Настоящий материал (информация) произведен, распространен и (или) направлен иностранным агентом Наринской Анной Анатольевной либо касается деятельности иностранного агента Наринской Анны Анатольевны.
Совершенно понятно, почему эту книгу когда-то прямо рвали друг у друга из рук и почему ее не читают сейчас. Есть что-то совсем несегодняшнее в чувствах и образах, которыми она наполнена. Не очевидно «несегодняшнее» (странно было бы этого требовать от книги, написанной в 1913-м), а совершенно с нашим «сегодня» не рифмующееся. Такое устаревше-невосстановимо милое. Как черно-белый кадр поливальной машины, окатывающей водой киновлюбленных, который сейчас действует уже почти только ностальгически.
У нас время популярности «Большого Мольна» как раз совпало со временем кино с такими вот поливальными машинами (Морис Ваксмахер перевел этот роман в 1960-м). То есть это было время читателя невысокомерного, готового принять сентиментальность. И единственная возможность полюбить этот текст — включить в себе такого читателя. И если у вас такое получится — вы переживете чудесный опыт.
В какой-то мере к нужному душевному состоянию предрасполагает биография автора (хотя, конечно, довольно безнравственно делать чью-то безвременную смерть инструментом читательской самонастройки). Анри Фурнье, взявший псевдоним Ален-Фурнье, погиб в возрасте двадцати семи лет во время битвы на Марне — знаменитейшего и кровопролитнейшего сражения Первой мировой войны. Роман «Большой Мольн» — его единственное законченное произведение. И, если пытаться в двух словах сказать, на что он похож, то он похож на Достоевского времени «Белых ночей», из которого убрали всю черноту и все предчувствие надвигающейся в более поздних вещах достоевщины.
В маленькую провинциальную школу приезжает необычный ученик. Его зовут Огюстен Мольн, ему семнадцать, он высок ростом (и поэтому получает кличку «Большой» Мольн), скрытен, отважен и мечтателен. Сын директора школы, от лица которого ведется повествование, младше заглавного героя на два года и предан ему всем сердцем. Однажды Мольн решает ненадолго сбежать из школы — устроить, в сущности, розыгрыш. Дальше сюжет развивается по почти сказочному или балладному сценарию: потерянная дорога — блуждания — таинственный замок — странные события — прекрасная девушка. Но (в отличие от сказки) все заканчивается не «они жили долго и счастливо» или (в отличие от баллады) не «память о видении стала прекрасными песнями» — а тоской, неловкостью, дурацкими поступками, страданием.
В тексте Алена-Фурнье нет еще настоящей писательской искусности: у него слишком много второстепенных героев, он нагромождает события и довольно неуверенно балансирует между романтической уверенностью в самоценности порыва и реалистической необходимостью обеспечить героя мотивацией. Но у него замечательно получается другое, позволяющее легко отмахнуться от этих недостатков.
В «Большом Мольне» ему удалось описать мир, балансирующий на грани материального и иллюзорного, то есть ровно такой, какой он и бывает в юности, когда ожидания окрашивают реальность небывалыми красками. Крах Большого Мольна, крах его друга-рассказчика, да и в общем-то неизбежный крах любого человека предопределен невозможностью сопротивляться времени, меняющему, «взрослящему» нас, выталкивающему нас с территории так называемой иллюзии на территорию так называемой реальности. Причем попытки задержаться на стороне иллюзии (а именно такую попытку совершает слегка повзрослевший Большой Мольн) всегда оказываются наказаны.
Если б я снимала фильм по «Большому Мольну» (существующие экранизации кажутся мне довольно невыразительными), то изображение бы блекло по мере развития сюжета и к концу из ярко цветного становилось бы даже не черно-белым, а светло-серым / темно-серым. Вообще-то, если правильно настроиться, можно, читая книгу Алена-Фурнье, крутить в своем воображении такой фильм. При желании можно даже ввести в него кадры с поливальной машиной из совсем другого времени. Мир, который там описан, вполне это позволяет.