Разговоры о смерти, Восточная Европа после СССР, японский декаданс, справедливая война и жизнь русских крестьян до революции. Как обычно по пятницам, о самых любопытных новинках недели рассказывает Иван Напреенко.

Дмитрий Рогозин, Анна Ипатова. (Не)случайный разговор о смерти. Как говорить на сложные темы с незнакомыми людьми. М.: Фонд поддержки социальных исследований «Хамовники»; Common Place, 2021. Содержание

Книга возникла из совместной авантюры социологов и людей искусства. Полевых интервьюеров (людей, которые стучатся в квартиры с анкетой, — «здравствуйте, мы проводим опрос общественного мнения...») Дмитрия Рогозина и Анну Ипатову попросили провести тренинг: как задавать незнакомым людям вопросы, в частности — вопросы о смерти. Затем участники тренингов отправились в поле — приставать к информантам с диктофонами. Получалось ловко и не очень, но всегда интересно. Из записанных разговоров собрали аудиопьесу — «спектакль для наушников», который представили на Уральской индустриальной биеннале.

Это была организационная присказка, сама сказка не менее лоскутна (если не сказать хаотична). Книга скроена из методологических рефлексий, специальных сведений о том, что такое веерные матрицы Кордонского и каковы характеристики биографического подхода по Норману Дензину, а также фрагментов самих интервью — о смерти — и размышлений участников проекта. Если переварить хаотичность, то можно понять, что эта работа по способу действия напоминает известное эссе американского композитора Тома Джонсона «В чем суть минимализма?». И там, и здесь содержание практики демонстрируется буквально и по-дзенски — через разворачивание нарратива.

«Разговор о смерти может быть разговором о чем угодно».

Ольга Семенова-Тян-Шанская. Жизнь «Ивана». Очерки из быта крестьян одной из черноземных губерний. М.: Ломоносовъ, 2021. Содержание

Переиздание этнографических наблюдений Ольги Петровны Семеновой (1863—1906), единственной дочери известного полевого ученого Петра Петровича Семенова-Тян-Шанского. Сайт Русского географического сообщества, в котором она состояла, сообщает, что интерес к этнографии у Ольги Петровны «пробудился в ранней юности», и перечисляет видные достижения исследовательницы на ниве народоведения. Эти записки она делала под впечатлением от летних месяцев, проведенных в отцовском имении в Рязанской губернии.

Впечатления тяжелые. Семенова пишет об иванах просто и тепло, хотя и в третьем лице, сравнивая «их» с «мы» — пишет, как пишут о братьях наших меньших. Первая часть живописует житейский путь среднестатистического русского мужичка, «что родился через год или два после реформы», от колыбели через отрочество до свадьбы — сквозь традиционную грязь и аутентичное насилие. Эффект в чем-то сопоставим с чтением сорокинской «Очереди». Вторая часть, посвященная взрослой жизни крестьянина в России, «которую мы потеряли», сохранилась лишь в набросках — они также опубликованы.

Особый интерес представляет дореволюционное предисловие к тексту (новые издатели, как и в 2015 году, не удосужились его атрибутировать), а точнее — гудроновой густоты меланхолия, которой это предисловие сочится. Казалось бы, это можно объяснить обстоятельствами издания — оно вышло после ранней смерти Ольги Петровны. Однако с тех пор прошло восемь лет, и своей поэтичной протяженностью этот странный, вырванный из контекста вступительный текст перерастает формат некролога и превращается в плач о вековой давильне жизни.

«По поводу битья: бьют не только жену, но иногда и старого отца. В одной деревне молодой парень убил своего отца оглоблей (так бил, что он умер от побоев)».

Дмитрий Окрест, Егор Сенников. Они отвалились. Как и почему закончился социализм в Восточной Европе. М.: Бомбора, 2021. Содержание

Вторая книга сообщества «Она развалилась» — точнее, цепочки сообществ в социальных сетях, которые исследуют новейшую историю стран бывшего СССР и Варшавского пакта. И если первая концентрировалась на внутрироссийских сюжетах, то здесь авторы «Развалюхи» занялись соседями — от Польши и Венгрии до ГДР и Чехословакии.

Как и в прошлый раз, повествование разбито на тематические блоки (политика, экономика и т. д.) и построено на историях очевидцев, которые рассказывают вещи лихие и любопытные: как проходили люстрации чекистов в Чехии, как расцветал наркотрафик в постсоветской Венгрии или что показывали по телевизору в ГДР. Из этого многоголосья формируется образ очень разнородной реальности к западу от Смоленска (и хотя про Белоруссию в книге ничего не сказано, следует за автором предисловия социологом Георгием Дерлугьяном повторить вопрос, «пока риторический», а Белоруссия — это Восточная Европа?).

Если что может испортить впечатление, так это варварская верстка и фотографии с подписями, которые заставляют думать, будто их подбирали без особого понимания, что на них изображено.

«В 70-х годах я никак не могла представить, что спустя время мои товарищи по борьбе станут министрами и послами, а агенты спецслужб будут сидеть передо мной и мямлить оправдания. Я была уверена, что режим падет в силу его неестественности, но никто не думал, что так быстро».

Гудбай. Рассказы: сборник. СПб.: Icebook, 2021. Перевод с японского П. Гуленок, К. Савощенко, В. Островской и др.

Подарок для любителей японского мрачняка: под одной обложкой собраны рассказы участников послевоенного литературного объединения «Бурай-ха», оно же «Декадентская школа». Этот термин участники группы апроприировали у критиков, попрекавших писателей за любовь к упадку. Некоторые тексты Сакагути Анго, Ода Сакуноскэ и Дадзай Осаму, чьи работы представлены в сборнике, выходили на русском по отдельности и ранее, но здесь они впервые вместе представляют определенный взгляд на эпоху.

«Гудбай» — цветник, который вырастили из семян европейского экзистенциализма на хиросимском пепле. Герои существуют среди материального и социального распада, в гротескных обстоятельствах; градусы физиологичности, эротичности и болезненности повествований неизменно повышены.

Показателен для сборника рассказ Сакагути Анго «Идиотка». Протагонист заводит мучительные отношения с психически больной женщиной, и огненный шторм бомбардировок становится тем тиглем, где их связь трансмутирует в «большую любовь, которая рассудит все и всех».

«Вдруг завыл сигнал воздушной тревоги. Идзава понял, что настал последний день. Он спрятал идиотку в чулане и, взяв полотенце и зубную щетку, пошел к колодцу — несколько дней назад он раздобыл тюбик зубной пасты „Лев” и наслаждался мятным, давно забытым вкусом».

Рассказ из этого сборника «Горький» публиковал.

Арсений Куманьков. Современные классики теории справедливой войны: М. Уолцер, Н. Фоушин, Б. Оренд, Дж. Макмахан. СПб.: Алетейя, 2021. Содержание

В сегодняшней России исследование этических аспектов военных действий —  относительно экзотичная материя, хотя еще в начале XX века наша страна деятельно участвовала в разработке международной военно-правовой доктрины, а лучшие российские философы размышляли о смысле и нравственном содержании братоубийства. Переиздание монографии философа Арсения Куманькова (в лучших традициях российского книжного бизнеса о нем не знал даже автор) этот дефицит несколько восполняет.

Что такое теория справедливой войны и как вообще война может быть справедливой? Куманьков указывает, теоретики т. н. just war занимают промежуточную позицию между двумя полюсами — пацифистским отрицанием войны и милитаристским оправданием войны. Они утверждают, что бывают ситуации, когда война нравственно оправдана. Основная задача теории, таким образом, связывается с разграничением и «наполнением» двух принципов — принципа jus ad bellum, который позволяет судить об обоснованности вступления в войну, и принципа jus in bello, который описывает нормы должного поведения во время войны.

Монография носит характер аналитического обзора идей четырех американских классиков, на которых покоится оная теория. Чтение суховатое и, скорее всего, не поможет напрямую тем, кто ищет ответ на вопрос, как философски квалифицировать многообразные конфликты, в которые погружается наш мир прямо сейчас, — однако такой задачи перед текстом и не стоит.

«Партизанская война представляет собой исключительную ситуацию, когда jus ad bellum и jus in bello оказываются непосредственно связаны между собой и влияют друг на друга. <...> Если войска систематически не способны определить легитимные цели для нападения, то, по мнению Уолцера, войну следует прекратить, признав свое поражение. В противном случае такая война превратится в перманентный акт насилия над гражданским населением, который никогда нельзя будет обосновать и назвать справедливым».