Все рождественские и святочные истории для нас закончились, наверное, на «Чуке и Геке». Помните, в конце затухающий отблеск золоченого былого: обмотанные чайной фольгой свечи, толстые ломти хлеба вместо пряников и счастливое воссоединение семьи в финале. Сказочное Рождество — с орехами на елке, марципанами и серебряными звездами — осталось в дореволюционной эпохе, в наглухо запечатанном пакете времени вместе со Шмелевым, Гофманом, Андерсеном и вечным духом Рождества — Диккенсом.
Казалось совершенно невозможным, что рождественскую прозу — настоящую, не цикориевую — можно воскресить в условиях советского времени, причем не отгородившись от этого времени, а прямо в нем, в 1984 году, посреди очередей за мандаринами и конфетами в коробках, пирожковых и купленных по случаю «на вырост» кроссовок. Но в романе «Случайному гостю» происходит именно это: в условном украинском городе, вроде бы как Львове, под голос Анны Шаталовой из телевизора и неминуемый «Голубой огонек» мальчик Лесик с бабушкой Геленой чрезвычайно живописно проживают адвент и готовятся к встрече Рождества.
Сами описания того, как именно проходят эти предрождественские дни, полны какого-то невероятного волшебства, очень ненатужного и неподдельного. Этому волшебству не мешают ни призраки морской капусты в жестяных банках, ни привкус напитка «Курземе» — непременные атрибуты и праздничных, и непраздничных продмагов, вечно маячащих на заднем фоне, вместе с Главпочтой и ванилью, которой все равно «не достать». Добрая часть начала — это собственно приготовления. Приготовления к рождественскому обеду и приготовление самой еды. Долго, подробно и, что самое важное, совершенно не утомительно мы следуем за мальчиком Лесиком, который «достает» горчицу, плавленые сырки, чернослив и неторопливо, в окружении слов и снега, тащит все это бабушке, в старый дом, в невероятную квартиру — с самаркандскими вазами, старинной плитой и столом вишневого дерева. И затем, после этого, еще приличное количество страниц бабушка с мальчиком просто-напросто обживают раскрывающийся в книге мир: варят бигос, перебирают гречку, раскатывают тесто для рулета и ставят в духовку сырники, которые пироги, а не хипста-завтрак. Верится с трудом, но это долгое-предолгое описание знакомого домашнего уюта — с «Шербурскими зонтиками» в телевизоре, на который нужно ставить утюг, чтобы экран не «снежил», — читается совершенно безо всякого раздражения. Отчасти это все — за вычетом бигоса и снежащего экрана — напоминает не самую известную рождественскую повесть Диккенса, «Колокола», где читателю вначале довольно долго, под завывание метели и бой колоколов, приходится следить за ничем не примечательной жизнью посыльного Тоби Вэка. Жизнь Тоби проистекает в одном шагу от полной нищеты, в той части XIX века, куда по-настоящему заглядывал один Генри Мейхью, но есть что-то удивительно предпраздничное в том, с каким восторгом Тоби ждет свою дочь Мэг, которая должна принести ему обед, и в том, как он потом его съедает.
«Тоби прилежно расправлялся с сочным блюдом, стоявшим перед ним, – он резал и ел, резал и пил, резал и жевал, и кидался от рубцов к горячей картошке и от горячей картошки к рубцам с неслабеющим, почти набожным рвением».
Так и здесь — в романе Гедеонова настоящее колдовство прячется в бигосе, селедках и покрытых толстым слоем ностальгии (потому что майонеза «опять не выкинули») нарубленных (!) салатах. Настоящее колдовство и праздник здесь в самой квартире, в описаниях занесенного снегом города — с остатками имперской позолоты, которая проглядывает сквозь советскую свиную кожу, в говоре бабушки, где смешались разом все языки от латыни до польского (сльонзя, вшистко, абсолютный люкс!), и в узнаваемой череде родственников, забегающих на минуточку в гости.
Но, видите ли, роман «Случайному гостю» — он, в общем-то, фантастический. И это, увы, ему иногда очень мешает. Дело в том, что в самом тексте уже есть очень плотное, очень узнаваемое и очень несахариновое волшебство — мальчик читает «Крестоносцев», к бабушке приходят пациентки, стоят два интеллигентика в очереди к пивному ларьку, шипит на плите бигос, в венок для адвента вклеивают пожелания, вырезанные из газетных заголовков (нужно еще постараться, чтоб заголовок был не про соцсоревнование), а тетки мальчика, советские гражданочки, просят у присевшей к столу нечистой силы колготки, дубленку и югославские сапоги.
И вот по этому, уже очень смешному и обжитому миру, вдруг расползается еще один густой слой магии — на этот раз всамделишной. Бабушка нечаянно поит внука зельем девяти трав, сам внук то и дело хватается за магию вместо тряпки: то моет пол мощным колдунством, то заклинает мышей нарядить елку. То они с бабушкой предпринимают сказочный вояж по всем закоулкам Старого города, от Ормянской до рынка, чтобы испросить помощи у прописавшихся здесь сказочных существ. Существа эти — лисы, мыши, кролики, старухи с прялками, явно сошедшие со страниц норвежских сказок о Берте Туппенхаук, и гончие, которые то ли отбились от дикой охоты короля Стаха, то ли вбежали в роман прямиком через торфяные болота — такой оравой наваливаются на нить повествования, что к концу она совершенно истончается. Колдовские ритуалы сменяют друг друга в калейдоскопном режиме, в пространство романа валят как подорванные гости: и званые, и незваные, и мертвые, и живые, и волшебные, и просто пятьдесят второго года рождения. Миры сминаются в одно тесто для сюжетного пирога, которое подходит и разбухает на глазах, — из этого можно слепить еще приблизительно сто дальнейших томов романа, а можно и снеговичка, например.
Но это, конечно, не плохой роман, просто дебютный. В недавнем интервью автор уже успокоил читателей, сообщив, что после «Случайному гостю» нас ждут еще два романа, где многое из того, что творилось в первой части, будет наконец объяснено. Пока что остается читать имеющийся роман исключительно детским способом. Знаете, как в детстве, когда можешь перечитывать одну и ту же сцену, в которой все хорошо, когда еще жива Констанция и до битвы за Хогвартс остается еще пять томов. В романе Гедеонова невероятно много сцен, в которых все хорошо, равно как и персонажей, за которыми хочется следить отдельно. Мышонок Непослушный, самотна Амбисфена — двоюродная сестра Неля, шляпник Гидеон и его мастерская, древняя кузина Сусанна, в конце концов которая под занавес натурально упархивает на бал, — на таксомоторе! богема! — и Лорка из ларька. И поэтому очень хочется надеяться, что в продолжении романа они все перестанут толпиться на узком квадратике книжного пространства вместе с призраками, гостями, травами, заклятьями, бланками, зеркалами и конями бледными, а вздохнут полной грудью и не торопясь расскажут свою историю.
Вот тогда будет абсолютный люкс.