Все мы начиная с 24 февраля 2022 года оказались перед лицом наступающего варварства, насилия и лжи. В этой ситуации чрезвычайно важно сохранить хотя бы остатки культуры и поддержать ценности гуманизма — в том числе ради будущего России. Поэтому редакция «Горького» продолжит говорить о книгах, напоминая нашим читателям, что в мире остается место мысли и вымыслу.
Марк Блок. Короли-чудотворцы. Очерк представлений о сверхъестественном характере королевской власти, распространенных преимущественно во Франции и в Англии. М.: Издательская группа «Альма матер», 2022. Перевод Веры Мильчиной. Содержание
Марк Блок — один из основателей (вместе с Люсьеном Лефевром) школы «Анналов», герой Сопротивления, расстрелянный гестапо, человек, придумавший, как по-новому изучать историю в XX веке. «Короли-чудотворцы» — одна из книг, заложивших фундамент этой школы; опубликованная в 1924 году, она впервые вышла на русском в 1998-м и была переиздана только сейчас. Это исследование о том, как возникает, поддерживается и исчезает народная вера в способность средневековых монархов совершать чудеса — например, за счет возложения рук.
Как пишет во вступительной статье Жак ле Гофф, блистательный последователь Блока и Лефевра, важным импульсом к написанию книги стало участие автора в Первой мировой. Историк из окопа наблюдал, как общество, казалось бы просвещенное, возвращается в почти средневековое состояние, и одним из симптомов этого возвращения — если не сказать падения — служит распространение в военное время ложных слухов. «Отсюда диагноз, который поставит Марк Блок в конце своего труда о королевском чуде: „гигантский ложный слух”». Несмотря на критический рационализм, который можно усмотреть в этом тезисе, ученый ничуть не ставит своей целью разоблачить средневековую ментальность, но желает реконструировать условия возможности веры в чудо и то, как эти условия разрушаются.
«Короли-чудотворцы» — замечательный пример того, что в школе «Анналов» называли «тотальной историей», т. е. историей, которая не ограничивается экономическими или политическими аспектами, а пытается ухватить общественные процессы целиком на продолжительных временных отрезках, и это стремление к цельности роднит ее с исторической антропологией.
«От судорог: ступайте в Великую Пятницу в пять приходских церквей и возьмите в каждой первый пенни, который будет пожертвован во время поклонения кресту; соберите их все вместе, встаньте перед крестом и пять раз прочтите Pater в честь пяти ран Христа, и носите монеты с собою пять дней подряд, каждый день читая ту же молитву тем же образом; а затем сделайте из этих монет, без примеси какого бы то ни было другого металла, кольцо; велите написать на внутренней стороне: Jasper, Bastasar, Attrapa, а на внешней стороне: Ihc. Nazarenus; заберите кольцо у ювелира в пятницу, предварительно пять раз произнеся Pater, а затем носите его, не снимая».
Дэнни Дорлинг, Стюарт Гител-Бастен. Почему важна демография. М.: Издательский дом НИУ ВШЭ, 2022. Перевод с английского Александра Писарева. Содержание
Хотя не всякий сходу скажет, что изучает демография, все считают себя экспертами в этой области: каждый знает, что планете грозит катастрофическое перенаселение, в развитых странах рождаемость падает, а если где-то растет, то это страны, откуда лучше не пускать мигрантов, чтобы не навредить национальной культуре.
Два британских демографа написали книгу о том, что все это вовсе не так. Точнее — все куда сложнее, когда речь заходит о положительном или отрицательном эффекте тех или иных явлений. Как пишут сами исследователи, может показаться, что они предлагают некоторый агностицизм в отношении демографических тенденций, но это вовсе не потому, что они полагают, будто демография не важна и не поддается контролю. Как раз наоборот, контроль будущего возможен только через углубленное понимание того, что и почему происходит.
Получилось очень недушное — и вполне доступное неспециалистам — введение в современные вопросы демографии (местами странно оптимистичное). Почему мировые показатели рождаемости близки к обвалу? Как демография и статистика используются в политических целях? Нужно ли измерять показатели дружбы, учитывая сокращение числа родственных связей? Как происходит старение в разных странах? Почему миграция будет расти и что в связи с этим изменится? А что насчет евгеники в ее исторических и современных формах? И наконец, как научиться видеть за цифрами и графиками живых людей?
«Получается головоломка. Если люди хотят иметь двух детей, а государства применяют множество мер, прямо направленных на то, чтобы помочь семьям завести побольше детей, то почему показатели рождаемости как будто упрямо не реагируют на это? Мы утверждаем, что это несоответствие обусловлено следующим: если вы считаете низкую рождаемость проблемой, то и вводить будете меры, нацеленные на ее решение. Однако если поглубже посмотреть на то, почему существует такой разрыв между идеальной и фактической рождаемостью, и понять, почему эти желания в конечном счете не реализуются, то удастся составить более адекватную причину низкой рождаемости и, следовательно, возможной роли политических мер в помощи людям в реализации их желаний».
Стивен Коткин. Сталин: в 3 т. Т. 1. Парадоксы власти, 1878–1928: в 2 книгах. Книга 2. М.: Издательство Института Гайдара, 2022. Перевод с английского Николая Эдельмана, научный редактор Андрей Белых. Содержание. Фрагмент
Второй том первой книги колоссального труда Стивена Коткина начинается с предсмертных мук Ленина, пытающегося на исходе дней примирить Сталина и Троцкого, а завершается Шахтинским процессом над донбасскими «контрреволюционерами». Этот небольшой временной промежуток ознаменовался совершенно головокружительными поворотами во внутренней истории только появившегося Советского Союза: «вождь уездного масштаба» (выражение Троцкого) умудрился организовать личную диктатуру внутри диктатуры коллективной с последующей ликвидацией последней, а заодно приступить к ликвидации крестьянства как класса — этот процесс шокировал коллег Сталина даже больше, чем внутрипартийный террор.
Рассказывая об этом периоде, длившемся с 1922 по 1928 год, Коткин особое внимание заостряет не только на масштабных событиях, но и на вроде бы незначительных мелочах, не попадающих в учебники истории, — будь то дежурная встреча с заводскими рабочими Кавказа или содержание направленных Молотову записок о всеобщей забастовке в Великобритании. Именно из таких деталей складывается фактурный портрет Сталина в переломный период его личной биографии, да и биографии всей страны. С одной стороны, Иосиф Виссарионович в книге Коткина поражает действительно феноменальной политической проницательностью и дьявольской парадоксальностью мысли. С другой стороны — это все тот же диктатор, которого все мы прекрасно знаем, но в значительно очеловеченной версии: культ собственной личности он устанавливает не щелчком кровавых пальцев, а тщательными и последовательными манипуляциями, которые в наше время еще называют многоходовочками.
Эта книга наверняка вызовет неуютные ощущения у той части левых, которые верят, что Сталин узурпировал власть и извратил учение марксизма-ленинизма (согласно Коткину, не совсем узурпировал и не так уж извратил), ну а менее щепетильные продолжатели великого дела Октября ее просто не возьмут в руки. И совершат чудовищную ошибку.
«1 ноября Сталин выступил со своим докладом, пересказав всю историю оппозиции со своей точки зрения и высмеяв мнимую музыкальность работ Троцкого. „Ленинизм как „мышечное ощущение в физическом труде”, — процитировал его Сталин, источая сарказм. — Не правда ли — и ново, и оригинально, и глубокомысленно. Вы поняли что-нибудь? (Смех). Все это очень красочно, музыкально и, если хотите, даже великолепно. Не хватает только „мелочи”: простого и человеческого определения ленинизма”.
Троцкий встал, повернулся к грузину, указал на него пальцем и воскликнул: „Первый секретарь выставляет свою кандидатуру на должность могильщика революции!” Сталин вспыхнул от злобы и выбежал из зала, хлопнув дверью».
Роман Якобсон и Клод Леви-Стросс. Переписка, 1942–1982. М.: Издательский дом «Дело» РАНХиГС, 2022. Перевод с французского О. Волчек. Содержание
Эпохальная встреча Романа Якобсона и Клода Леви-Стросса, перешедшая в дружбу, стала поворотной точкой в истории гуманитарного знания: именно с их знакомства — точнее, с появления совместной статьи о «Кошках» Бодлера — началось шествие структурализма по миру. Поэтому переписка их едва ли нуждается в особых рекомендациях — понятно, что мы имеем дело с ценнейшим памятником научной мысли и человеческого духа, в котором пускай не так много личных подробностей, но даже сугубо деловые вопросы обсуждаются с настоящей страстью и энтузиазмом.
«Учитывая, что это чередование рифм, основанное на наличии или отсутствии безударного е в конце стихов, перестало быть реальным, Граммон видит, как оно уступает место чередованию рифм, оканчивающихся на согласную или ударную гласную. Будучи готовым признать, что „все вокалические окончания являются мужскими”, Рудрауф в то же время испытывает искушение установить шкалу из двадцати четырех рангов для консонантных рифм, „от самых резких и самых вирильных к самым женственно слащавым”».
Антонио Катифоро. Жизнь Петра Великого. М.: Новое литературное обозрение, 2022. Перевод с итальянского М. Талалая. Содержание
К 350-летию со дня рождения Петра I «Новое литературное обозрение» выпустило в новом переводе одно из самых ранних и популярных жизнеописаний первого российского императора. Его автор, итало-греческий просветитель Антонио Катифоро, был православным священнослужителем и венецианцем, отличался завидной ученостью, к российским делам почти никакого отношения не имел, однако его интерес был велик настолько, что он составил объемную и весьма благожелательную биографию Петра по извлечениям из чужих трудов — сказалась, видимо, конфессиональная принадлежность автора, а также его следование античным предшественникам, достигшим в мастерстве прославления правителей прошлого значительных высот. Книжка очень литературная, увлекательная, но при этом сугубо научная с поправкой на время ее создания: многочисленные неточности и огрехи подробнейшим образом прокомментированы специалистами, включая Е. Анисимова.
«Проницательный Петр заметил неизменную склонность стрельцов к мятежу и заговорам против его особы и решил устранить эту угрозу, упразднив эти войска, в чем-то напоминающие римских преторианцев или янычаров Великого султана».