Все мы начиная с 24 февраля 2022 года оказались перед лицом наступающего варварства, насилия и лжи. В этой ситуации чрезвычайно важно сохранить хотя бы остатки культуры и поддержать ценности гуманизма — в том числе ради будущего России. Поэтому редакция «Горького» продолжит говорить о книгах, напоминая нашим читателям, что в мире остается место мысли и вымыслу.
Ричард Генри Тоуни. Религия и подъем капитализма: историческое исследование (лекции, посвященные памяти Генри Скотта Холланда, 1922). М.: Издательский дом «Дело» РАНХиГС, 2023. Перевод с английского А. Апполонова и Т. Котельниковой; под научной редакцией А. Апполонова. Содержание. Фрагмент
В основе этой книги лежат лекции британского историка Ричарда Генри Тоуни (1880–1962), прочитанные в 1922 году и посвященные памяти основателя Христианского Социального Союза Генри Скотта Холланда. Позднее автор их доработал и опубликовал в 1926-м. Христианский Социальный Союз, основанный в 1889 году в Британии, ставил своей целью изучение того, каким образом возможно применение христианских моральных принципов в условиях современной ему действительности, и исходил из того, что социально-экономические процессы в обществе должны регулироваться этими принципами (членом ХСС был и сам Тоуни). Этот труд является одним из главных в творчестве Тоуни и стал не только влиятельным в академических трудах, но и популярным среди широкой публики. В 1938 году он был выпущен в бюджетной серии Pelican Book от Penguin Books, и впоследствии объем продаж книги превысил 400 тыс. экземпляров. Хотя русский перевод вышел почти через век, даже столь позднее знакомство отечественного читателя с текстом классической работы можно только приветствовать.
Далее мы будем исходить из того, что все, кто должен был ознакомиться с книгой по долгу службы, за прошедшие почти сто лет успели это сделать, не дожидаясь перевода, так что издание будет рассматриваться с позиции читателя, не являющегося специалистом по данному вопросу (сделать это будет тем проще, что и автора данной заметки к такого рода профессионалам никак нельзя отнести). Такому читателю, безусловно, поможет отличное предисловие научного редактора книги Алексея Аполлонова, кратко описывающее биографию Тоуни, контекст научных дискуссий того времени и современную оценку его работы. Перевод также выполнен на должном уровне, справочный аппарат в наличии, хотя его иногда и не хватает — если, конечно, вам тоже необходимо искать в словарях, кем были «каорсины» или что такое «латитудинаризм». Язык книги, впрочем, в целом сильно отличается от современных работ по экономической истории и куда требовательней к читателю: он неспешен, куда менее сух и полон цитат из Шекспира, Спенсера, Мильтона, Драйдена, Поупа, Кольриджа и многих других.
Несмотря на то что широкой публике Ричард Тоуни сейчас не слишком известен, значимость его деятельности для Британии первой половины XX века представляется неоспоримой. Хотя он и происходил из зажиточной семьи и получил образование в Оксфорде, его жизнь не была жизнью типичного профессора. Более подробно с деталями его биографии можно ознакомиться, например, в информативной книге Лоуренса Голдмана The Life of R. H. Tawney: Socialism and History, для нас же в контексте рассматриваемой книги будут важны три его ипостаси: Тоуни-ученый, Тоуни-социалист, Тоуни-христианин.
Тоуни много лет проработал в Лондонской школе экономики, занимаясь исследованиями экономической истории. Он также стоял у истоков Общества экономической истории и журнала The Economic History Review, а его главные труды в этой области были посвящены богатому событиями периоду XVI-XVII в. в Англии. Кроме того, практически с самого начала карьеры он преподавал рабочим в Workers’ Educational Association, а затем более пятнадцати лет возглавлял эту организацию. При этом Тоуни полагал, что к любой аудитории необходимо относиться всерьез и не снижать уровень изложения, даже если это лекции и читались вне стен академии. Еще в 1906 г. он стал членом Фабианского общества, затем — Независимой лейбористской партии, а позже — Лейбористской партии. Хотя все попытки Тоуни баллотироваться в парламент и окончились неудачей, его влияние на идеологию и программные документы партии и впоследствии политику было очень существенным. Одним из ближайших друзей историка был экономист и политик Уильям Беверидж (на его сестре он был женат), стоявший у истоков послевоенного британского государства всеобщего благосостояния. Сам Тоуни, как считается, повлиял на знаменитый доклад Бевериджа 1942 года, в котором обосновывалась необходимость социальных реформ. После войны основные предложения этого доклада начнет воплощать в жизнь пришедшая к власти Лейбористская партия. Еще одним старым другом Тоуни был Уильям Темпл, в будущем — архиепископ Кентерберийский. Стремление к социальным реформам у Тоуни всегда было этически и религиозно окрашено, он был весьма далек от марксистского извода социализма. Вступив в Христианский Социальный Союз еще во время обучения в Оксфорде, он всегда проявлял интерес не только к тому, как была устроена социальная доктрина церкви ранее, но и к тому, как можно ее возродить в современных условиях.
Проблема связи между зарождением капитализма и религиозными идеями этого периода, как правило, ассоциируется с именем Макса Вебера. Его труд «Протестантская этика и дух капитализма» прочно закрепил в умах тезис о том, что именно Реформация ответственна за формирование и легитимацию духа безудержной наживы. Стоит, впрочем, оговориться, что книга Вебера куда более нюансирована и ее, как и любой классический труд, нельзя свести к одному тезису, не огрубляя ее содержание. Сам Тоуни отчасти полемизирует с Вебером, отчасти уточняет его. Его книгу можно рекомендовать всем желающим более детально разобраться, каким образом в XVI-XVII веках сформировался новый — современный — взгляд на взаимосвязь между этикой и экономической деятельностью. С точки зрения Тоуни, связь между Реформацией и оправданием стремления к богатству оказывается гораздо более сложной, и далее мы рассмотрим его основные аргументы.
Прежде всего Тоуни отмечает, насколько сильно изменилось само положение религии со времен Средневековья до современной ему реальности. Средневековая церковь давала четкую иерархию ценностей, отводя экономическим делам достаточно важную, но подчиненную общей цели роль. Общество рассматривалось в первую очередь как духовный организм, а не экономическая машина. Схоласты потратили много времени и сил, анализируя такие проблемы, как справедливая цена, помощь бедным, должный уровень доходов различных слоев населения или ростовщичество. Церковь полагала, что она должна давать предписания о надлежащем поведении христианина и в этой сфере. Даже если выработанные нормы далеко не всегда соблюдались, сам факт того, что они вырабатывались именно церковью и затем уже влияли на светское законодательство, чрезвычайно важен. Автономия экономической сферы от религиозной этики возникнет позже, при этом, с точки зрения Тоуни, отнюдь не одновременно с Реформацией. Пусть Лютер и отказывался от канонического права, его яростное обличение ростовщиков или представление о желательности фиксированных цен показывают, что, во-первых, он также полагал, что экономическая деятельность должна регулироваться христианскими нормами, а во-вторых, что в этой области его взгляды не ушли далеко от схоластов. Таким образом, несмотря на Реформацию, старая социально-экономическая доктрина первоначально сохранялась и у протестантов (в том числе — в англиканской церкви).
Если Вебер сосредоточил свое внимание на влиянии кальвинизма, то Тоуни полагает, что более важные истоки изменений следует искать в пуританстве. Пусть в кальвинизме и оказалось частично реабилитировано взимание процента, но и Лютер, и Кальвин, и другие религиозные лидеры раннего протестантского движения оказываются намного более суровыми и требовательными в рамках экономической этики, чем была католическая церковь. История трений светских и духовных властей кальвинистской Женевы, где первые стояли на прагматических, а вторые — на ригористических позициях, тому пример. Для раннего протестантизма может быть богоугодна зажиточность, но вовсе не стяжательство само по себе. С точки зрения Тоуни, и Лютер, и Кальвин не признали бы своих идей в том религиозном оправдании капитализма, которое впоследствии предоставил протестантизм.
Ранние протестанты критиковали прежние законы церкви и указывали на то, что Библии и собственного разума для христианина должно быть достаточно. С точки зрения Тоуни, такая теологическая концепция впоследствии и приведет к проблемам, так как «средство от дурного закона — хороший закон, а не беззаконие». Пусть протестантизм сам по себе и не создавал духа капитализма, но коммерческая революция, идущая с XVI века и решительно меняющая все общество, нашла в нем своего союзника, причем в первую очередь — в пуританизме. Там, где католик или даже англиканин видели «должный порядок, в котором связь между прошлым и настоящим, одного человека с другим и человека с Богом достигается благодаря товариществу в делах милосердия, в праздниках и постах, в молитвах и церемониях Церкви», мир пуританина был гораздо более безрадостен: ни проповедник, ни церковь, ни таинства не принесут ему гарантированного спасения и не повлияют на его индивидуальные отношения с Богом. Ему оставалось лишь верить в бога и усердно трудиться. Тоуни согласен с Вебером в том, что понятие мирского «призвания» оказывается важнейшим для понимания этого нового отношения к мирской жизни. Он приводит цитату пуританского теолога, гласящую, что «если Бог указывает тебе путь, где ты можешь законно получить больше, чем на каком-либо другом пути (без причинения вреда для твоей или чьей-либо еще души), то, отвергая его и выбирая путь с меньшим доходом, ты перечеркиваешь одну из целей своего призвания и отказываешься быть приказчиком Господа». Бедняк перестал восприниматься как достойный сочувствия член общества — напротив, его начали подозревать в слабохарактерности и моральном падении. Добродетели экономические становятся добродетелями религиозными, грех же несет убытки. Эффективность в качестве важнейшей ценности вполне подходила для зарождающего капиталистического общества. Мир религиозной морали больше не находился в конфликте с миром экономической логики.
Пуритане, в основном происходившие из средних классов, оказались в положении, где политическое, религиозное и экономическое угнетение (патерналистская политика государства, не дающая как следует развернуться энергии и духу пуританина) накладывались друг на друга. Гражданская война и свержение Стюартов привели к тому, что старые механизмы регулирования экономической деятельности оказались отброшены. Как отмечает Тоуни, выстроить на основе новой индивидуалистической теологии какую-либо связную социальную доктрину церкви уже не было возможности, и экономическая сфера оказалась отдана на откуп политической экономии. Естественно, мы не можем считать, что экономические изменения определялись развитием религиозной мысли, но можем отметить, что новая христианская этика находилась в соответствии с бурным духом эпохи.
Симпатии самого Тоуни отчетливо на стороне старой христианской доктрины. С его точки зрения, церковь не смогла в XVII веке дать адекватный ответ на вызовы времени, вместо этого отказалась от прежних притязаний и стала служить одним из институтов, которые легитимировали возрастающее неравенство и эксплуатацию, а христианская мораль чем дальше, тем больше оказывалась вытеснена как из экономической политики, так и из ориентиров практических людей. Более того, чтобы обратить этот процесс вспять, в книге «Стяжательское общество» он даже высказывал предложение, по которому церковь должна была бы отлучать от церкви тех, кто не соответствует правилам христианского поведения в экономической сфере. Он, естественно, признавал, что это уменьшит популярность церкви и сократит число прихожан, но, с его точки зрения, это неизбежная плата, которая сделала бы ее только сильнее.
Если бы эта сложная, но чрезвычайно увлекательная книга была бы лишь историческим исследованием эволюции отдельных идей в XVI–XIX веках, ее можно было, пожалуй, рекомендовать лишь избранным интересующимся данным периодом. Тем не менее религиозные и экономические идеи и сейчас в действительности оказываются достаточно тесно связаны. Так, Бенджамин Фридман, автор книги «Религия и подъем капитализма» (да, книга названа в честь труда Тоуни) утверждает, что «[п]онимание исторической связи между религиозной мыслью и нашим экономическим мышлением, формирующим мир, в котором мы сегодня живем, помогает объяснить не только то, как экономическая теория стала такой, какая она есть, но и аспекты наших текущих дебатов по экономической политике, которые в противном случае было бы трудно понять, особенно вопросы, которые вращаются вокруг эффективности и надлежащей роли рынков и правительства в нашем обществе». Цель Тоуни — и как социалиста, и как христианина — более амбициозна: он хочет не только проследить истоки «стяжательского общества», но и дать его критику, и предложить альтернативу. Хотя Тоуни дожил до реализации некоторых своих идей и застал реформы лейбористского правительства Клемента Эттли — создание бесплатной системы национального здравоохранения, повышение заработной платы, введение пенсий по старости пособий по безработице и других элементов социального страхования, — в последний период своей жизни он относился к современному ему обществу без восторга. Несмотря на все изменения к лучшему, в основе своей оно все равно было основано на стремлении к прибыли. Тоуни отмечает, что «экономическая эффективность — необходимый элемент в жизни любого здорового и устойчивого общества, и только безнадежный романтик будет умалять ее значение. Но превращение эффективности из инструмента в первичный объект подразумевает уничтожение самой эффективности», а стандарт общественных ценностей «должен основываться на некой концепции потребностей человеческой природы как целого, для которого удовлетворение экономических нужд, разумеется, жизненно необходимо, но которое требует удовлетворения также и других потребностей и может организовать свою деятельность в форме рациональной системы лишь поскольку, постольку имеет ясное понимание их относительной важности». Более того, если сравнить социальные реалии времен написания книги и нашу современность, то мы увидим, что современное общество стало еще более стяжательским, а слова Тоуни — еще более актуальными. Можно только порадоваться, что Тоуни не застал реформы Маргарет Тэтчер, а нам стоит в том числе прочитать и его книгу, чтобы понять, как мы дошли до жизни такой.