Мария Бобылева. Мы так говорим. Обидные слова и как их избежать. М.: АСТ, 2021. Содержание
В фильме «Мой друг Иван Лапшин» главный герой на вопрос своего друга Ханина о новом спектакле «Ну как премьера?» отвечает: «Не все, конечно, жизненно, но вещь нужная». Эта фраза в полной мере приложима к книге Марии Бобылевой, но, по-видимому, требует определенной расшифровки.
Во-первых, следует сказать, что книга М. Бобылевой — это политкорректный словарь для русского языка, то есть словарь политкорректных замен для неполиткорректных русских слов и выражений. Если быть точным, то физически это словарь чуть больше, чем наполовину, поскольку он занимает 126 страниц (с 69-й по 195-ю включительно), а всего в книге 222 страницы.
Остальные 96 страниц представляют разного рода рассуждения о проблеме и обоснование как самой политкорректности, так и политкорректного словаря. Собственно, здесь и возникает «во-вторых».
Конечно, объяснять, что такое политкорректность современному читателю не нужно, но все-таки необходимо сказать, что это лингвистическая идеология, то есть идеология, которая реализуется прежде всего в языке, однако она неразрывно связана и с разными внеязыковыми общественными движениями, в частности, с феминизмом и другими движениями за равные права людей разных рас, национальностей, возрастов и т. п., а также с той совсем новой идеологией, которую в России несколько расплывчато называют «новой этикой».
Политкорректность в ее мировом изводе добралась до русского языка лет 5–8 назад, и это можно оценить как недавний срок, особенно в сравнении с ее применением по отношению к английскому языку. Самое понятие political correctness (или politically correct) обсуждается с 1970-х годов.
В 1992 году появился, наверное, самый известный политкорректный словарь «The Official Politically Correct Dictionary and Handbook». Узнать о нем, как и о его авторах Генри Бирде и Кристофере Серфе можно, в частности, из английской Википедии, но также из одного из принципиальных текстов о политкорректности, написанного по-русски Марией Бурас («Правословие как религия новых чутких», опубликован в журнале «Отечественные записки» в № 2 за 2005 г.) и представившего русскоязычному читателю фрагменты словаря и одну из «политкорректных сказок» Джеймса Финна Гарнера*James Finn Garner «Politically Correct Bedtime Stories».. Самое важное, что нужно знать о политкорректном словаре Бирда и Серфа, — это то, что он совершенно неполиткорректен.
Вот что пишет Мария Бурас о словаре Бирда и Серфа и о переводе некоторых важных терминов:
«Этот признанный бестселлер был издан в 1992 году, а к настоящему моменту только в США выдержал уже 16 переизданий (общим тиражом 200 тысяч экземпляров, что для словаря очень немало). Недавняя редакционная рецензия на Amazon.com называет его „руководством по выживанию в мультикультурной Америке в чуткие 90-е” и утверждает, что он предлагает толкования, которые, „несмотря на свою явную гротескность, закрепляются в употреблении и помогут вам уберечь ваши мысли от полицейского вмешательства”.
В предисловии, озаглавленном „Выбирай выражения!”, авторы называют время расцвета идей политической корректности „чуткими девяностыми”. Нормы же языка, навязываемые провозвестниками новой американской религии всеобщей чуткости, Г. Бирд и К. Серф обозначают словом correct-speak — по аналогии с оруэлловским newspeak (новоязом). Казалось бы, правильно перевести этот термин как правояз, сохранив традиционную для переводов Оруэлла структуру неологизма. Однако в русском словообразовании аналогичные сложные слова выглядят иначе: злословие, славословие, суесловие и т. д. Таким образом, наша языковая традиция подталкивает к выбору другого эквивалента: правословие».
Кроме обсуждаемого здесь слова правословие нужно отметить и появление слов чуткость и чуткие в качестве перевода английских sensitivity и sensitive, которые сегодня в этом устойчивом значении переводятся как чувствительность и чувствительные, например, новая чувствительность. Словарь Бирда и Серфа мог бы считаться предшественником словаря Марии Бобылевой, если бы не принципиально разные, я бы даже сказал «разнонаправленные», установки авторов. Первый подчеркнуто пародийный, наполненный юмором, а в еще большей степени сатирой. Чтобы подтвердить это, достаточно вслед за Марией Бурас процитировать посвящение, открывающее словарь:
«Словарь Генри Бирда и Кристофера Сэрфа, о котором говорится ниже, имеет следующее посвящение: Бывшей Донне Эллен Куперман, которая после года доблестной борьбы с судебной системой штата Нью-Йорк стала Донной Эллен Куперперсон».
Мария Бобылева и цитируемые ей эксперты, напротив, чрезвычайно серьезны, и это сегодня чуть ли не единственный модус позитивного разговора о политкорректности.
Словарь составляет вторую часть книги и включает пять глав, посвященных следующим темам: глава 4 «Заболевания и ограничения», глава 5 «Психические расстройства», глава 6 «Социально уязвимые группы», глава 7 «ЛГБТ+», глава 8 «Секс». Чтобы дать представление о словаре, надо начать сразу со словника, то есть для каждой главы привести примеры неполиткорректных слов, которые предлагаются к отчислению из русского языка. Для четвертой главы это, например: больной, венерические заболевания, глухой, даун, дауненок, инвалид, колясочник, немой, слепой, язык жестов и другие. Для пятой главы это анорексик, аутист, биполярник, дебил, паранойя, педофил, самоубийство, умственная отсталость, эпилептик и другие. Для шестой главы это алкоголик, бомж, гастарбайтер, зэк, неблагополучная семья, наркоман, негр, преступник, проститутка, проституция, сексуальное насилие, старый и другие. Для седьмой главы это гомосексуализм, гомосексуалист, натурал, операция по смене пола, сексуальные меньшинства, смена пола, трансвестит и другие. Для восьмой главы это вагинальный оргазм, влагалище, гей, девственная плева, девственность, контрацепция, полигамия, половой акт, презерватив, промежность, совратить и другие.
Над каждым «неправильным» словом указана степень его «неправильности»: «неверно» (если слово или выражение просто фактически не соответствует реальному положению дел, например, «лицо кавказской национальности» или «интерсексуалист»), «некорректно» (если слово существует, но стало обидным или оскорбительным, например, «бомж» или «гомосексуалист») и «можно по-другому» (если слово в целом нормальное, но существует более нейтральный его аналог, например, «половой акт» или «самоубийство»).
Далее предлагается политкорректная замена, а также комментарий эксперта, объясняющий неправильность слова или выражения и обосновывающий их замену. Иногда комментарий эксперта отсутствует, и Мария Бобылева сама обосновывает замену. Статьи выглядят вот так:
⦁ Не стоит: даун (неверно)
Лучше использовать: человек с синдромом Дауна
«Слово „даун” давно стало ругательством, перестав быть только диагнозом, и приобрело негативную окраску», — Галина Урманчеева, начальник отдела развития Санкт-Петербургской Ассоциации общественных объединений родителей детей-инвалидов (ГАООРДИ).
⦁ Не стоит: язык жестов (неверно)
Лучше использовать: жестовый язык
Язык жестов используют абсолютно все люди — это часть невербального общения (позы, мимика, движения руками). Жестовый язык — это язык, которые используют слабослышащие и невербальные люди, это отдельная лингвистическая система.
⦁ Не стоит: слепой (некорректно)
Лучше использовать: незрячий человек, человек с нарушением зрения
«Обязательно добавлять слово „человек”, чтобы прилагательное оставалось прилагательным, а не заменяло существительное», — Татьяна Константинова, исполнительный директор фонда «Со-единение».
⦁ Не стоит: половой акт (можно по-другому)
Лучше использовать: секс
Устаревшее слово. «„Половой акт” — это откуда-то из советской сексологии, звучит очень уныло и по-канцелярски», — Татьяна Никонова[1], журналистка и автор блога nikonova.online.
Уже по этим примерам видно, что актуальность и обоснованность политкорректных замен очень различается. Если аргументация замены слова даун вполне понятна, а сама замена в медицинской речи уже фактически произошла, то с выражением половой акт дело обстоит иначе. И половой акт, и секс встречаются в речи, но в совершенно разных коммуникативных сферах, и, скажем, в полицейских протоколах замена первого на второе едва ли будет уместна. Впрочем, это не претензия к Марии Бобылевой, которая стремилась собрать максимальный словник, а скорее констатация положения дел и экспертного уровня в разных областях, регулируемых политкорректностью. Вполне эффективным инструментом авторской коррекции «жизненности» предлагаемой замены оказались пометы. Так, например, помета «можно по-другому» означает, что замена необязательна, то есть либо не слишком актуальна, либо не слишком удачна.
Спорить о необходимости и удачности конкретных замен можно бесконечно, но это никак не связано с оценкой книги, которая в конечном счете решает очень важную задачу.
При обсуждении политкорректности в целом и отдельных замен всегда вставал целый ряд вопросов:
⦁ Кто и как оценивает неполиткорректность слова?
⦁ Кто и как оценивает успешность замены?
⦁ Какими могут последствия для нарушителей?
Иначе говоря, в спорах о словах всегда было непонятно, кто именно объявил слово неправильным, нехорошим, наконец, недопустимым и можно ли оставаться приличным членом общества, произнося его. Кто-то где-то что-то сказал, но почему мы должны ему верить? После выхода политкорректного словаря ситуация изменилась. Мария Бобылева провела большую работу и фактически взяла на себя большую ответственность, разделив ее с экспертами. Иначе говоря, норма оказалась зафиксирована. С ней по-прежнему можно спорить, но на нее стало можно, а на самом деле необходимо ссылаться. Противники этой нормы спорят теперь не с воздухом, не со словами «есть мнение, что...» (или, если вам угодно, с ноосферой), но с конкретным словарем, конкретным автором и конкретными экспертами. И это принципиально.
По мере стабилизации этой области неизбежно потребуется новый словарь, вероятно, значительно отличающийся от рецензируемого, но так и устроены наши речь, язык и лексикография. А книга Марии Бобылевой навсегда останется первым политкорректным словарем русского языка.
[1] От редакции: этот материал уже был готов к публикации, когда пришло известие о скоропостижной смерти Татьяны Никоновой. «Горький» выражает соболезнования ее родным и близким.