Столкновение утопий

Все мы начиная с 24 февраля 2022 года оказались перед лицом наступающего варварства, насилия и лжи. В этой ситуации чрезвычайно важно сохранить хотя бы остатки культуры и поддержать ценности гуманизма — в том числе ради будущего России. Поэтому редакция «Горького» продолжит говорить о книгах, напоминая нашим читателям, что в мире остается место мысли и вымыслу.

Йен Р. Маклауд. Светлые века. М.: АСТ; СПб.: Астрель СПб, 2025. Перевод с английского Наталии Осояну

«Светлые века» (The Light Ages), роман о смене эпох, написанный на рубеже тысячелетий, впервые вышел на английском в 2003-м, а на русском — двадцать два года спустя. Однако солидная пауза книге не навредила: роман, как принято выражаться, «хорошо состарился». Британец Йен Маклауд вообще далеко не последний среди равных: он дважды удостоен World Fantasy Award, завоевал премию журнала Locus, мемориальную премию Джона Кэмпбелла, премию Артура Ч. Кларка, неоднократно выходил в финал «Хьюго» и «Небьюлы» — в общем, увешан премиальным золотом и серебром с ног до головы. Но как-то потерялся, ускользнул от всевидящего ока наших издателей: это первая его крупная вещь, опубликованная в России. Что ж, настало время наверстать упущенное.

«Светлые века» начинаются довольно консервативно — с развернутой экспозиции, которая задает тон повествованию и в некотором смысле зеркально отражает всю фабулу романа. По ночному Лондону шагает Роберт Берроуз, стареющий мужчина в неброском, но ладно скроенном костюме и с тяжелой тростью в руке. Он уходит все дальше от широких улиц, заполненных «чистой» публикой, от дворцов, освещенных яркими газовыми фонарями, туда, где на фоне покосившихся фабричных труб темнеют силуэты кривобоких хибар, где рыщут стайки золотушных детей, а опоры разрушенного моста тонут в водах зловонной от промышленных стоков Темзы. Там ютятся обитатели лондонского дна: безработные, проститутки, безумцы, мутанты-«подменыши», люди — и не совсем люди, — по разным причинам выброшенные на обочину жизни. Там прошла юность Роберта, когда-то пламенного революционера и репортера подпольной газеты, а ныне — состоятельного рантье и известного в городе мецената. Но вот чего лондонский истеблишмент не знает, так это того, что именно Берроуз когда-то невольно запустил механизм, положивший конец Прошлому и открывший дорогу Новому Веку.

Если субжанр «стимпанк» обязан своим именем паровым технологиям, то «Светлые века» Йена Маклауда по аналогии можно отнести к «эфирному панку». В конце XVII века в Англии (а может, и не в Англии, тут показания разнятся) открыт эфир: чудесная субстанция, которая позволяет создавать любые устройства, какие только придут конструкторам в голову. Можно больше не изучать законы природы, чтобы использовать их самым эффективным способом, а подчинять, гнуть эти законы в бараний рог. Металл не выдерживает давления? Укрепим его магией! Здание разваливается под собственной тяжестью? Покроем балки чудесной амальгамой и забудем все проблемы как страшный сон. Поезд движется слишком медленно? Нарисуем пентаграмму — и разгоним состав до рекордных пятидесяти миль в час!

Грохоча и вибрируя, насосы высасывают эфир из камней Старой Доброй Англии, в алхимических ретортах Волшебство переплавляется в Прогресс. Наступают Индустриальные Века, эпоха ленивых инженеров: «Если можно заставить какую-нибудь штуковину работать при помощи покрытия с дивоблеском и заклинания, к чему утруждаться усовершенствованиями?» Времена королей давно позади, миром правят не аристократы-землевладельцы, а маги промышленного века, представители великих и малых гильдий, заклинатели паровых котлов, шаманы телеграфных линий, повелители газгольдеров. Расцвет науки не наступил: единственное, что здесь по-настоящему важно, — власть над эфиром и умение эту власть применять. Знание — ничто, воля — всё.

Хотя, возможно, на самом деле это первозданная магия стремится вырваться на свободу, воплотиться в материальном мире, подчинив себе человека, изменив его тело и душу. В таком случае Роберт Берроуз с его многочисленными скелетами в шкафах, с его ненавистью к несправедливому мироустройству, маниакальным желанием любой ценой докопаться до истины и все изменить, человек вне гильдий, чувствующий себя одинаково неуместным в зловонных подвалах и роскошных бальных залах, — марионетка, которую дергает за ниточки и подталкивает в нужном направлении неведомый безликий кукловод.

«Светлые века» — большая, сложная книга, которую трудно целиком втиснуть в жанровые рамки: одновременно роман воспитания, социальная фантастика, авантюрно-приключенческая проза, странная, замысловатая история с ненадежными рассказчиками и неочевидным подтекстом, et cetera, et cetera. Йен Маклауд признается, что в детстве зачитывался прозой англо-американской «новой волны», книгами Сэмюэла Дилэни, Роберта Сильверберга, Дж. Г. Балларда, Харлана Эллисона — прежде, чем переключиться на Дэвида Лоуренса и Т. С. Элиота. Это, впрочем, мало о чем нам говорит: на текстах «новой волны» выросла практически вся интеллектуальная фантастика конца двадцатого — начала двадцать первого веков. Референсы, если они действительно остро необходимы, разумнее искать в других местах и иных эпохах. «Светлые века» занимают промежуточное положение между «Дочерью Железного дракона» Майкла Суэнвика и «Вокзалом Потерянных снов» Чайны Мьевиля. Обстоятельность Диккенса у Маклауда сочетается с легкостью Марка Твена (думаю, тут отчасти заслуга переводчицы романа Наталии Осояну), по страницам рассыпаны отсылки к футуристам и прерафаэлитам, к Беллами и Фурье — и, пожалуй, к «Циклонопедии» Резы Негарестани. Последнее, возможно, объясняется сходством концепций: и там, и тут фигурирует чудесное вещество, обладающее собственной волей, без которого колесики цивилизации перестанут вращаться и все достижения последних столетий обратятся в колдовской дым.

Помимо прочего, «Светлые века» — роман о столкновении утопий. Здесь кто-то вздыхает о сказочной Эпохе Королей с благородными рыцарями и куртуазными дамами, когда первозданная магия была свободно разлита среди зеленых холмов. Кто-то мечтает об отказе от промышленного производства, об идеальной сельской жизни, здоровой и простой. Кто-то грезит о равноправии трудящихся, о том, чтобы на месте вилл, каждая из которых сама по себе произведение искусства, разрослись многоквартирные жилые комплексы для рабочих. Кто-то верит в «теорию малых дел», в то, что мир можно спасти, посильно жертвуя на благотворительность во время роскошных балов и пышных банкетов. Ну а кого-то (на самом деле большинство) вполне устраивает существующая гильдийская система с ее четкой внутренней иерархией и жестоким рационализмом: в конце концов, именно благодаря гильдиям исправно ходят поезда, печется хлеб, несет сточные воды канализация. Разве это не воплощенная утопия?

Чудесные грезы, охватившие Англию в преддверии Нового Века, мечты, которым не суждено сбыться, сталкиваются с треском и грохотом, давя неосторожных прохожих и обращая строения в груды кирпичей. Утопия на то и утопия: в реальном мире ей нет места. Будущее непредсказуемо, оно часто пугает и почти всегда разочаровывает — а на смену жажде перемен неизбежно приходит тоска по утраченному и ностальгия по несбывшемуся.

Но юный Роберт Берроуз об этом не задумывается, а зрелый не в состоянии ничего изменить — да уже и не уверен, что какие-то изменения тут возможны.

Века сменяют друг друга, а счастья все нет — да и справедливостью не пахнет.