Все мы начиная с 24 февраля 2022 года оказались перед лицом наступающего варварства, насилия и лжи. В этой ситуации чрезвычайно важно сохранить хотя бы остатки культуры и поддержать ценности гуманизма — в том числе ради будущего России. Поэтому редакция «Горького» продолжит говорить о книгах, напоминая нашим читателям, что в мире остается место мысли и вымыслу.
Шейла Фицпатрик. Кратчайшая история Советского Союза. М.: Альпина нон-фикшн, 2023. Перевод с английского Галины Бородиной. Содержание. Фрагмент
Попытки ответить на вопрос «что такое советская власть?» не прекращаются с 1917 года, и, хотя какие-то успехи исследователи в этом продемонстрировали, не менее успешным было и развенчание самого этого вопроса как повода скорее к разворачиванию очередного политического мифа, чем к описанию конкретного исторического процесса (разумеется, в конечном счете одного не бывает без другого). Можно объяснять динамику советского проекта с помощью теории модернизации — то есть как вполне типичную попытку периферийной страны встроиться в мир промышленного производства и атомизированных социальных взаимодействий; можно — как сейчас особенно соблазнительно — говорить об СССР как о колониальной империи; можно говорить о ней из перспективы реализации коммунистической идеологии, хоть в апологетическом, в хоть в критическом духе; много чего еще можно написать.
Шейла Фицпатрик — один из ведущих западных историков-советологов, в далеких 1960-х стоявшая у истоков социальной истории СССР и с тех пор не переставшая выпускать новые исследования с историко-социологическим фокусом; многие из них изданы на русском языке. И хотя логично было бы предположить, что когда автор массы работ по истории русской революции и сталинского периода, впервые посетившая Советский Союз в конце 1960-х годов, в 81 год выпускает книгу «Кратчайшая история Советского Союза», то в ней будет обобщен весь бесценный опыт и сделаны последние выводы, в действительности эта работа вовсе не претендует ни на что подобное. Мы не найдем в книге какой-то центральной проблемы, рассмотрение которой позволяет ответить на сакраментальный вопрос — скорее Фицпатрик работает здесь в жанре обычного учебника истории.
Итак, автор «Кратчайшей истории» обобщает более-менее известные факты и тенденции советской истории; в ее нарративе не предусмотрена ни какая-то неожиданная хронология, ни фокус на каких-либо процессах, остающихся на периферии и потому при первом знакомстве поражающих воображение. Сам Советский Союз рассматривается здесь — в высшей степени консервативном духе — как государство, а не как, например, часть международного рабочего движения или мировой экономической системы. Рассказывая о каждом периоде, Фицпатрик поочередно рисует социологический портрет первых лиц государства, пробегается по социальной истории и демографии, международным отношениям и внутренней политике, делая акцент на крупнейших реформах и поворотных государственных решениях — иными словами, рассказывает историю в настолько простой рамке, что это само по себе уже удивляет; хотя, конечно, нельзя не заметить, что историко-социологические разделы насыщены неожиданными деталями в большей степени, чем другие. Поэтому тем более ценно, что Фицпатрик, лично сделавшая немало открытий в нескольких областях советологии, избежала соблазна объяснить советскую историю через какое-либо из них.
Более того, не увлекаясь какими-либо проблемами советской истории как центральными, Фицпатрик не забывает о них упомянуть, и тот факт, что в дальнейшем повествовании вести о них речь оказывается нецелесообразным, уже о многом говорит нам. Попробуем пробежаться по нескольким самым заметным противоречиям советской истории, которые так часто перетягивают на себя все одеяло.
1. Спонтанность и планирование
Социал-демократы еще со времен I Интернационала были уверены в том, что ухватили законы истории не только в общих чертах, но даже и в деталях, и поэтому собирались вот-вот взять эту историю под уздцы. До укрепления советской власти это находило выражение в революционной теории, после — в идее планированного государственного строительства. При этом не секрет, что большевикам и созданному ими государственному аппарату порой действительно удавалось как по волшебству преодолевать невероятные трудности, включая, например, Гражданскую войну и послевоенное становление страны (и к этому апеллируют те, кто склонен согласиться, что законы истории действительно были ухвачены); однако немало драматических эпизодов свидетельствуют, что едва ли даже советская элита хорошо понимала, как устроено ее государство, и могла планировать его развитие. Сам захват власти в 1917 году был скорее спонтанным решением, аргументация в пользу которого в рамках марксизма придумывалась ситуативно и менялась по ходу пьесы; возвышение Сталина в 1920-х стало возможным благодаря аппаратным интригам — а значит, устройство этого аппарата было неочевидным даже для представителей высших эшелонов власти; коллективизация и индустриализация, хотя и были с маниакальным рвением увешаны лозунгами рационального планирования, проходили тоже в высшей степени спонтанно; наконец, сам распад Советского Союза стал демонстрацией того, насколько плохо партия и государство слышат себя и общество.
2. Господство и эмансипация
Второй соблазнительной рамкой, при взгляде через которую история СССР будто бы видна как на ладони, является противоречие между, с одной стороны, эмансипаторными устремлениями и практиками большевиков, а с другой — их любовью к территориальной экспансии и прогрессистскими убеждениями, сходными с идеологией некоторых колониальных империй. На первую чашу весов обычно ложатся такие процессы, как резкое повышение вертикальной мобильности, рекордные урожаи на ниве женской эмансипации, кампании по коренизации, успешный нацбилдинг на бывших национальных окраинах империи Романовых и, наконец, сравнительно невысокий уровень экономического неравенства на протяжении всех семидесяти четырех лет существования советского государства. На вторую — ряд вероломных вторжений, несколько актов геноцида, жертвоприношение многомиллионного крестьянства на алтаре промышленной модернизации со стороны городских классов и не прекращавшийся с окончания Гражданской войны процесс консервации элит.
3. Локальность и универсальность
Еще одним распространенным способом ответить на вопрос о природе советской власти является фокус либо на включенности советского проекта в глобальные процессы и на его всемирно-исторической роли, либо на его сугубо местных особенностях и преемственности с историей региона. Здесь также мы можем найти массу аргументов в пользу того, что проект СССР вырос из международного рабочего движения и всеевропейской социал-демократии, что на протяжении всей своей жизни советское государств потратило немало усилий если не для разжигания мировой революции, то хотя бы для формирования глобального блока социалистических государств и так далее. На противоположной чаше весов будут лежать, например, бердяевские представления о «русском коммунизме» как об особом типе религиозности, легко параллелящиеся проекты советских реформаторов и реформаторов эпохи Петра I или Александра II, наконец, сфера международного влияния московской власти, близкая по контурам к сфере влияния Российской империи. Более нюансированная позиция будет указывать, например, на синхронность изменения демографических показателей европейской части СССР с демографическими показателями Западной Европы и показателей центральноазиатских советских республик — с несоветскими обществами этого региона.
Это, разумеется, случайный и далеко не полный список горячих тем, ухватившись за которые можно однозначно ответить на вопрос о природе советской власти и преисполниться чувством правоты. Тем не менее, как только мы отвлекаемся от конкретных эпизодов — вроде тех, что перечислены в каждом из пунктов, — эти противоречия теряют свою объясняющую силу. И то, как Фицпатрик берется за каждое из них, а потом непринужденно отбрасывает, пожалуй, самое ценное и поучительное, что есть в «Кратчайшей истории СССР».
В такого рода заземлении нуждаются скорее те, кто уже выбрал для себя какую-то центральную проблему советской истории и погрузился в нее с головой, потеряв обзор на все остальное. Для тех же читателей, которые подобными фокусами еще не занимались, в новой книге Фицпатрик расставлены своего рода проблематические маячки, сигналящие, что ряд общеизвестных проблем в действительности оказываются намного более сложными, чем предстают в массовой культуре, и при желании туда, возможно, стоит окунуться с головой, чтобы сформировать свою позицию по вопросу об СССР и быть непримиримым.