответа возвращает нас в нашу жестокую современность. Сейчас снова начинается торговая война всех против всех. Снова раздуваются старые конфликты крупных игроков. А общество внутри стран ожесточенно конфликтует и интригует, одна партия против другой, одна сторона против другой. Идеология снова диктует политике.
Конечно, с главной мыслью книги Туза спорить сложно: у кого экономика сильнее, тот и одолеет в затяжном конфликте. И расклад сил пока не поменялся. Американская экономика в горячем конфликте одолеет и Китай, и РФ, и, чем дольше будет тянуться конфликт, тем выше шансы США.
Но стоит ли тягаться до последнего, когда торговля, кредиты и просто протянутая рука дружбы могут пресечь конфликт и превратить врагов в друзей? Ведь еще недавно Европа была полем смертельной вражды нынешних членов Евросоюза, которые сперва разгромили друг друга дотла и лишь потом нашли общий язык.
Кто победил во Второй мировой войне, мы все знаем. Кто был прав — тоже. А вот виноваты в войне были понемногу, видимо, все — тем, что каждый тянул торгово-денежное одеяло на себя. Так, может быть, урок прошедшего века в том, что эгоизм надо преодолевать даже в убыток себе? Цена иного решения слишком велика и в конечном итоге становится ценой разрушения.