Эдит Штайн. К проблеме вчувствования. Минск: Логинов, 2018. Перевод с немецкого И. Казаковой и Т. Щитцовой
Кто написал?
Эдит Штайн — философ, богослов, кармелитская монахиня и католическая святая. В ее судьбе отражается интеллектуальная и политическая история первой половины ХХ века. Эдит родилась в Бреслау (ныне Вроцлав) в 1891 году в огромной еврейской семье. Уже в школе проявила интерес к философии и отреклась от иудейской веры. Работу над диссертацией прервала на два года во время мировой войны, дабы служить в инфекционном военном госпитале. В 1916-м блистательно защищается во Фрайбурге у Гуссерля, где впоследствии работает его ассистентом. Из-за половой сегрегации преподавать в университете смогла начать только в 1932 году.
Научные интересы, феноменология и книга Терезы Авильской привели ее в католичество в 1922 году. В 1933-м принимает обет монахини-кармелитки. Пишет несколько книг и важнейшее воззвание к Папе римскому о политике нацистской Германии. Несмотря на попытки сочувствующих спрятать Штайн в различных монастырях, она добровольно отказывается от перевода из Голландии в Швейцарию. В августе 1942 года попадает в Освенцим, где гибнет через два дня в газовой камере.
О чем книга?
«Вчувствование» — это не что иное, как эмпатия. Эдит Штайн очень рано сформулировала тему своей диссертации, а книга — часть ее огромной квалификационной работы, рассматривающей эмпатию в терминах феноменологии. Книга разделена на три части части: «Сущность акта вчувствования», кроме определения и методологии исследования, автор помещает сюда и критику описания феномена другими философами; «Конструкция психофизического индивидуума», здесь Штайн вводит ряд определений и ищет феноменологические подходы к Другому; «Вчувствование как понимание духовной персоны».
Эдита Штайн
Зачем читать?
Перед нами уникальный артефакт ХХ века. Сто лет назад была защищена диссертация, которая не дошла до нас в полном объеме. У нас есть рецензии Гуссерля, план автора, отзывы многих философов, критика и полемика, но полный текст отсутствует. Подобное неудивительно, когда мы говорим об утраченных античных источниках, но тут прошло всего сто лет! Перед нами только вторая, третья и четвертая части из семи.
Полная рукопись работы существовала в нескольких экземплярах, однако полный текст не пережил ХХ век. Он мог быть утрачен при нацистской чистке архива университета или при разорении дома семьи Штайн в Бреслау. Но даже в неполном виде книга важна и актуальна.
В замечательной вступительной статье Мария Антония Зондерман ссылается на не опубликованную по-русски автобиографию Штайн. В ней философ замечательно описывает труд ученого, сам процесс гуманитарного исследования и человеческие переживания, с ним связанные: вдохновение, целеустремленность, неуверенность, сомнение, разочарование, почти отторжение, творческий подъем, влияние на книгу об эмпатии собственных наблюдений за человеческими страданиями в военном госпитале.
Тот, кто в гусиной коже другого или в его замерзшем синюшном носу не видит, что он мерзнет, а сначала должен пустить в ход размышление, что дискомфорт есть «озноб», тот должен страдать весьма необычной аномалией постижения. К слову сказать, дискомфортное состояние озноба вовсе не обязательно может строиться на ощущениях холода, а может, например, появляться как сопутствующее физическое явление состояния возбуждения. С другой стороны, я вполне могу «мерзнуть, не замерзая», то есть иметь ощущения холода, по меньшей мере не чувствуя себя при этом дискомфортно. Плохо бы обстояло дело с нашим знанием чужих ощущений, если бы мы могли подступиться к ним, только идя обходным путем через состояния чувств, построенных на этих ощущениях.
Гарвардский проект: рассекреченные свидетельства о Великой Отечественной войне. М.: Политическая энциклопедия, 2019
Кто написал?
Сборник составили и подготовили Олег Будницкий и Людмила Новикова. Историки руководят Международным центром истории и социологии Второй мировой войны при ВШЭ.
Олег Витальевич — автор множества работ об эсерах, террористах, революции и Гражданской войне, замечательный историк и признанный авторитет в области отечественной истории ХХ века.
О чем книга?
Книга состоит из 37 интервью, собранных Гарвардским проектом в лагерях для перемещенных лиц в американской зоне оккупации Германии. Всего были опрошены 2 000 человек. Отобранные интервью посвящены жизни советских граждан в годы Великой Отечественной войны на территориях, занятых немецкими войсками. Книга вышла в серии «История коллаборационизма».
Зачем читать?
Сначала следует рассказать, что такое «Гарвардский проект». В 1948 году ВВС США заказали вновь организованному Русскому центру Гарвардского университета исследование на тему возможной реакции граждан СССР на массированные бомбардировки. Задача весьма конкретная, ВВС надо было выбрать цели так, чтобы деморализовать гражданское население, не ожесточив его, но подавив саму мысль о сопротивлении.
Ученые есть ученые, и проект трансформировался в «Гарвардский проект по советской социальной системе», одно из первых политико-социологических исследований советского общества. Составляющей частью проекта были научные опросы в лагерях для «перемещенных лиц» (DP) из числа советских граждан. Понятно, что в 1950 году в американской зоне среди «ди-пи» остались только те, кто крайне не хотел быть репатриированным и имел на это веские причины. Коллаборационисты, сепаратисты, идейные несогласные с советской властью. Очевидно, что их было немало.
Героев интервью объединяла нелюбовь, мягко говоря, к советской власти. Вместо возвращения на родину они выбрали концлагерь. Хотя интервью принципиально брались анонимно, они оказались настолько подробны и велики, что составители сборника смогли установить личности многих. В точных объемных комментариях описаны краткие биографии установленных респондентов.
Перед нами уникальный материал, порой опровергающий официальную точку зрения на оккупацию, а порой и подтверждающий ее. Перемещенным лицам незачем было обелять или демонизировать фашистов, что серьезно повышает ценность их рассказов.
Даже самые бандитствующие элементы из числа советских солдат и то относились к немецким детям лучше, чем немцы относились к нашим детям. Одна крестьянка рассказывала, что в ее доме при немцах разместился немецкий врач, который относился к ней хорошо. Я запомнил ее слова, потому что такие случаи были исключением. Мы слышали о евреях, убитых немцами. Коган, жена моего русского друга, профессора Самарина (специалиста-отоларинголога), была расстреляна как еврейка в присутствии мужа, хотя она и была крещена. Был убит и доктор Гольцфельд вместе со всей своей семьей. Убили они и еще одного еврея, который был настроен решительно антисоветски и с надеждой дожидался прихода немцев. Также мой переплетчик, старик Кейлин, семидесятилетний глава семьи, и его жена, оба настроены враждебно к советской власти, были убиты как евреи. Когда я узнал об этом, у меня пропали последние иллюзии относительно моей дальнейшей судьбы, попади я в плен к немцам.
Другие бойцы моей части воспринимали все примерно так же. Случаев дезертирства среди нас не было. <...>
В 1943 г. немцам было уже почти невозможно перетянуть кого-либо на свою сторону: своими действиями они настроили народ против себя. Важнейшим фактором стала не столько их борьба с партизанами, сколько издевательства над мирным населением.
1 ноября 1950 г. ИНТЕРВЬЮ 64. Борис Николаевич Ольшанский.
И. М. Супоницкая. Антиномия американского Юга: Свобода и рабство. М.: Ленанд, 2019
Кто написал?
Ирина Марковна Супоницкая — ведущий научный сотрудник Института всеобщий истории РАН, доктор исторических наук, специалист по истории Америки и российско-американским отношениям.
О чем книга?
Работа о политическом, экономическом, ментальном состоянии американского Юга накануне Гражданской войны 1840–1861 годов. В книге описаны главные противоречия в обществе, приведшие к попытке сецессии, Гражданской войне и поражению конфедератов. Автор опирается на множество американских работ за полтора века исследований.
Зачем читать?
«Антиномия американского Юга» издавалась в Институте всеобщей истории РАН в 1998 году. Второе издание, исправленное и дополненное, не потеряло актуальности, а даже напротив. Ирина Марковна развеивает миф, свойственный не только российскому читателю, но и укорененному в США, об однородности американского Юга. В течение долгого времени южанин виделся как богатый белый плантатор-рабовладелец. Такое представление ущербно, это все равно что представлять типичного россиянина олигархом.
Солдаты во время Гражданской войны, штат Вирджиниа, 1863 год
Богатые плантаторы, имевшие больше сотни рабов, составляли лишь один процент белых южан. На «верхнем Юге» жили фермеры, жизнь которых была богаче, но не сильно отличалась от жизни фермеров Севера. Большинство белых были безземельными и просто бедняками — «poor white trash». В чем же причина их поддержки конфедератов?
На Юге, несмотря на рабовладение, процветал капитализм, и даже самые тиранические эксплуататоры чернокожих вполне разделяли демократические ценности отцов-основателей и были включены во «внешнюю» торговлю, построенную по всем законам рынка. Вплоть до конца Гражданской войны южане были богаче северян, но можно ли говорить о «среднем» при огромном имущественном разрыве, значительно превышающем экономическое расслоение на Севере. Поражение в войне определялось существенными противоречиями внутри региона, а не радикальными преимуществами противника. После войны южные штаты впали в затяжную экономическую депрессию. Богачи-плантаторы вкладывали деньги в рабов как в «основное средство производства». Лишившись этого «ресурса», они остались без сильной промышленности, со слабо развитыми железными дорогами, но в прекрасных дворцах колониального стиля. Экономическое падение южных штатов Америка преодолела только в конце ХХ века, именно эти штаты сейчас развиваются стремительно.
В южных штатах были приняты законы, запрещающие учить рабов читать и писать. По акту 1704 г. в Южной Каролине нарушитель должен был платить штраф 100 фунтов стерлингов, в Джорджии — 20 фунтов. В 1819 г. запрет был введен в Виргинии. В Северной Каролине закон 1830 г. объяснял подобную меру тем, что обучение рабов «имеет тенденцию вызывать недовольство в их умах и побуждать к выступлениям и бунтам». Нарушения закона каралось штрафом от 100 до 200 долл. Или тюрьмой. Английский экономист Дж. Э. Кэрнст заметил по этому поводу: «Даже в древнем мире рабовладельцы не распространяли контроль на умы рабов».
Е. В. Прохорова, Е. Д. Твердюкова. Продовольственный рынок Петрограда — Ленинграда периода НЭПа. СПб.: Гуманитарная Академия, 2019
Кто написал?
Елена Дмитриевна Твердюкова — ведущий научный сотрудник Санкт-Петербургского института истории РАН, доктор наук, в круг научных интересов входит история советской торговли. Елизавета Викторовна Прохорова — кандидат исторических наук, защитилась в СПбГУ в 2017 году по теме: «Торгово-санитарный надзор в России в 1900–1933 гг.».
О чем книга?
Книга рассказывает о продовольственном рынке послереволюционного Ленинграда с 1921-го по 1928 год во всем его разнообразии, с учетом государственной, кооперативной и частной торговли. Многоукладность экономики периода НЭПа ставит совершенно новые задачи над контролем качества и санитарной безопасности продуктов, чему в книге уделено особое внимание. В монографии рассматривается сложнейшая система продовольственного снабжения большого города, ее трансформация, переход от фактически свободной торговли к государственной. Авторы отмечают, что подобных исследований в России еще не было.
В книге много информации о дореволюционной оценке качества продуктов и традиций такой оценки в России.
Зачем читать?
Во-первых, это интересно! Как снабжался огромный город? Как после разрухи и анархии Гражданской войны Советы обеспечили питанием город, население в котором изменялось с 740 тысяч человек в 1920-м до двух миллионов в 1930 году? Как в городе, увеличившемся в три раза, смогли накормить жителей? Или, по крайней мере, победить голод.
Авторы развеивают несколько устоявшихся заблуждений. НЭП не принес изобилия. Ассортимент товаров не достиг номенклатуры довоенного времени. К 1928 году большинство продуктов покупалось в кооперативной или государственной торговле, государство научилось успешно конкурировать с частником. Качество, как частных продуктов, так и государственных, значительно упало, но государственные было проще контролировать. Изобилие фальсификатов было вызвано не только «жадностью» нэпманов, но и неудовлетворенным рынком.
Нельзя сказать, что ленинградцы были неприхотливы в еде, но претензий к качеству было значительно меньше, чем к цене продуктов. Даже некачественные, но съедобные продукты потреблялись быстро из-за нехватки. Карточная система воспринималась горожанами не как ограничение, а, напротив, как гарантия хотя бы минимального потребления. Государство стало анализировать, планировать и даже организовывать потребление. Например, перераспределяя предложение между регионами, городом и деревней и так далее.
По данным бюджетной статистики за первый квартал 1926/1927 операционного года, ленинградские рабочие тратили на спиртные напитки до 4,2 % своего бюджета. И по абсолютным, и по относительным показателям этих затрат Ленинград опережал другие города, в том числе Москву. В последующем на лидирующие позиции по «алкогольным» расходам вышли города Урала и Донбасса. В 1927 г. у ленинградцев траты на спиртное составили 4 руб. 88 коп. в месяц (3,7 %), а на культурные нужды — 2 руб. 68 коп. (2,1 %).