Эми Липтрот. Выгон. М.: Ad Marginem, 2021. Перевод с английского Марии Агеевой
«Выгон» — автобиографическое повествование девушки, уехавшей когда-то с Оркнейских островов на севере Шотландии в Лондон, крепко там запившей и через десять лет вернувшейся домой. Это книга о самопреодолении, о воссоединении с родными местами, какими бы суровыми они ни были, о награде, которую природа вручает внимательным наблюдателям, о том, как мало связан внутренний мир человека и находящиеся в нем источники энергии с автоматически накладываемыми большим городом критериями состоятельности. По крайней мере так ее принято подавать читателю, так представляет ее и сама Липтрот. Все это в самом деле есть в «Выгоне», только не в виде художественного замысла, который читатель раскроет после прочтения истории, а в виде множество раз повторенных и проиллюстрированных деклараций. А почему, собственно говоря, возникает это напряжение между художественностью и декларативностью?
Ни издатели, ни авторка не характеризуют книгу как роман (хотя она попала, например, в список «15 главных переводных романов 2021 года» журнала Esquire), однако ее завязка на первый взгляд выглядит как романная: вот главная проблема героини, с которой она будет бороться ближайшие триста страниц и два года, вот предыстория ее возникновения, вот вынесенная в заголовок метафора, которая обещает быть сквозной. Читатель, который поддастся этому впечатлению, будет разочарован: то, что он принял за основной конфликт, не движется, вовлекая в свою орбиту все обстоятельства, а сперва мусолится как нечто неразрешимое, а затем оказывается отторгнутым беспросветным прошлым. Да и большая часть объема книги посвящена вообще не этому, а коротким историям из жизни и поверхностным двухстраничным экскурсам то в геологию, то в зоологию, то в шотландский фольклор.
Разгадка проста. Книга представляет из себя собранные воедино журнальные колонки и отрывки из дневников, прошитые крупными стежками «основной проблемы» для романоподобного вида. Об этом говорят нам и бесконечные короткие справки обо всем окружающем героиню, и накинутые на них истории добывания этой информации (википедия и гугл упоминаются чуть ли не через главу), и безупречный, но общеупотребительный язык репортажа. В конечном счете книга и пытается быть репортажем — огромным, хорошо сработанным гонзо-репортажем журналистки о собственной жизни. Если принять это во внимание, все становится на свои места, и особенности текста, вызывавшие недоумение, оказываются приметами жанра.
Обобщающие характер или сюжетную линию фразы в «Выгоне» зачастую пошлы («В этом вся я: если успех, то головокружительный, а если уж провал, то хоть красивый» или «Когда я впервые уезжала с Оркни, друг Шон подарил мне компас. <...> Как-то ночью я где-то оставила свой компас. Именно тогда я и потерялась окончательно»); метафоры, где душевное состояние героини отождествляется с природными явлениями, бывают и очень удачны, но почему-то не получают развития за пределами одной короткой главы — такие вещи странны для романа, но вполне привычны для лонгрида.
Тут стоит вспомнить, что принадлежность к публицистическому жанру в современном литературном процессе с его запросом на документальность и утилитарную значимость может оказаться и достоинством. Терапевтический эффект «Выгона», демонстрирующего, что крах подростковых амбиций к тридцати годам — это далеко еще не крах всей жизни, что бесповоротно испортить себе жизнь вообще не так уж и просто, обеспечивается скорее увлеченностью рассказчика и подлинностью рассказываемой истории, чем ее необычностью, связностью и продуманностью. Оптимистический заряд книги, отмеченный критиками, демонстративно подчеркивается и самой Липтрот, заканчивающей книгу приходом весны, переездом и словами «Во мне кипит энергия». И, несомненно, среди русскоязычных читателей этой книги найдется немало молодых людей, не нашедших себе места в метрополии, приобретших ворох зависимостей и утративших представление о своем призвании, с которым они когда-то вступали во взрослую жизнь, — эти люди узнают себя в рассказчице и, возможно, смогут использовать что-то из ее опыта.
«Я говорю, что приехала сюда просто потому, что тут снимать жилье дешевле всего. Пусть это и не совсем так, я здесь не ради того, чтобы „сбавить темп” или „вернуться к природе”. Я не планировала восстанавливаться дома, скорее просто приехала погостить и задержалась. Да, я отсюда родом, но это не то место, куда я стала бы осознанно возвращаться, — собственно, как и большинство англичан на Оркни. <...> Я все повторяла, что останусь „еще на несколько недель”: то мне надо было ограду строить, то помогать с ягнением, потом несколько месяцев я изучала коростелей, а теперь вот решила целую зиму провести на Папе. Оркни меня не отпускает».
Другое дело, что в стране, где пособие по безработице не покрывает стоимость аренды комнаты в столице и ежедневные несколько литров пива, разбитая жизнь и потерянная молодость — это не метафоры психического состояния, а физически ощутимые процессы, требующие чего-то более существенного, чем психотерапевтическое вмешательство; идея же избавиться от алкоголизма путем работы над мемуарами в приполярной деревне показалась бы издевательской, если бы была высказана отечественным автором. Это не значит, конечно, что сами по себе предметы, описываемые Липтрот, в России могут быть интересны только узкой прослойке богемной молодежи из среднего класса. Быт островных поселков Шотландии, миграции птиц, ощущения человека, отдыхающего во время короткой прогулки в жилищах неолитической эпохи, да даже жизненные трудности лондонских хипстеров — все это не менее любопытно, чем предложка ютуба. Но если осевая сюжетная линия, чья сила заключается в утилитарной значимости, оказывается бесполезной, то вся книга распадается на стопку коротеньких репортажей, срез этой самой предложки ютуба, и как нечто единое уже не воспринимается.
«Я думаю о том, почему сезоны и годы сменяют друг друга, как мои органы чувств воспринимают окружающий мир: навивается пространственное воображение в астрономических масштабах, расширяются границы. Я с удовольствием узнаю новые интересные факты, например, что есть три этапа сумерек: гражданские, морские и астрономические. Морские сумерки завершаются, когда море сливается с небом и навигация по горизонту становится невозможной.
Я слышала, что для больших расстояний лучше всего подходит периферическое зрение: иногда предметы исчезают, если смотреть прямо на них. Еще я узнала, почему кажется, будто звезды мерцают: все дело в том, что летящий к нам свет вторгается в и без того турбулентную атмосферу вокруг Земли. Свет отчаянно старается пробиться к нам — вот почему это такое красивое зрелище».
Итого: «Выгон» прекрасно подойдет, чтобы читать его в транспорте или перед сном — эффект примерно такой же, как если бы вы нашли интересный блог или даже целый зонтик блогов. Можно посочувствовать человеку, умело описавшему свои печальные дела, порадоваться, когда он с ними справился, узнать нечто новое об истреблении бескрылых гагарок, а затем закрыть, забыть и благополучно заснуть.