Флориан Урбан. Башня и коробка. М.: Strelka Press, 2019. Перевод с английского П. Фаворова. Содержание
Архитекторы, которые начинали работать в 1970-х, пик карьеры которых пришелся на 1990-е и нулевые, которые сейчас продолжают работать и преподавать в МАРХИ, придумали свой жаргон для классификации зданий: тельник или заточка. Тельник — это горизонтальное здание, с ленточным остеклением (но не обязательно), он же коробка. А заточка — башня, то есть здание вертикальное. Так что архитектор того поколения мог запросто назвать книжку «Башня и коробка» «Тельником и заточкой».
Флориана Урбану сама фамилия подсказала выбор будущей профессии. Уроженец Мюнхена, он изучал историю архитектуры в Берлине, Лос-Анджелесе и в MIT. Основная тема его исследований — это как раз история массового жилья. Так что «Башня и коробка», возможно, самая главная его работа.
Книга состоит из девяти глав, семь из которых посвящены конкретным семи городам: Чикаго, Парижу, Берлину, Бразилиа, Мумбаям, Москве, Шанхаю. Во всех этих городах есть районы массовой застройки. Причины возникновения одинаковых кварталов были схожи, а вот их дальнейшая судьба — совершенно разной. Показывая общие социальные, политические, экономические, технологические, демографические причины, которые привели к появлению массовой застройки, автор рассказывает как менялось отношение к ним.
В ХХ веке, точнее его второй половине, города по всему миру совершенно изменились. На всех континентах есть города с районами, где люди живут в башнях и коробках, построенных одинаково, как на конвейере. Более того, есть целые города, которые состоят исключительно из однообразных отдельных домов. Темпы и объемы строительства жилья в послевоенный период беспрецедентно ускорились. Но массовое строительство изменило не только внешний вид городов: Урбан пишет, что оно изменило само отношение к жилью, человеческие привычки и поведение.
Первый причиной развития массового жилья стал технологический прогресс. В 1913 году Генри Форд построил конвейер на своем заводе в Детройте. За последующие полвека большинство производств стали конвейерными: от огранки алмазов и до выпечки хлеба. Строители и архитекторы не могли остаться в стороне: в Германии Гропиус, а в СССР архитекторы-конструктивисты пытались придумать стандартизированное жилье. Моисей Гинзбург для оптимизации пространства анализирует движения хозяйки по кухни. Появляется модель стандартного жилья — жилячейка типа F. В эпоху интербеллума большинство новых архитекторов экспериментируют с типовыми формами. Они используют изобретенный конце XIX железобетон и полую бетонную плиту. Еще до начала Второй мировой войны начинаются первые эксперименты с панельным строительством.
Урбан объясняет, что небывалый рост строительства жилья, конечно, был вызван столь же небывалым ростом городского населения. ХХ век — век урбанизма. Хотя на западе и на востоке города наполнялись, а села таяли с разной скоростью, по всей планете люди двинулись из сел в промышленные города. Отдельные городские районы начали превращаться в трущобы, как московская Хитровка или лондонский East End. Традиционные практики строительства просто не справлялись с ростом населения.
Урбан утверждает, что еще одной причиной начала строительства одинаковых кварталов массового жилья стала послевоенная политика попытки построения государства всеобщего благосостояния — кейнсианские теории на западе и социализм с человеческим лицом на Востоке. Желание властей социалистических и капиталистических стран, демократических республик и монархий, развитых и отсталых, удовлетворить базовые запросы граждан и подданных стало важной идей по всему земному шару.
При Сталине власть держалась на репрессиях и мобилизации, никто не думал об удовлетворении нужд простых людей. Жилище было наградой, роскошью. В хрущевскую оттепель власть повернулась лицом к людям. Мобилизационный ресурс закончился, надо было народу что-то дать. К 1991 году пятая часть всех квадратных метров жилья в России находилось в хрушевках. В СССР много земли, поэтому здесь районы выглядели не так, как во многих других странах — строить высотное жилье не было необходимости. Города заполнили гигантские массивы одинаковых панельных домов, построенных максимально дешево, без подвалов, чердаков и лифтов.
Новое жилье было безусловным благом, обитатели коммуналок, а чаще и просто бараков, получали собственную отдельную квартиру. Неприятие московской программы реновации показывает, что несмотря на изменившиеся стандарты и потребности, горожане не считают панельные дома однозначным злом. «Новые Черемушки» по всей стране не превратились в трущобы. Переход от панельных пятиэтажек к панельным же домам большей комфортности и этажности означал с одной стороны удовлетворение минимальных потребностей населения, с другой — окончательную победу города над деревней.
Иная картина была в США. Квартиры в кварталах типовой массовой застройки сразу строились как социальное жилье для беднейших слоев. Фактически, несмотря на благие намерения властей, они сразу превращались в гетто. В Америке так называемые «проджекты» стали символом нищеты, расовой и социальной сегрегации, тогда как в СССР они на тот момент означали свободу (большую, чем в бараке или коммуналке), и рост благосостояния. Разную реакцию на массовое жилье Урбан объясняет различными традициями и представлением об идеале. В СССР переезд из деревни или коммуналки в многоквартирный дом было однозначным улучшением, там был водопровод, отопление, канализация, электричество. В США образ хорошего, достойного жилья — собственный дом.
Важно учитывать и то, как менялась повседневная жизнь в типовом жилье. Для подавляющей массы землян переезд из лачуги в фавеле или тростниковой хижины в самую что ни наесть панельную башню-муравейник, остается несбыточной мечтой. Такое переселение сулит им не только новый уровень жизни, но и изменение всех бытовых практик. Автор «Башни и коробки» на примере индийского Мумбаи показывает, какие психологические и даже ментальные изменения происходят со счастливчиками, которые селятся в проклинаемых на западе панельках. Примеры Азии и Америки наглядно показывают, что универсального решения по типовому массовому жилью нет. «То что для русского радость, для немца смерть». Бессмысленно применять одни и те же решения в разных условиях, на разных континентах, в разное время.
Флориан Урбан осознает, что при росте населения земли обойтись без типового промышленного жилого строительства невозможно. Однако он подчеркивает, что модернистские подходы к строительству устарели. Сегодня на разных континентах вырабатываются новые решения проблемы стандартного жилья. На примере семи совершенно разных городов автор рассматривает историю кварталов. Когда в 1972 году в США, в Сент-Луисе, было принято решение по сносу образцового для 1954 года социального жилого массива Pruitt-Igoe, в Индии строительство индустриального жилья еще не достигло максимума.
Внимательно рассматривая разные кейсы, можно подумать, что отцы современной московской реновации «Башню и коробку», одну из самых авторитетных книг о массовом жилье, написанную в 2011 году, не читали. Или, по крайней мере, не сделали выводов. Новые многоэтажные дома не дадут москвичам принципиально новую степень комфорта или новых бытовых практик, но приведут к скученному и неравному жительству. Москва вместо некрасивых хрущоб в зеленых дворах, некогда наполненных надеждой, получит веселенькие, но еще более скученные нью-йоркские проджекты, изначально депрессивные и лишенные всякой надежды на лучшее будущее. После чтения книги Урбана становится очевидно, что реновационные проекты — тупиковый путь развития массового типового жилищного строительства. Хотя само индустриальное строительство жилья — не тупик.
Что еще почитать об архитектуре и урбанистике на «Горьком»?
Интервью с лауреатом премии «Просветитель» Сергеем Кавтарадзе.
Пять книг о перестройке городов.
Рецензия на гид по московскому модернизму.
Рассказ о немецкой книге про хрущевки.
Рецензия на книгу Андреаса Шёнле «Архитектура забвения».
Обзор книг о конктруктивизме и постконструктивизме.