Все мы начиная с 24 февраля 2022 года оказались перед лицом наступающего варварства, насилия и лжи. В этой ситуации чрезвычайно важно сохранить хотя бы остатки культуры и поддержать ценности гуманизма — в том числе ради будущего России. Поэтому редакция «Горького» продолжит говорить о книгах, напоминая нашим читателям, что в мире остается место мысли и вымыслу.
Роман Шмараков. Книга скворцов. СПб.: Азбука, Азбука-Аттикус, 2025
Странное приключилось дело: над средневековым итальянским городком исчезло небо. Виновны в этом бесчисленные стаи скворцов, явно что-то предвещающих. Обсудить удивительное знамение собрались двое ученых-монахов и юный иконописец.
Начав с рассуждений о том, что предвещают подобные небесные явления, они переходят к перечислению, кажется, вообще всего известного им об этом мире. Например, жили как-то на свете два страстных почитателя Вергилия. Когда один из них умирал, товарищ попросил явиться к нему и рассказать, не встретил ли он в аду великого поэта. Поклонник Вергилия слово сдержал, но во время свидания помазал живому любителю изящной словесности лоб адским потом — с тех пор тот зарекся даже прикасаться к поэтическим произведениям.
Или вот еще поучительная история. Один юноша отправился в Толедо — край некромантов. Там он хотел выяснить, как поднимать мертвецов из могил и усмирять тонкие материи. Безобразный старик-колдун взялся его обучать и запер в комнате вместе с книгой. Тут юноше явились толпы свиней и полчища крыс, явно одержимых бесами. Не вышло у молодого ломбардца присмирить нечисть, поэтому старик посоветовал ему лучше отправиться в Париж изучать Писание. На этом поприще у юноши все получилось, и он стал уважаемым клириком.
Из сотен таких историй и скроен новый «Декамерон» в исполнении Романа Шмаракова. Вещь, как всегда, получилась изысканная и душеполезная, а иначе и быть не могло.
«— Люди монетного двора больше, чем кто-либо из мирян, осведомлены в богословских вопросах, — заметил госпиталий, — а все из-за их ремесла, поистине сходного с божественным. Посмотри на делателей фальшивых денег, коих было много в древности: они не сеяли, не жали, но, засевши в пещерах, посильно подражали природе: как она, взирая на идеи в божественном уме, чеканила разные виды всех вещей, так и они, глядя на одного Цезаря, чеканили его много, наполняя мир славою человека, который, будь его воля, вынул бы их из глубины и повесил на высоте, и воздавая ему все, что должны Богу, то есть любовь и пылкое поклонение».
Абрам Терц (Андрей Синявский). Голос из хора. М.: Редакция Елены Шубиной, 2025
«Редакция Елены Шубиной» продолжает издавать сочинения писателя Абрама Терца, в миру известного как критик и диссидент Андрей Синявский. «Голос из хора» — осколочное произведение, написанное Синявским в Мордовлаге.
Это своеобычные «заметки по случаю», никак тематически не разделенные и идущие практически единым потоком, провоцируя ощущение весьма причудливое — оторваться от этого потока решительно невозможно. За рассуждениями о чеховской усталости от жизни здесь следуют совсем другие — о блатных песнях, за житейскими сентенциями — матерная арестантская ругань, за протопопом Аввакумом спешит Джонатан Свифт.
Хотя писалась эта книга в заключении, в ней почти нет беспросветной духоты, знакомой читателям вещей вроде «Чешежопицы». «Голос из хора» повествует скорее не о человеческих невзгодах (хотя и о них тоже), но о том, что, если прочитать очень много книг, это все-таки может спасти в самых печальных обстоятельствах.
«Кораблекрушение у Дефо играет роль потопа (то же — сотворение мира): голый человек остается на голой земле. И что же? Слегка поплакав, узник Робинзон Крузо начал обрастать капиталом. Первобытная пустыня превратилась в доходную ферму, Библия — в настольное руководство на пользу будущим Фордам, которые ведь тоже начинали не с небоскреба, а с какого-нибудь завалявшегося под подкладкой зерна.
Если бы вместо приручения Пятницы, уводящего немного в сторону модной тогда колониальной политики, Робинзон повстречал покладистую людоедку, они бы основали на острове Англию, и возвращаться домой не имело бы смысла. Однако и наличные данные говорят, что наш Адам ни на милю не покидал цивилизованное отечество (один человек здесь общество в его жизнестроительной функции), что каждый лавочник, клерк, молочник, рудокоп и фабрикант вправе считать себя Робинзоном. То же чувство доступно любому из нас, запертому на необитаемом острове своей работы, семьи, голода, болезни, богатства, — словом, не имеющему лучшего выхода, чем спасительный эгоизм, чем инстинкт самосохранения, заставляющий сражаться за развитие нашей личности в пределах камеры и мироздания».
Анастасия Зубковская. Естественная религия. Религиозные верования и практики в эволюционной истории человека. М.: Новое литературное обозрение, 2025. Содержание
Еще недавно в социологии религии доминировало представление, согласно которому религия обречена на утрату своей значимости. На уровне здравого смысла этот тезис т. н. теории секуляризации можно сформулировать, например, так: «современное общество и религия несовместимы». Однако на практике мы видим скорее нечто обратное: религиозные верования (все более) востребованы, и далеко не только потому, что основной прирост численности человечества происходит за счет более традиционных сообществ.
Обзорная работа эволюциониста Анастасии Зубковской рассматривает теории, которые с натуралистической точки зрения пытаются объяснить, зачем людям нужна религия (не залезая на территорию смены общественных формаций или, скажем, исторических объяснений). Религия в этой перспективе оказывается «частью человеческой природы» (и именно в этом смысле в названии фигурирует определение «естественная»), которая сформировалась и продолжает формироваться в результате биологической и культурной эволюции.
Одним из важных, на наш взгляд, выводов в этом заведомо ограниченном телеологическими рамками предприятии становится утверждение, что религия может иметь экзаптационную природу. Классический пример экзаптации в природе — оперение птиц. Изначально перья использовались для терморегуляции, однако в дальнейшем оперение адаптировалось для полета. Схожим образом религия могла возникнуть как ответ на «видовую» человеческую потребность в символизации действительности, ну а дальнейшее — дальнейшее мы однажды увидим лицом к лицу, а пока — как бы сквозь тусклое стекло, гадательно.
«Роберт Макколи, рассуждая о том, что более естественно — наука или религия, считает, что в науке тоже полно контринтуитивных представлений. Более того, если посмотреть на науку как на область рассудочную, то выходит, что научные представления и должны противоречить интуиции, потому что они основаны на методологии проверки и искусственных теоретических конструкциях. Так, например, если мы говорим о достижениях квантовой физики, нам сложно представить себе мир, который бы выглядел так, как его описывает эта наука. Еще сложнее было бы жить в таком мире. Как показал еще Кант, мы обладаем априорными формами чувственности, некоторой интуицией пространства и времени, поэтому нам не дается чувственное восприятие какой-то иной системы координат, кроме той, в которой мы находимся. Если я подсказываю человеку дорогу, то рассчитываю, что он обладает пониманием того, что такое „вперед“ или „повернуть“, даже если мы говорим на разных языках».
Рустам Александер. Секс был. Интимная жизнь Советского Союза. М.: Individuum, Эксмо, 2025. Содержание
Как следует из аннотации, автор создал «объемную картину сексуальной жизни СССР» — от ревуще-экспериментальных 1920-х до в чем-то не менее ревущих 1980-х, опираясь на архивные материалы, воспоминания и врачебные записи. Тут важно сказать, что Рустам Александер уже выпустил в том же издательстве книгу «Закрытые» о жизни гомосексуалов в СССР, устроенную по тому же принципу, что и «Секс был»: галопом движемся по верхам, выхватывая крупным планом колоритные кейсы и отдельные истории, вроде того, что Всемирный фестиваль молодежи и студентов 1957 год — это наше, советское лето любви, или о том, как в 1980-е в рамках борьбы с ВИЧ/СПИД «стеснялись» изображать на плакатах презервативы (а то, не дай бог, привлекут за распространение порнографии).
Общий флер и главный конфликт эпохи такой пролет камеры вполне схватывает. Пуритантство, насаждаемое государственными питекантропами, сталкивалось с желаниями (в массе своей) необразованных людей и производило на свет уродства вроде запредельного уровня абортов и бытового насилия. Но, как и в случае с «Закрытыми», если нужно более тонкое, нюансированное исследование с более широким (а он напрашивается) межстрановым контекстом, — лучше поискать нечто другое.
Другой вопрос, что ничего другого и общедоступного толком и не опубликовано.
«В своем исследовании Попов также попросил респондентов оценить степень удовлетворения их жен. Сорок восемь мужчин (10,9%) выразили уверенность, что их супруга всегда удовлетворена по итогам секса. Триста семь мужчин (69,6%) сказали, что жена удовлетворена половой жизнью лишь иногда, тринадцать мужчин (3%) заявили, что чаще не удовлетворена, а семьдесят три мужчины (16,5%) признались, что их женщина „холодна в постели“. Впрочем, не все согласились вообще отвечать на этот вопрос, сочтя, видимо, его слишком личным — только 441 мужчина из пятисот как-то прокомментировал интимную жизнь в семье».
Семейная драма XVIII столетия. Дело Александры Воейковой. М.: Изд. дом Высшей школы экономики, 2025. Науч. ст., сост. и науч. ред. А. Каменского. Содержание
Основной сюжет этой небольшой книжки, большую часть которой составляют документы, подготовленные к публикации Александром Каменским, скандален, но не сенсационен: в 1769 году Александра Поливанова вышла замуж за вице-вахмистра лейб-гвардии Конного полка Федора Воейкова, который на поверку оказался, мягко говоря, не лучшей партией, а по характеру своему смахивал на Ноздрева из «Мертвых душ». То, что он отличался крайне беспорядочным образом жизни, был уличен в подделке векселя на значительную сумму и изменял жене с дворовыми девками, не помешало супругам обзавестись шестью детьми, однако терпению Александры Игнатовны пришел конец, когда благоверный завел себе любовницу благородного происхождения и принялся с катастрофической скоростью проматывать свое имение, а жизнь супруги и детей превратил в сущий ад. Александра мириться с разорением и домашним насилием не стала, принялась обращаться в разные инстанции и, доведенная до отчаяния, в конце концов написала самой Екатерине II, хотя, по-видимому, не могла не понимать, что шансы преуспеть крайне малы — понятно, как тогда обстояло дело с гендерным равноправием. Результат оказался предсказуемо плачевным: те, кто рассматривал жалобы Воейковой, были раздражены ее настойчивостью и «неблагопристойным поведением» (хотя она даже не требовала развода, хотела только оставить под своей опекой детей и сохранить часть состояния), приняли сторону мужа, а саму ее сослали в Рязань. Концовка этой грустной истории, однако, оказалась несколько неожиданной: спустя год после такого решения властей Воейков скоропостижно скончался, и Александра Игнатовна повторно вышла замуж (насколько удачно на этот раз — история умалчивает).
Вся эта история в деталях реконструируется по сохранившимся в архивах документам, местами весьма многословным: сообщая о своих бедствиях, Воейкова явно перестаралась с подробностями, что также не прибавило ей сочувствия со стороны принимающих решения, но зато обеспечило качественный материал современным исследователям, и в первую очередь тем из них, кто занимается особенностями правосознания и правоприменения второй половины XVIII века. С литературной точки зрения документы тоже интересны — не только по причине накала страстей (в известной степени накал этот был нарочитым и просчитанным), но и просто потому, что нас от той эпохи отделяет пропасть и выражать таким образом свои мысли и чувства сегодня никому в голову не придет.
«И в сем намерении своем оной муж мой прошлого 1785-го года августа 1-го поехал в тульскую свою деревню, простясь со мною при посторонних людях порядочно, зделав такой вид, будто бы дает мне прежнюю свободу, но вместо того я в надежде своей ошиблась. Он после того, заехав к реченной княгине Несвицкой, и оттуда по совету ея, Несвицкой, прислал к дворецкому своему письменное повеление на истребление моей жизни, почему все люди его, напившись допьяна, начали без всякаго от меня какого-либо поводу, но только чтоб свое намерение произвесть скоряе в действо, ругать меня и злословить и произвели сию их дерзость противу меня в саду. И один из них, стремяся ко мне с ножем, кричал, что он меня зарежет, но к щастию моему сей злодей по неминуемой в таковых случаях робости, а более от пьянства, бежавши за мною, падал. Я же между тем успела добежать к дому и в комнаты к детям нашим, куды вскоре потом и дворецкой мужа моего пришел в пьяном образе и объявил мне о том от мужа к нему письме, о котором я до тех пор никакого сведения не имела, сказав при том, что по оному приказано меня содержать под караулом, не допущая никого ко мне. В случае ж сопротивления моего дана ему власть и хуже со мною поступить, да еще де важныя есть противу меня приказы, но о том он мне не откроет».