Алекс Пилчер. Краткая квир-история искусства. М.: Ад Маргинем Пресс, 2020. Перевод с английского Екатерины Куровой
Важность появления этой книги на русском трудно переоценить. ЛГБТ-активист Алекс Пилчер, конспективно рассказывая о мировом квир-искусстве с 1900 года до наших дней, предлагает не только имена и факты — а среди них есть как очевидные (вроде Фриды Кало, Дэвида Хокни и Фрэнсиса Бэкона), так и не столь известные (Ромейн Брукс, Марисоль, Карлос Леппе). Сотрудник британской галереи Tate на 70 примерах показывает, насколько разнообразны сами способы квир-репрезентации. Если американка Флоренс Уайл, будучи открытой лесбиянкой, известна своими чувственными скульптурами женщин, то по «Портрету танцовщика Александра Сахарова», вынесенному на обложку российского издания, трудно понять, что Алексею Явленскому позировал мужчина.
Эта мини-энциклопедия чрезвычайно полезна для тренировки собственного восприятия. Глядя через ЛГБТ-лупу на скульптуру и живопись, автор предлагает инструментарий для любой квир-критики. Пользуясь его приемами, проще находить Queerness и в литературе, и в кино, и в театре. Так, если в одном случае имеет смысл покопаться в биографии автора, то в другом — поискать в создаваемом им контексте. Почему юноша и девушка, оказавшись рядом на одной картине, считаются у искусствоведов «парой», а прочие дуэты именуются то «сестры», то «друзья»?
Алекс Пилчер — историк искусства, веб-разработчик галереи Тейт и ЛГБТ-активист
Будучи умным, арт-путеводитель не впадает в умничанье, предлагая и примеры очевидно озорные, заметно облегчающие восприятие теории. Какое квир-удовольствие может доставить, скажем, абстракционизм? Меж тем американка Келти Феррис, в 2014 году разбрызгавшая по холсту черное, желтое и голубое, назвала картину «Гей-радар». Попробуй истолкуй!
«Почему девочек, которым нравится выглядеть „по-пацански” в шесть лет, считают „милыми”, а девушки, которые выглядят так в шестнадцать, вызывают опасения? Где именно начинается и где заканчивается „женское начало” у мужчин? А „мужское начало” у них тоже есть? Чем чаще мы задаемся такими квир-вопросами, тем меньше доверия вызывают привычные нормы».
Эндрю Шон Грир. Лишь. М.: Popcorn Books, 2020. Перевод с английского Светланы Арестовой
Будучи образцовым современным гей-романом, «Лишь» безо всяких скидок отлично написанная книга — сочетание не самое частое. Книга о кругосветном путешествии нелепого, удрученного скорым 50-летием писателя, который, узнав о приближающейся свадьбе бывшего любовника, бежит от себя, хороша не только честным, подробным, дружелюбно-ироничным описанием современного (и в первую очередь литературоцентричного) гей-комьюнити США — она изумительна особенными отношениями Эндрю Шона Грира и со словом, дозированной страстью и емкой метафорической точностью следующим за поздним Кристофером Ишервудом, и с романным временем, которое синкопированной нелинейностью напоминает импровизации фри-джаза, и с самой, сложно устроенной главной фигурой, в которой каждому, вне зависимости от пола и гендера, позволено узнать себя.
Все мы — «Лишь»: пьем, говорим, прыгаем с балкона на балкон, катаемся на верблюдах, танцуем спьяну на барной стойке и, какой бы чехардой заняты ни были, несем какого-то другого, настоящего себя, который с отстраненностью особой подлинности наблюдает за событийным калейдоскопом, тщетно пытаясь понять, к чему это все было.
Финальный трюк, который, судя по критике англоязычной, следует хвалить, не составляет главной прелести «Лишь». Очевидный с первой страницы, заключительный фокус, будучи таки исполненным, скорей мешает безоглядно восхититься изяществом этого литературного тела, в 2018 году по праву удостоенного Пулитцеровской премии и с замечательной тонкостью предъявленного на русском Светланой Арестовой. Дав герою фамилию Лишь, она не только уместно перевела «Less» и связанную с этим, очень важную в романе, игру слов — переводчица насытила персонажа обертонами великой русской классики: «Лишь» — это история человека, который кажется себе лишним.
«Мюзикл плохой, но, подобно плохому любовнику, вполне способен выполнить то, что от него требуется. Под конец Артур Лишь сидит в своем кресле тихонько всхлипывает — во всяком случае, ему кажется, что тихонько, но когда зажигают свет, соседка поворачивается к нему и говорит: „Милый, не знаю, что у тебя в жизни произошло, но я очень, очень тебе сочувствую”, а потом заключает в объятия с ароматом сирени. „Ничего у меня не произошло, — хочет ответить он, — Ничего у меня не произошло. Я просто гомосексуал на бродвейском шоу”».
Людмила Улицкая *Признана «иностранным агентом». О теле души. Новые рассказы. М.: Редакция Елены Шубиной, 2020
В не самом лучшем, но зато в самом новом сборнике рассказов Людмилы Улицкой история о семейной паре женщин (читай, лесби-семье) поставлена самой первой, чему стоит уделить особое внимание, учитывая традиции русской словесности, связь с которой у этого автора чрезвычайно сильна. Не будет уж очень большой натяжкой считать повесть о любви Зарифы и Муси камертоном ко всему сборнику-размышлению о жизни накануне смерти, — вполне в традициях Пушкина, 190 лет назад написавшего к «Повестям Белкина» предисловие вымышленного рассказчика, определяющее правила дальнейшей литературной игры.
В рассказе «Дракон и Феникс» Людмила Улицкая примирила смертью конфликты предрассудков, связанных как с сексуальностью, так и национальной идентичностью. Армянка Муся, утратившая возлюбленную жену, азербайджанку Зарифу, сумела найти общий язык с семьей покойной супруги, утвердив не только разницу, но и неразрывность условного дракона с воображаемым фениксом.
Напомнив, что любят не пол и не национальность, а человека, то есть позволив себе обзор гуманистически широкий, в других рассказах этой книги Улицкая привычным шагом прогулялась по мелодрамам беллетристики, а также с меньшей умелостью заглянула в темные подвалы модернистских фантасмагорий. Действительно, если женщины могут быть счастливы без мужчин, то почему бы мужчинам, скажем, не отрастить себе ангельские крылья?
«Солнце било в окна, шум прибоя поднимался от моря, и происходило прощание двух любящих душ, и стоявший у гроба Саид, приехавший проститься с любимой и проклятой им сестрой, тоже плакал. Кто там муж, кто там жена, что мне за дело... Замер последний вопль на высокой звонкой ноте. Саид подошел к Мусе, обнял ее за плечи».
Ричард Морган. Стальные останки. М.: АСТ, 2020. Перевод c английского Наталии Осояну
Ричард Морган, автор того самого «Видоизмененного углерода», в начале 2000-х радикально расширившего представления о киберпанке, попробовал осовременить и жанр фэнтези. Британский сочинитель создал трилогию «Страна, достойная своих героев» о параллельном Средневековье. Главным героем этого сеттинга стал воин, оказавшийся изгнанником из-за мужеложства. Вступив в отношения любви-ненависти с демоном, богатырь-изгой не только вернул себе доброе имя, но и вынудил иных гомофобов пересмотреть свои взгляды на любовь.
В «Стальных останках», первой части трилогии, гуманистический запал автора быстро тонет в мельтешении батальных сцен, более уместных в пикселях, нежели в словах, а детальность в изображении сексуального, пожалуй, способна дезориентировать консервативного читателя — после этой книги уже трудно не видеть в мече фаллический символ.
Брутальный роман, вышедший на английском в 2008 году, неплохо очертил новые возможности жанра, а его русская судьба примечательным образом обозначила поворотные точки современного литературного процесса в России.
Заключительную часть трилогии Ричард Морган выпустил в 2014-м, в год, когда гомосексуальность как тема была в России на пике своей токсичности, делая дальнейшие переводы саги о героическом гее едва ли возможными. Теперь же, судя по планам российских издателей, у истории о приключениях Рингила, его меча и члена, есть неплохие шансы быть рассказанными до конца. На вопрос «что делать издателям в стране, где действует закон о гей-пропаганде», теперь все очевидней напрашивается ответ: издавать квир-книги и далее, просто не забывая лепить на обложку значок «18+». Своего читателя такая книга все равно найдет.
«...как он предполагал, никто не затевает охоту на извращенцев, когда намеченная жертва имеет репутацию человека, который превращает опытных фехтовальщиков в мертвечину быстрее, чем падает дуэльная перчатка. „Слава, — накарябал Рингил, — все-таки приносит некоторую пользу”.
Меч над камином был заключительным штрихом...»
Франсиш ди Понтиш Пиблз. Воздух, которым ты дышишь. М.: Фантом Пресс, 2019. Перевод с английского Елены Тепляшиной
Квир-критики в США называют «Воздух, которым ты дышишь» «шедевром», и, какой бы чрезмерной ни казалась похвала, нельзя не признать, что Франсиш ди Понтиш Пиблз умна, талантлива и трудолюбива — три основания, на которых покоятся все отличные книги. Решив посвятить свой второй роман стихии самбы, выпускница американских курсов креативного письма потратила на его создание десять лет. Время помогло истории отстояться, но сенсационность успеха книги в США связана во многом и с выросшим на волне #MeToo спросом на женские голоса, женские истории и связанные с этим мотивы подружества, сестринства, от которых совсем недалеко и до дружб интимных.
«Воздух, которым ты дышишь» — рассказ о союзе бразильянок Дориш и Грасы, служанки и ее госпожи, продюсере и певице в Рио-де-Жайнейро 1930-х, «кобылихе» и гетеросексуальной актрисе в Голливуде 1940-х, о гениальной певице и ее памяти о прошлом — и в конечном итоге о музыке, которая была смыслом жизни этих двоих, их домом, их убежищем.
Это, безусловно, квир-роман, здорово модифицирующий идею «safe space», «пространства надежности» — важную тему ЛГБТ-литературы. Рассказчицей Франсиш ди Понтиш Пиблз сделала не яркую, внутренне статичную Грасу, привыкшую быть хозяйкой жизни, а рефлексии ее вечной служанки. Будучи на свой лад талантлива, Дориш описывает собственную эволюцию, потребность в которой выросла из неприкаянности, вечного сиротства, ощущения собственной чуждости этому миру, что подчеркивается бисексуальностью героини, ее от природы существующей неконвенциональностью. И важно знать, что воображаемый симбиотический союз писательница выпестовала из судеб двух реально существовавших певиц. Прототипом Грасы стала «бразильская бомба» Кармен Миранда, которая имела успех в Голливуде 1940-х и, довольно рано ушедшая из жизни, стала у себя на родине культом. Дориш возникла из авторской зачарованности великой мексиканкой Чавелой Варгас, которая с переменным успехом пела «мужские» песни-ранчерос, а на склоне лет сообщила, что всю жизнь любила только женщин.
«Она притянула меня к себе, и я ощутила ее губы на шее, ухе, на подбородке. Потом ее губы скользнули по моей щеке — и наши рты встретились.
Губы, зубы, языки есть и у мужчин, и у женщин. Чисто технически — какая разница, целует тебя мужчина или женщина, ведь в обоих случаях в поцелуе участвуют одни и те же части тела. Но это все равно, что говорить, будто музыка — всего лишь ноты на странице, что одну и ту же мелодию двое разных музыкантов сыграют одинаково, на самом деле разные музыканты оживляют одинаковые ноты по-разному. С поцелуями — точно так же».