Все мы начиная с 24 февраля 2022 года оказались перед лицом наступающего варварства, насилия и лжи. В этой ситуации чрезвычайно важно сохранить хотя бы остатки культуры и поддержать ценности гуманизма — в том числе ради будущего России. Поэтому редакция «Горького» продолжит говорить о книгах, напоминая нашим читателям, что в мире остается место мысли и вымыслу.
Фридрих Рек-Маллечевен. Дневник отчаявшегося. СПб.: Издательство Ивана Лимбаха, 2023. Перевод с немецкого Альбины Бояркиной. Фрагмент
Повышенное внимание российского читателя к литературе, описывающей милитаризированные режимы прошлого, объяснимо: насколько эксклюзивной ни была бы наша собственная ситуация, мы вглядываемся в прошлое в надежде получить хоть какие-нибудь ответы. Особенно интересны воспоминания людей, выступавших против диктатур, под властью которых они жили. Одно из таких свидетельств — книга немецкого писателя Фредерика Рек-Маллечевена «Дневник отчаявшегося», русский перевод которой недавно вышел в Издательстве Ивана Лимбаха. Удивительный документ, описывающий эпоху Третьего рейха под необычным ракурсом.
Сын прусского политика и землевладельца, Рек-Маллечевен родился в Восточной Пруссии, но всю жизнь идентифицировал себя исключительно с Баварией. Недолго служил в армии, путешествовал (бывал в Америке и России), работал журналистом, театральным критиком, писал книги — его роман «Бомбы над Монте-Карло» был неоднократно экранизирован. Эрудит и эстет Рек-Маллечевен дружил с Освальдом Шпенглером и придерживался весьма консервативных взглядов, был горячим апологетом старого доброго мира, в котором одной из высших ценностей являлся наследный элитизм. Собственно, эта аристократическая оптика и делает «Дневник отчаявшегося» уникальным произведением, ибо столь пламенной критики Гитлера справа, возможно, вообще больше не существует.
Книга состоит из записей, сделанных с мая 1936 по октябрь 1944 года — в декабре автор был арестован за «оскорбление немецкой валюты», направлен в концентрационный лагерь Дахау, где, по одним источникам, был казнен, а согласно другим — умер от тифа. Дневник состоит из попыток объяснить причины возникновения и распространения национал-социализма, ностальгических воспоминаний, гневных инвектив в адрес пруссачества и Берлина и язвительного напалма в адрес всего нового и прогрессивного. Высокомерная авторская интонация достигает своего обаятельного предела, когда критика направлена на Гитлера:
«Так — еще худой и, наверное, немного голодный — он сидел с лицом жалкого метрдотеля, чувствуя себя в присутствии настоящего „господина барона“ осчастливленным и подавленным одновременно, осмеливаясь сидеть из должного почтения только на одной половине своего аскетического зада и довольствуясь дружелюбно-прохладными замечаниями хозяина дома, как голодная уличная собака, которой бросили кусок мяса... С маслянистыми прядями, ниспадающими на лицо во время таких проповедей, он напоминал брачного афериста, который перед преступлением рассказывает, как собирается обмануть жаждущих любви кухарок».
А вот как Рек-Маллечевен описывает свою встречу с фюрером, произошедшую в сентябре 1932 года в мюнхенском кафе: «В то время я принимал его лишь за героя юмористической газеты и не стал стрелять». Ненависть автора по отношению к Гитлеру невозможно не разделять, но ее причины лежат скорее в области не гуманистического измерения, а эгоистического. Автор хочет жить в мире привилегий, а не равенства и возможностей, поэтому современность ему отвратительна в любой из своих ипостасей — фашизм, капитализм, коммунизм. Аристократ Рек-Маллечевен чувствует себя обворованным «массовым человеком» и постоянно ссылается на сочинения философов-консерваторов — Ортеги-и-Гассета и Шпенглера (первый не поддержал Испанскую республику, а второй голосовал за Гитлера в 1932 году, хотя позднее выступил с критикой в его адрес).
Если не погружаться в метафизические объяснения писателя насчет того, почему Германия скатилась в фашистское безумие (тяжеловесные и экзотичные), то нацизм, по его мнению, — это следствие краха старого уютного европейского уклада, болезненное проявление технического прогресса, промышленного производства и секуляризации. То есть это процесс глобальный, главным спонсором которого автор называет капитал. А если забыть о том, что Рек-Маллечевена возмущает в буржуазии прежде всего то, что она отняла у аристократии право на элитизм, то многие его антикапиталистические выпады можно расценить как левые или анархистские прокламации. Рабочих и особенно крестьян он ценит намного выше торговцев и промышленников (кому-то же, в конце концов, необходимо обеспечивать пропитанием родовые поместья):
«Из сожительства прусской олигархии и промышленного капитала вытекает все, что выпало на нашу долю: разрушение основ сословий, незаменимых для здоровой Германии, аморфизация народа, американизация, восходящая к началу правления Вильгельма II... Быть консерватором — значит верить в неизменные законы старого мира. Верить в старый мир, который начинает трястись, когда в один прекрасный день хочет освободиться от всяких нечистот».
Немецкий писатель весьма негативно отзывается о национализме и справедливо замечает, что спайка нации и государства — итог Великой французской революции. Более того, он считает необходимым вмешательство других стран во внутренние дела Германии, если та находится «в плену у орды злобных обезьян», и справедливо отчитывает их за циничный нейтралитет во время противостояния Испанской республики с Франко и трусливую политику умиротворения в отношении Гитлера. Следующую фразу можно пускать титрами на российском телевидении, когда звучат соловьиные и прочие пропагандистские трели: «Национализм — состояние души, при котором человек не столько любит свою страну, сколько сгорает от ненависти к чужой, причем настолько, что готов обмочиться в штаны».
Я бы не сказал, что это дневник отчаявшегося человека. Автором руководит скорее презрение, переходящее в ненависть (одно из наиболее часто встречающихся слов), интонационно сближающую эту книгу с романом Курцио Малапарте «Капут». Он буквально полыхает этой эмоцией, мечтая увидеть нацизм в руинах, а Гитлера — повесить выше остальных. «Я хорошо знаю, что нужно ненавидеть эту Германию всем сердцем, если ее действительно любишь, и лучше я десять раз умру, чем увижу ваш триумф».
Отчаяние появляется на тех страницах, где автор описывает разрыв (языковой и эмпирический) между уехавшими и оставшимися. Опыты эмиграции — внутренней и внешней — столь разные, что Рек-Маллечевен не видит даже гипотетической возможности, как одни могут понять других. Не знаю, размышлял ли автор о том, чтобы покинуть Германию, но он адресует упрек тем, кто уехал («бегство в цивилизацию было удобнее, чем пребывание на опасном форпосте»). Сегодня мы тоже можем наблюдать, как отчаяние, вызванное разделением, часто сопровождается заносчивым оправданием своего выбора с обеих сторон.
Дневник почти ничего не сообщает о личной жизни автора и повседневности рядовых немцев. Рек-Маллечевен сосредоточен на больших сюжетах и первостепенных героях. Например, мы узнаем, что, по версии знакомых писателя, рейхспрезидент Веймарской республики Гинденбург назначил Гитлера из-за того, что тот грозился предать огласке финансовые аферы его сына. Актер Фрелих, узнав об измене своей жены с Геббельсом, избил ее, а министру пропаганды выразил благодарность.
Автор посвящает много страниц тому, что обвиняет Пруссию в германизации и возникновении нацизма, а Берлин — во всех смертных грехах XX века. Всему этому мракобесию Рек-Маллечевен противопоставляет Баварию, забывая о том, что Мюнхен и Нюрнберг были важнейшими городами для становления фашизма. Антиберлинский баварский пафос — выражение глубочайшей неприязни к современности, позволяющей «грязные прикосновения к вещам, о которых раньше говорили с застенчивостью и благоговением, какая профанация великих слов и изысканных титулов, которые раньше были уделом только избранных, героев и великих мыслителей!».
Рек-Маллечевен писал в основном исторические романы, поскольку был антисовременником событий, отраженных в дневнике. С его ненавистью к нацистскому режиму легко солидаризироваться в наши дни — на уровне эмоций многие инвективы кажутся твоими собственными. Но дело в том, что от надменного консерватизма автора, в котором иногда звучат расистские и сексистские нотки («эта страна истощенных в раннем возрасте мужчин и количественно преобладающих женщин, которые узурпировали часть лидерства, физиологически предназначенного для мужчин») до праворадикального безумия, которое он критикует, расстояние очень небольшое. Рек-Маллечевен его не прошел, а режимы по-прежнему развязывают бессмысленные войны, опираясь на старых монстров в виде национализма, привилегий и старой доброй уютной духовности.