Робкий ум Гоголя: книги недели

Все мы начиная с 24 февраля 2022 года оказались перед лицом наступающего варварства, насилия и лжи. В этой ситуации чрезвычайно важно сохранить хотя бы остатки культуры и поддержать ценности гуманизма — в том числе ради будущего России. Поэтому редакция «Горького» продолжит говорить о книгах, напоминая нашим читателям, что в мире остается место мысли и вымыслу.

Алексей Ремизов глазами современников. СПб.: ООО Арт Бук, 2025. Составление, подготовка текста и комментарии Николая Мельникова и Сергея Федякина. Содержание

Если вы, как и мы, любите бесконечные истории из жизни Алексея Михайловича Ремизова о том, как он учудил то-то и то-то, приведя тем самым в ужас всех окружающих, то спешим вас расстроить: столь заманчиво озаглавленная книга состоит по большей части из критических отзывов, очерков творчества и некрологов, мемуары же в меньшинстве, но, чем поживиться, найдется в любом случае. Про Ремизова редко бывает прям скучно, писавших о нем то и дело начинало по-настоящему штормить, как, скажем, Чуковского в эссе с красноречивым названием «Вселенская тошнота» («Положительно можно сказать, что нет на свете такой мерзейшей мерзости, которой не описал бы Ремизов») или Иванова-Разумника («Перечитывая подряд все произведения Ремизова, иной раз прямо задыхаешься в том кошмарном тумане, который обволакивает собой всякую человеческую жизнь в его рассказах и романах»). Заслуженных славословий тоже хватает, а что касается воспоминаний, то из их числа выбирались, по-видимому, наименее доступные и относящиеся главным образом к эмигрантскому, не самому благополучному периоду его жизни, когда чудак-писатель, обзаведшийся за десятилетия писания и чтения настоящим горбом, продолжал неудержимо сочинять новые произведения, но чувствовал себя все менее и менее нужным — публиковали его крайне неохотно, да и достаточного количества читателей, прямо скажем, не было. Насколько ремизовское творчество востребовано сегодня, судить сложно, кажется не очень, однако благодаря усилиям энтузиастов кое-что интересное для сохранения его наследия и памяти о нем все же делается, спасибо им.

«Квартира была меблированная, небольшая, состояла из трех комнат. К входной двери снаружи была прикреплена бумажка, зеленая, на ней написано: „висит зеленое и поет“, а на шерстинке подвешена монетка с дырочкой (в то время во Франции имели ход мелкие монеты с дырочкой). „Почему поет?“ — спрашивали А. М. — „Раз зеленое, значит, поет“».

Олег Ковалов. Муратова. Рецепты гармонии от Киры Георгиевны. СПб.: Сеанс, 2025. Содержание

«Абсолютная гармония — это труп», — резонерствует в «Астеническом синдроме» постоялец психбольницы, в которой и санитары давно сошли с ума. И добавляет: «Это даже женщины знают». 

Знала это, разумеется, и режиссер фильма Кира Муратова. Чем на протяжении всей творческой жизни стабильно раздражала сначала партийных чиновников и критиков, а затем «простых граждан», дорвавшихся до «свободного высокого искусства» и увидевших едва прорезавшимися глазками, что искусство это — матерящаяся в метро тетка, ловко перетянувшая на себя два с лишним часа зрительского внимания. Можно сказать, что из таких аттракционов дегармонизации и состоит кинематограф Муратовой, но лучше не заниматься самодеятельностью и ознакомиться с большим трудом Олега Альбертовича Ковалова — режиссера, киноведа, большого знатока «странных» явлений культуры советской эпохи. 

Его новая монография — извиняемся, чрезвычайно увлекательное и местами жуткое блуждание по дьявольски изобретательному лабиринту муратовского кинематографа, полного обманок, иллюзий, многоуровневых приемов и приемчиков. Но сюрреально-реальный мир, как убедительно демонстрирует Ковалов, не самозародился, он пророс сквозь плоть соответствующей эпохи, раскинувшейся во времени от оттепели до перестройки, от перестройки, — до новой бездны.          

Редко в какой книге на пределах двух страниц можно встретить Владимира Высоцкого, Бориса Поплавского, Александра Тинякова, Юрия Мамлеева и Александру Пахмутову. Еще реже эти встречи бывают уместными. Однако в случае Муратовой и посвященной ей книги феномены из самых разных уровней реальности переплетаются настолько органично, будто так и должно быть, будто так всегда и было — просто мы не замечали в силу своей подслеповатости. 

«Из-под обреза одного из кадров виднеется край ледериновой обложки романа Эмиля Золя „Человек-зверь“, испакощенной неумелыми изображениями того, как некая постная физиономия превращается в ощерившуюся рожу какого-то типа с взъерошенными волосами морковного цвета, а ниже — голый мужик заносит нож над распростертой под ним голой женщиной. Коллекционеров стоит известить, что этот раритет эпохи зарождения рыночных отношений выпущен Ростовским книжным издательством в 1994 году. В руки-то такую книжку тошно взять, но эстетка Офа, должно, на службе ее почитывает. Так почему бы тогда и не поместить в кадр с прилежно трудящейся в регистратуре Офой соответствующий том из благопристойного собрания сочинений французского классика? Но ведь истинный эстет как раз и может позволить себе изумить просвещенную публику толикой благосклонности к тому, что ею считается тривиальным и даже низкопробным».

Сабин Мельхиор-Бонне. Женский смех. История власти. М.: Новое литературное обозрение, 2025. Перевод с французского Ольги Панайотти. Содержание

На протяжении веков женский смех регулировался невидимыми общественными институтами. Авторы (в том числе женского пола) средневековых трактатов приравнивали его к первородному греху и считали, будто хохот имеет ту же природу, что и кишечные газы. В эпоху Ренессанса хохотушек перестали осуждать — более того, улыбка и смех стали наделяться в коллективном воображении чертами откровенно эротическими. Но свободнее от этого женщины не стали — просто тотальный запрет сменился сложной системой «правильного» поведения. Даже в Новое время находились ученые, которые излишнюю веселость у девушек объясняли кознями демонов и фазами Луны. 

Историк эмоций Сабин Мельхиор-Бонне прослеживает эволюцию женской стороны общечеловеческого дома смеха от ветхозаветных времен до наших дней, особое внимание уделяя социальным функциям, которые выполнял в различных ситуациях и контекстах этот самый смех. Из этой книги читатель узнает, что, например, привилегия шутить и смеяться служила не только гендерному разделению, но и сословному — причем самыми замысловатыми образами. Интереснейшие страницы также посвящены салонному этикету и сопутствующей дидактике, зарождению «легального» женского остроумия и общественным реакциям на эту неочевидную революцию. 

Наконец, Мельхиор-Бонне, как и обещано в подзаголовке книги, сосредоточенно исследует смех как инструмент борьбы за перераспределение власти. 

«В основе женского смеха лежит воспоминание о том, как трудно быть или становиться женщиной, но он не говорит о стремлении взять реванш, скорее предлагает изменить точку зрения. Идеология мужского господства, которая структурировала наши общества, постепенно уступает место более сбалансированным отношениям. Идеализируя женственность, мужчина в то же время превозносил свою мужественность; но не в меньшей степени, чем женская соблазнительность, „мужественность“ является системой подачи себя, мифом, сакральность персонажей которого постепенно исчезла или, по крайней мере, ослабла. Мужчина больше не всемогущий отец или муж, не героический борец прошлого и не успешный лидер, побеждающий во всех состязаниях. Его превосходство подвергается испытанию, и, „возможно, впервые в истории возникает смешанное общество“, где роли каждого менее дифференцированы. При умелом использовании смех остается объединяющим фактором, привлекательным инструментом, способным создавать в обществе сплоченность и согласие».

Pax Romana. Сборник в честь 80-летия Романа Давидовича Тименчика. В 2 томах. Франкфурт: Esterum Publishing, 2025. Под редакцией Юрия Левинга, Геннадия Обатнина, Александра Осповата и др. Содержание: том 1, том 2

Сборник, приуроченный к юбилею литературоведа и историка русской культуры начала XX века Романа Тименчика, в который, как указывает кратчайшая аннотация, «вошли работы, тем или иным образом пересекающиеся с его интеллектуальной биографией и научными интересами». Максимально герметичное предисловие как будто намекает, что людям не посвященным в тайны славистики, а также всем, кто далек от мистерий отечественной филологии, здесь делать нечего. Однако тем, кто дерзнет полистать издание, откроется множественно интересных и небанальных сюжетов. Где еще можно почитать о значении слова «сор» в стихотворении Ахматовой «Тайны ремесла», гибели Помпеи как антисоветском тропе или, скажем, «Вии» Гоголя в творческом сознании Толстого?

«...эти мысли приобретают финальную форму в небольшой статье „О Гоголе“, написанной за полтора года до смерти к столетнему юбилею писателя. Толстой отметил „огромный талант, прекрасное сердце и небольшой, несмелый, робкий ум“ Гоголя. По мнению Толстого, Гоголю вредило доверие к распространенным в его время ложным теориям, в том числе к „до невероятности глупому учению Гегеля, по которому выходило то, что строить дома, петь песни, рисовать картины и писать повести, комедии и стихи представляет из себя некое священнодействие, „служение красоте“, стоящее только на одну степень ниже религии“».

Орхан Памук. Далекие горы и воспоминания. СПб.: Азбука, 2026. Перевод с турецкого Михаила Шарова

Подзаголовок английской версии книги — «записные книжки с картинками», это они и есть. Памук десять лет вел литературные дневники (в тетрадях формата классического молескина), сопровождая записи разноцветными рисунками — главным образом пейзажами (потому что «все начинается с пейзажа!»). Издание воспроизводит их постранично, сопровождая копии страниц переводом на русский язык — в верстке, приближенной к игривому мизанпажу оригинала.

Тетради, что называется, приоткрывают завесу над творческой кухней: Памук фиксирует путешествия, размышляет о писательском ремесле, рассказывает о том, как сочиняет отдельные сцены, копается в собственной почте, критикует турецкий авторитаризм и т. д. Фирменная задумчивая, а то и мудрая интонация на месте, но порой эти бессвязные сочинения зависают на опасной грани между любованием красивой и талантливой жизнью одного нобелевского лауреата и откровенной пошлостью.

«Весь день отлично работалось
Вечером прогулялся до дома, который в прошлом году снял для Низам
Когда я плаваю, становлюсь глубоким человеком
Есть что-то очень беспомощное в этом постоянном желании плавать
волны
Вечером смотрел акварели Ансельма Кифера
волны
здесь дельфины
Внутренняя глубина жизни на Большом острове».