Все мы начиная с 24 февраля 2022 года оказались перед лицом наступающего варварства, насилия и лжи. В этой ситуации чрезвычайно важно сохранить хотя бы остатки культуры и поддержать ценности гуманизма — в том числе ради будущего России. Поэтому редакция «Горького» продолжит говорить о книгах, напоминая нашим читателям, что в мире остается место мысли и вымыслу.
Павел Пепперштейн, Нейро Пепперштейн. Пытаясь проснуться. М.: Individuum, 2022
Первый в истории трюк своего рода — сборник рассказов, возникший в сотрудничестве человека с машиной. В роли первого выступил Павел Пепперштейн, в роли второй — нейросеть ruGPT-3, обученная на текстах Павла Викторовича. В книгу вошли 24 сочинения («сочинения»), авторство которых не указано — известно лишь, что каждый участник написал («написал») половину.
Разобраться, кто есть кто, сложнее, чем поначалу кажется, — не только нейросеть тренировалась на Пепперштейне, но и Пепперштейн стилизовал работы под машинную прозу (натренированную на Пепперштейне). Скользя по узорам на шкуре этого уробороса, в какой-то момент прекращаешь заниматься гаданием: это самоценный продукт из обманчиво знакомой психоделической Вселенной, и он доставляет кайф вне зависимости от технологических интриг.
Но важные вопросики тем не менее остаются: критические — о поэтике автора, столь успешно слившейся со своим цифровым слепком, и философские — о природе языка, иронии и сущности художественной коммуникации.
«Парочка куниц проникла в город с кинокамерами и сняла довольно компетентный документальный фильм».
Фланн О’Брайен. У Плыли-Две-Птицы. СПб.: Подписные издания, 2022. Перевод с английского Шаши Мартыновой
Этот памятник ирландского модернизма, увидевший свет в 1939 году, переводили на русский дважды: первая версия вышла в 1998-м под названием «Злой дух Пука, Добрая Фея, царь Свиини, я и мой дядя» (перевод Александра Панасьева), в 2000-м — «О водоплавающих» (перевод Владимира Симонова). За новый вариант отвечает Шаши Мартынова, подготовившая также подробный лингвокультурологический комментарий к путаному, но чрезвычайно веселому тексту.
О’Брайена называют протопостмодернистом: по сюжету дублинский студент пишет роман, главный герой которого — писатель — пишет роман, причем делает это настолько скверно, что персонажи в отместку начинают писать свой собственный роман, протагонистом которого является сам писатель. Все это разухабистое безобразие густо замешано на средневековых ирландских легендах. Особенно много отсылок к истории о короле Суини (привет «Американским богам» Геймана) — поэме о проклятом монархе, который был обречен скитаться по миру в обличье птицы.
«Тут раздался душераздирающий вопль поверженного бычка и сердитый непокой ветвей: несчастный безумец осы́пался сквозь сито остролистого тиса воющим черным метеором, несущимся сквозь зеленые тучи, человек-чертополох. Он рухнул на землю — правый сосец рассечен, спина изничтожена, утыкана шипами и щепками со всех деревьев Эрин, измученный, жерухою вызелененный рот неумолчно читает неслышные странные строфы. Там и сям виднелись на теле его перья, от невзгод поломанные и грязные».
Эрнст Канторович. Император Фридрих II. СПб.: Владимир Даль, 2022. Перевод с немецкого Леонтия Ланника и Инны Стребловой. Cодержание. Фрагмент
Канторович широко известен как автор «Двух тел короля» — труда по политической теологии, повлиявшего в том числе на Фуко. За 30 лет до этого, в 1927 году, историк-медиевист написал книгу об императоре Священной римской империи Фридрихе II Гогенштауфене. Современники прозвали его «Чудо мира», Stupor mundi (кстати, переводчики считают, что это «безумие мира», Бог им судья) — господин земель Запада покровительствовал искусствам, наукам, просвещению душ. Как показывает автор, его можно считать провозвестником Ренессанса и вдохновителем Данте.
У этой книги сложная судьба: ее критиковали — в том числе за необычную для академической работы форму, поскольку она публиковалась без ссылок и справочного аппарата. Но куда большая проблема заключалась в том, что историю императора Канторович писал, вдохновленный романтическими идеями национального возрождения, популярными в круге последователей австрийского поэта Стефана Георге. Книгу о том, как идея Империи воплотилась в одном человеке, страшно любили чиновники Третьего рейха. После войны историк всячески препятствовал ее переизданию. «Следовало бы и далее держать в забвении книгу, лежащую у Гиммлера на ночном столике, которую Геринг дарил Муссолини с посвятительной надписью...» — писал Канторович в одном из писем.
Этот момент стоит держать в уме, погружаясь в эпическую картину прельстительного Высокого Средневековья, где некоторые элементы не кажутся столь уж незнакомыми.
«Фридрих II не проводил „внешней политики“. Он вовсе ее не знал и не желал ее знать там, где предоставлялась возможность явления одной-единственной, охватывающей весь христианский мир Imperium Romanum».
Эго-документы: Россия первой половины ХХ века в межисточниковых диалогах. Под ред. М. А. Литовской и Н. В. Суржиковой. М.; Екатеринбург: Кабинетный ученый, 2021. Содержание
Не знаем, как вы, а лично мы очень любим почитать дневники случайных и вроде бы не особо примечательных людей, собранные на сайте «Прожито». Для большинства из нас это, конечно, просто увлекательное чтение, но для авторов коллективной монографии, выпущенной «Кабинетным ученым», эго-документы — повод для серьезного исследования советской идентичности.
Как нетрудно догадаться, при внимательном прочтении никакой универсальной идентичности, присущей обитателям Советского Союза, не обнаруживается. Однако вместо нее есть множество индивидуальных идентичностей, естественным или противоестественным образом скованных одной цепью сильного (и в большей степени жестокого) государства.
Отталкиваясь от письменных артефактов эпохи, оставленных советскими гражданами, авторы книги демонстрируют, как государственная идеология скрепляла воедино разнородные элементы общества — через маскулинизацию женщин, создание большого производственного мифа, увековечивание памяти о Великой Отечественной войне и так далее.
Не менее интересны и вошедшие в сборник статьи, посвященные чисто технической стороне создания и изучения эго-документов. Из них вы узнаете, например, как и зачем проводилось анкетирование школьных учителей, и, вероятно, удивитесь, узнав, что ветеранов ВОВ принуждали читать друг другу свои фронтовые воспоминания, чтобы боевые товарищи могли внести правки (которые, к слову, никто не вносил, потому что все индивидуальные воспоминания о войне удивительным образом совпадали с официальной, коллективной памятью).
Также на страницах монографии вы обнаружите совершенно замечательное, на наш взгляд, слово «дайаристка»:
«Помимо субмотива коллективного труда-подвига в тексте дневника Т. Д. Рожковой присутствует и субмотив труда-творчества, причем творчества индивидуального. Авторские представления, дрейфуя в этом направлении, выражались в стремлении дайаристки реализовать себя прежде всего на научном поприще:
„Работать я могла столько угодно и надрываться тоже — но прав в научном мире получить не могла — одни только обязанности! ... Я как верблюд с энтузиазмом возила воду на других — конечно, в общем это шло на пользу науки, но ведь обидно быть „вечным инкогнито“ в Науке. Хочется получить хоть скромное, но свое собственное имя в науке“».
Александр Пушкин. Анджело. М.: Рутения, 2022. Комментарий А. А. Долинина. Содержание
Настоящее издание — продолжение приостановленного собрания сочинений Пушкина, три тома которого выпустило «Новое издательство». Идея его была в том, чтобы представить тексты А.С. в историческом виде, т. е. так, как они публиковались при жизни автора, и с академическим комментарием, раскрывающим творческую историю, литературный контекст, обзор источников произведения и т. п. В плане полиграфии «Анджело» неизбежно куда скромнее прежнего трехтомника, но зато подготовка текста точно такая же, поэтому, если хотите узнать, как из шекспировской «Меры за меру» получилась пушкинская поэма, не проходите мимо.
«Особый гнев Пушкина должно было вызывать то обстоятельство, что все десять с половиной стихов, не пропущенных цензурой, представляли собой не оригинальный текст, а точный перевод Шекспира, „Отца нашего“, над которым в данном случае и надругался просвещенный министр».