Книга Питера Коззенса «И будет рыдать земля» повествует о трех финальных десятилетиях Индейских войн на Великих равнинах. В ней воссоздается максимально полная хроника тех событий, а особое внимание историк уделяет настроениям в американском обществе, расколовшемся на пацифистов и сторонников полного физического уничтожения коренных жителей континента. О том, чем эта книга может быть интересна не только американистам, рассказывает Эдуард Лукоянов.

Все мы начиная с 24 февраля 2022 года оказались перед лицом наступающего варварства, насилия и лжи. В этой ситуации чрезвычайно важно сохранить хотя бы остатки культуры и поддержать ценности гуманизма — в том числе ради будущего России. Поэтому редакция «Горького» продолжит говорить о книгах, напоминая нашим читателям, что в мире остается место мысли и вымыслу.

Питер Коззенс. И будет рыдать земля: как у индейцев отняли Америку. М.: Альпина нон-фикшн, 2022. Перевод с английского Марии Десятовой. Содержание. Фрагмент

Историческая память способна на удивительные вывихи. В течение ста лет после начала Индейских войн в США обитатели Великих равнин воспринимались в культуре и массовом сознании как абсолютное воплощение зла, своего рода «антицивилизация» жестоких варваров, вероломных дикарей, украшающих одежды скальпами христианских младенцев.

Все изменилось в 1960-е, когда американское общество переживало революционную трансформацию общества и сопутствующую ревизию родной истории. Тогда начали выходить многочисленные книги и фильмы, открывшие нации глаза на всю чудовищность кровавых событий, приведших к практически полному уничтожению североамериканских индейцев. Пусть и запоздало, но в американской культуре возник дискурс раскаяния за тяжкие грехи предков-поселенцев.

Вроде бы в этом закономерном социально-историческом процессе нет ничего плохого. Однако уже в наши дни мы видим, как виктимность индейцев становится поводом для безобразных политических спекуляций, касающихся уже ныне живущих. К подобной риторике обращаются, например, американские и европейские ультраправые, через трагедию коренных народов продвигающие антимигрантскую повестку. Да и российские высокопоставленные сатирики тоже не прочь при любом удобном случае иронически обыграть истребление миллионов людей и дальнейшую судьбу их потомков (разумеется, оставляя за жирными скобками аналогичные события уже из отечественной истории).

Книга американского историка Питера Коззенса «И будет рыдать земля: как у индейцев отняли Америку» (в оригинале — The Earth Is Weeping: ​​The Epic Story Of The Indian Wars For The American West, но у русских всегда все только впереди и в ультимативной форме) призвана деконструировать оба устойчивых мифа, первым из которых является миф о благой «цивилизирующей миссии» белых, а другим оказывается не менее вредоносный миф о мудром индейце, познавшем все в этом мире, едва появившись на свет.

Хронология этой книги начинается с весьма символичного события — выставки вождей нескольких индейских племен, организованной в 1863 году Финеасом Барнумом. Вожди нескольких индейских племен в данном случае не были авторами, они были экспонатами, на которые можно было полюбоваться каждому горожанину, готовому стать беднее на четвертак. К гордым вождям, явно не до конца понимавшим, что это за просторный зал с зеваками, даже вышел президент Линкольн, вручивший старшему из них медаль и договор о мире между американцами и племенами. С куском бронзы и этой бумажкой вождь по имени Тощий Медведь вернулся в Канзас, чтобы показать их обитателям фронтира. На последних это, впрочем, не произвело никакого впечатления — Тощий Медведь, поверивший мудрому вождю бледнолицых, получил пулю.

Ну а завершается книга Питера Коззенса в 1891 году не менее душераздирающей сценой с участием еще одного индейского вождя, в имени которого присутствует животное, так похожее на человека, если с него снять кожу:

«Бьющий Медведь отыскал взглядом генерала Майлза. Спешившись, он решительным шагом подошел к генералу, сжимая в руках карабин. С минуту военачальники испытующе смотрели друг другу в глаза, потом Бьющий Медведь сложил оружие к ногам Майлза».

Между двумя этими событиями Коззенс расписывает подробную, насколько это только возможно, карту тридцатилетней войны, состоявшую из несчетного количества мелких сражений, набегов и карательных операций. Детальное воссоздание панорамы тех событий позволяет историку переосмыслить некоторые мифы, фундаментальные для современного осознания катастрофы Великих равнин.

В первую очередь Коззенс указывает на ключевой момент, порой ускользающий от колониального и постколониального взора: индейцы земель, примыкавших к фронтиру, представляли собой что угодно, но только не единую общность. Более того, в индейских племенах с их диктатом воинских традиций белые солдаты воспринимались как второстепенная угроза в сравнении с враждебными племенами: считалось, что служащие американской армии не такие уж славные воины, а победа над ними — не самое выдающееся достижение. Объединиться против общего врага удалось лишь индейцам Северо-Запада, остальные же были обречены на гибель в междоусобицах и столкновениях с американцами. Более того, Коззенс утверждает, что среди индейцев было огромное количество коллаборантов, уходивших служить в регулярную армию по личным мотивам:

«Личный состав у [генерала Джорджа] Крука подобрался, мягко говоря, небанальный. Воспользовавшись врожденной любовью апачей к сражениям, он предложил полное армейское жалованье тем из них, кто будет готов воевать против собственного народа. (От желающих отбоя не было)».

Но сильнее всего читателя, имеющего лишь общие представления об истории фронтира, полагаю, ошеломит следующий факт: «ни для одного из воевавших с регулярной армией племен земли, которые они называли своими, не были исконными». Дело в том, что воины, сопротивлявшиеся в XIX веке американским солдатам и поселенцам, сами незадолго до этого были вынуждены уйти с Восточного побережья и заняли новые для себя земли далеко не мирным путем. Таким образом, указывает Коззенс, битвы на Великих равнинах оказались вооруженным противостоянием двух больших категорий мигрантов, а по итогам войны был «утрачен традиционный индейский уклад жизни, но не то чтобы очень давний».

Впрочем, столь же неоднородным оставалось и американское общество, только что прошедшее через Гражданскую войну: если совсем недавно вражда велась по оси Север — Юг, то теперь страна разделилась на требующий крови Запад и гуманистически настроенный Восток, элиты которого осуждали неоправданное, на их взгляд, насилие по отношению к индейцам. Не было согласия и в правительстве. Конечно, никто из высокопоставленных чиновников даже не думал оставить индейцев в покое, но споры велись вокруг того, как решить проблему коренных народов: через полное физическое уничтожение или через разрушение их традиционного уклада, неприемлемого с точки зрения «цивилизованного» человека. Отсутствие единодушия по этому вопросу, к слову, позволяет историку усомниться в том, насколько уместен здесь термин «геноцид» — автор решительно отвергает подобное словоупотребление (на мой взгляд, даже слишком решительно). Однако на самом деле терминологические споры в данном случае не так важны. Куда важнее то, как Коззенс убедительно доказывает простую, но даже сейчас недоступную многим истину: «цивилизирование», что бы ни утверждали его апологеты, ни в коем случае не направлено на улучшение качества жизни тех, кто ему подвергается. «Цивилизирование» — это прежде всего ликвидация инаковости и, если потребуется, ликвидация носителей этой самой инаковости.

Коззенс также приводит множество любопытных и весьма поучительных свидетельств самого мрачного абсурда войны, объявленной индейцам, — офицеры американской армии, некоторые чиновники и даже рядовые поселенцы зачастую воспринимали собственные действия как преступные и попросту несправедливые:

«Сын преподобного Элиэйзера Томаса заявил, что к гибели его отца „привела подлая жестокость белых“. Один калифорнийский конгрессмен потребовал провести полное расследование этой войны, утверждая, что „со времен создания нашего правительства мы не знали разгула коррупции и мошенничества, подобных тому, что творится сейчас в индейских резервациях на Западном побережье“. Но в результате единственное проведенное расследование касалось сумм, в которые обошлась эта война Министерству финансов».

Возможно, самая большая моральная катастрофа Индейских войн заключалась в том, что «партия мира» в американском обществе была многочисленной и присутствовала даже в армейских кругах: но никакие гражданские протесты, никакие петиции, которыми пацифисты забрасывали конгресс, никакие рациональные доводы о том, что белым американцам просто физически не освоить столько захваченных земель, не могли противостоять старой доброй ксенофобии, переходящей в незамутненную ненависть. Вот лишь один случай, наглядно демонстрирующий, почему Индейские войны было не остановить.

Весной 1871 года неподалеку от города Тусона отряд апачей убил шестерых белых поселенцев. Местные жители отправились на поклон к командиру гарнизона, который посоветовал не беспокоить его по таким пустякам и разбираться самим. Тусонцы к нему прислушались и отправились в резервацию Кэмп-Грант, где дали бой населявшим ее индейцам. Битва завершилась славной победой: белые ополченцы убили порядка ста пятидесяти апачей, не потеряв ни одного из своих. Причина такого успеха была проста: в Кэмп-Гранте жило бедное племя, добровольно ушедшее в резервацию, чтобы в обмен на еду заготавливать сено для нужд фермеров. Почти все жертвы акции возмездия были женщинами и детьми, и оружия у них, разумеется, не было. Завершилась эта история пугающе просто:

«Побоище в Кэмп-Грант большинство аризонцев восприняли с восторгом: местная пресса назвала его „воздаянием по заслугам и примером, достойным подражания и повторения при первой же возможности“. Гуманисты из восточных штатов резню осудили, а президент Грант пригрозил отдать всю Территорию Аризона под трибунал, если устроивших бойню не привлекут к уголовной ответственности.

[Вождь] Эскиминзин не питал надежд на то, что справедливость восторжествует: ни один суд в Аризоне, сказал он Уитмену, не станет наказывать белого за убийство апачей. И он не ошибся. Тусонцы сожгли чучело прокурора, а присяжные оправдали убийц на основании того, что они якобы действовали в целях самообороны».

Естественно, жестокость была обоюдной: можно представить, в какой ужас приходили христиане, наблюдая выпотрошенные тела своих собратьев (индейцы изощренно увечили трупы поверженных врагов, веря, что так защитятся от их мести после смерти), а самый ценный совет, который мог дать командир новобранцу, заключался в том, что всегда нужно оставлять один патрон для себя.

Вообще, книга Коззенса — редкий удачный пример того, как историческая ревизия, построенная на не самом приятном дидактическом принципе «все не так однозначно», может эффективно работать, если, конечно, все и в самом деле было не так однозначно. Нередко этот метод таит очевидную опасность: за последовательностью тенденциозных фактов можно перестать видеть общую картину. Коззенсу удается избежать этого, во-первых, из-за абсолютно представительной фактуры, а во-вторых — из-за проходящего через весь текст искреннего сочувствия к жертвам несправедливости (почему-то в наших краях историков принято в таких случаях упрекать за необъективность, если, опять же, речь идет не про нашу родную историю).

«И будет рыдать земля» изображает войну такой, какая она и есть: полной вероломства, тотальной жестокости, бессмысленной и обрекающей агрессора на поражение — если не на поле боя, то в исторической перспективе. Книгу Коззенса стоит порекомендовать даже тем, кто прицельно не интересуется прошлым Соединенных Штатов, потому что она как минимум очень многое сообщает о нашем теперь уже общем настоящем в глобализованном мире.