Альваро Энриге. Мгновенная смерть. СПб.: Издательство Ивана Лимбаха, 2021. Перевод с испанского Д. Синицыной
Умирая, человек продолжает жить, причем не в потомках и воспоминаниях, а в волосах — погребенные в землю, они будут разлагаться еще полвека. Анне Болейн отрубили голову, но в «Мгновенной смерти» часть ее становится бессмертной, когда палач скатывает волосы королевы в теннисный мяч. Конечно, теннис как сюжетообразующий элемент выбран Альваро Энриге не случайно. Он, в отличие от многих других видов спорта, органически вплелся в литературный канон, вспомним хотя бы Шекспира, Мандельштама, Толстого и Набокова. Однако, несмотря на то что теннис — плодородная для интерпретаций игра, для «Мгновенной смерти» спорт, как и множащиеся истории о волосах, лишь декоративная рамка сложного, порой перенасыщенного исторического текста и успешная метафора жестокого характера человеческой цивилизации. И в этом мире условные южноамериканские «дикари» едва ли отличаются от образованных европейцев в лице завоевателя Кортеса:
«Эрман Кортес — одному из своих солдат в минуту покоя, под умиротворяющее жужжание насекомых во мраке плоскогорья: „Эти дикари, когда играют в мяч, отрубают голову победителю”. Солдат чешет в затылке: „Воистину дьявольское племя; нужно научить их, что голову отрубают проигравшему”».
Альваро Энриге — мексиканский писатель и преподаватель Колумбийского университета в Нью-Йорке, лауреат нескольких литературных премий и довольно плодовитый автор, хотя на русский язык переведен только один из его романов. Конечно, выходец из Южной Америки, Энриге, говоря об эпохи колонизации, на самом деле говорит о современной истории — и прежде всего о европоцентричности мировой культуры. Формально «Мгновенная смерть» работает как роман-музей, каждая часть которого — отдельный зал, и, хотя эти залы логически связаны между собой, все фрагменты обладают самостоятельной литературной ценностью. Роман можно разделить на три части, обозначенные как игровые «сеты»: все они состоят из клубков исторических фантазий, размышлений об искусстве, анекдотических ситуаций, цитат, справок и даже переписок с редактором. Это шкатулочная книга, наследующая традиции как европейского романтизма, так и латиноамериканской литературы, и постмодернистского романа. При этом привычный нам роман, по словам Энриге, устарел — традиционная романная форма позволяла говорить о тех вещах, о которых сейчас гораздо лучше говорят журналисты, политологи и сценаристы. «В сегодняшнем мире роман — это слепое место, пространство для размышлений о вещах, которые хоть и не доказаны статистикой, но все же объясняют необъяснимое», — говорит автор в интервью изданию The White Review.
В качестве временного промежутка Энриге не случайно выбирает пограничный момент между XVI и XVII веком — размытое начало Нового времени, когда кровопролитное вторжение Кортеса в Мексику сломило траекторию мировой истории и уничтожило развитую цивилизацию. Это время повсеместного насилия — как в одной части света, так и в другой, как во внешних войнах, так и во внутренних распрях, — однако насилие сочеталось с удивительным развитием искусства. Европейская роскошь в «Мгновенной смерти» противопоставляется жестоким завоеваниям, за счет которых эта избыточность становится возможной. Как и в случае с теннисом, Энриге часто одной метафорой описывает сразу несколько явлений — например, говоря о картинах Караваджо, он говорит и о мировой истории:
«Элегантный святой на фоне пейзажа представляет мир, тронутый Божиим присутствием; святой, сидящий в комнате, представляет погрязшее в потемках человечество, чья заслуга в том, что вопреки всему оно сохраняет веру, человечество приземленное, пропахшее кровью и слюной, человечество, которое устало от зрительской роли и начало действовать».
Место действия «Мгновенной смерти» — Рим эпохи политического упадка, а в противовес ему падкий до культурной избыточности Энриге плодит разнообразие персонажей. Неймдроппинг в романе на зависть: помимо Караваджо, Кеведо, Анны Болейн и Кортеса, в тексте фигурируют Галилей, Пий IV, апостол Матфей и с десяток других энциклопедических масштабов исторических личностей. В тексте есть и рассказчик — герой, который собирает материал в библиотеке, комментирует текст и периодически общается с редактором, однако его роль скорее созерцательного характера. При всей пестроте и порой даже нехватке воздуха, элементы и персонажи, в реальности не связанные между собой, в исполнении Энриге обретают синергию — так в итоге окажется, что именно древние ацтекские изображения, перенесенные на митру, вдохновят Караваджо. В центре сюжета «Мгновенной смерти» — фиктивная теннисная дуэль между итальянским художником Караваджо и испанским поэтом Франсиско де Кеведо, партия похмельная и гомоэротическая. У обоих соперников скандальная слава, склонность к провокационным сюжетам в творчестве, алкоголю и разбою. Караваджо так и вовсе убил соперника в ходе игры в теннис и, приговоренный к казни, был вынужден многие годы провести в бегах. Стремящийся сохранить голову на плечах, он становится одержим декапитацией (достаточно вспомнить, что отрубленная голова Голиафа в руках Давида — это автопортрет), и эту одержимость на страницы текста проецирует Энриге. Роман можно было назвать «Обезглавливание» или «Декапитация», а название «Мгновенная смерть» в таком случае можно считать либо синонимом, либо очевидным следствием. Головы и вправду летят со всех страниц: палач Жан Ромбо казнит Анну Болейн, обезглавленные жертвы катятся по ступеням ацтекских храмов, а Кортес, в свою очередь, приказывает отрубить головы мексиканским вождям.
Деконструкция исторического романа — не новый и уже почти набивший оскомину метод как в русскоязычной литературе, так и, конечно, в западной. Например, недавно переведенный роман «Цивилиzации» Лорана Бине тоже играет с историей, обнажая все тот же европоцентризм, но, если Бине в этой игре склоняется к привычному фарсу, цель Альваро Энриге — рассыпать идеи и дать читателю возможность самому собрать паззл. «Мгновенная смерть», по словам самого же Энриге, карта, на которой полно белых мест. Настоящее искусство рождается именно в процессе заполнения читателем этих пробелов на основе собственного культурного багажа и фантазий. Так что, казалось бы, устаревшая бартовская концепция автора успешно существует если не в литературоведении, то в замыслах актуальных писателей. История для Энриге — пространство воображений и ассоциаций, интерактивная игра (опять) субъективных восприятий, в которой современный человек волен трактовать известные факты на свой лад. Энриге соединяет несоединяемое, и этот процесс напоминает не столько деконструкцию истории, сколько несуществующего мифа. Центральный образ текста, перескакивающий из истории в историю, — теннисный мяч из волос казненной Анны Болейн, причем если в реальности королева была скорее брюнеткой, в «Мгновенной смерти» ей намеренно приписывается канонически ведьминский рыжий цвет волос — еще одна мистификация в ряду многих. В авторском мифе о кочующем мяче сочетается все сразу: и отрубленная голова, и любовь Генриха VII к теннису, и даже тот факт, что среди первых прототипов современного мяча действительно нашлись набитые человеческими волосами образцы. Вдобавок эта история созвучна и многим мифам о Тюдорах — например, постоянно демонизируемой Болейн приписывали и колдовские способности, и физические изъяны (вроде третьего соска и шести пальцев на ногах). Даже несчастный выкидыш в католической пропаганде обернулся хоррором — распространены свидетельства, что королева родила не ребенка и не плод, а бесформенный кусок плоти.
Но, пожалуй, самая главная стилистическая находка текста заключается в том, как Энриге переносит приемы кьяроскуро на литературный текст, сочетая реалистичные описания насилия с переосмыслением европейской живописи. Роман, обрамленный партией в теннис, построен на сакрализации обыденного (то есть спорта) и снижении возвышенного (искусства), поэтому Энриге одинаково изящно описывает процесс мочеиспускания, убийства и грандиозные картины. Трудно не отметить, что «Мгновенная смерть» крайне телесный текст, и эротические фрагменты так же вступают в противоречивые отношения: порочное соседствует с искусным и живописным, низменное — с возвышенным, сексуальное — с историческим. Теннисные мячи с волосами Анной Болейн становятся игрушками для сексуальных утех, а интенсивная теннисная партия заканчивается ласками Караваджо и Кеведо. Интересно, что «Мгновенная смерть» строится на бинарности не только эстетически, в центре — дуэль между похожими и непохожими Караваджо и Кеведо, ацтекская цивилизация противостоит европейской, зеркально двоятся и другие персонажи: например, Анна Болейн и индейская принцесса Малинче в роли жертв истории, а не душегубок и обольстительниц. Впрочем, раз текст держится на двойственности и парадоксах, то и подаренная завоевателям Малинче оборачивается счастливой обладательницей «немаловажного для мировой истории клитора»:
«„Сегодня на рынке я видела Куаутемокцина”, — сказала она, поглаживая немаловажный для мировой истории клитор. К этому времени донья Марина оставалась единственной в отряде Кортеса, кто мог выходить в город без вооруженной до зубов охраны. Она также была единственной женщиной — по крайней мере, на памяти Кортеса с его обширным опытом, — которая умела вершить политику и мастурбировать одновременно”.
В конечном счете нет ничего полезнее для уставшего к финалу читателя, чем писатель, который сам отвечает на еще не заданный вопрос «что хотел сказать автор?», и ничего губительнее, чем автор, который признается в своем бессилии:
«Я пишу и не знаю — о чем эта книга. О чем она повествует. Не только о теннисном матче. И не о медленном таинственном вливании Америки в то, что мы, прискорбно ошибаясь, называем „западным миром”: для американцев Европа — Восток. Возможно, эта книга повествует только о том, как написать такую книгу. Возможно, все книги в мире — об этом. В этой книге, как теннисе, что-то все время скачет туда-сюда».
И действительно, теннисная метафора оказывается настолько универсальной и всеобъятной, что может стать инструментом для литературного переосмысления не только исторических фактов и персон, но и текста Энриге. «Мгновенная смерть» всего лишь игра между автором и читателем, в ходе которой не каждую подачу удается отбить и не каждый мяч остается в пределах корта.