Все мы начиная с 24 февраля 2022 года оказались перед лицом наступающего варварства, насилия и лжи. В этой ситуации чрезвычайно важно сохранить хотя бы остатки культуры и поддержать ценности гуманизма — в том числе ради будущего России. Поэтому редакция «Горького» продолжит говорить о книгах, напоминая нашим читателям, что в мире остается место мысли и вымыслу.
Эквиано Олауда. Удивительное повествование о жизни Олауды Эквиано, или Густава Васы, Африканца, написанное им самим. М.: Common Place, 2022. Перевод с английского Сергея Зухера. Содержание
Если верить автору этой удивительной книги, впервые опубликованной в 1789 году, он родился свободным человеком в семье вождя одного из африканских племен, относящегося к народности игбо. Когда он был ребенком, его похитили работорговцы, затем продавшие Эквиано англичанам. В чужих краях он принимает крещение и служит матросом на флоте.
Смекалистый и чрезвычайно одаренный юноша скопил денег, чтобы выкупить себя у хозяина и продолжить путешествовать по миру. Везде он видел, что его печальная судьба не уникальна: куда бы он ни прибыл, Эквиано встречал несчастных бесправных рабов, которых продавали на развес, как мясо. Более того, он обнаружил, что даже статус свободного человека не дает ему настоящих прав, которыми обладали белые люди.
Автобиографическая книга Олауды относится к жанру slave narrative, «невольничьему повествованию». Это не просто мемуары и увлекательные записки о приключениях моряка, это публицистический памфлет, направленный против работорговли и вообще угнетения одного человека другим. Оставаясь истовым христианином, пусть и склонным к духовным кризисам, Олауда видит истоки рабовладения в греховной природе человека, исправление которой — долг каждого верующего.
Еще при жизни автора книга выдержала восемь переизданий, став классикой аболиционистской литературы, повлиявшей не на одно поколение борцов за права чернокожих. Издавалась она и на русском — правда, существовавший перевод трудно назвать удовлетворительным: он был выполнен не с английского оригинала, а царская цензура изъяла множество страниц, содержащих наиболее свободолюбивые мысли. Теперь же можно сказать, что книга Эквиано Олауды, которую современники ставили в один ряд с «Робинзоном Крузо», наконец пришла к русскоязычному читателю.
«Не раз приходилось видеть, как рабов, и в особенности тощих, взвешивают и продают на вес по цене от трех до шести или девяти пенсов за фунт. Мой хозяин, однако, чью человечность оскорблял этот метод, продавал таких рабов оптом. И когда продают негров, причем даже родившихся на острове, нередко можно видеть, как мужей разлучают с женами, жен отрывают от мужей и детей — от родителей, вывозя на другие острова или куда пожелают их безжалостные хозяева, так что им, по всей вероятности, больше никогда в жизни не доведется свидеться. Часто сердце мое истекало кровью при таких расставаниях, когда друзья увезенного выходили на берег и со вздохами и слезами не отрывали глаз от кораблей, пока те не исчезали из виду».
Светлана Шнитман-МакМиллин. Георгий Владимов: бремя рыцарства. М.: Редакция Елены Шубиной, 2022. Содержание. Фрагмент
Жизнь писателя и литературного критика Георгия Владимова (настоящая фамилия Волосевич, 1931—2004) сложилась одновременно типичным и крайне нетипичным образом для советского диссидента. В юности он бежал от матери, растившей его в одиночку, на фронт, затем поступил в Суворовское училище и мечтал стать великим полководцем. Подобное воспитание далеко не всегда способствует свободолюбивому взгляду на жизнь, хотя в случае с Владимовым страсть к живому литературному творчеству взяла верх. После училища он получил юридическое образование, но ни дня не проработал по специальности, указанной в дипломе, — однако в последующем полученные знания не раз пригодились ему в правозащитной деятельности.
В дальнейшем Владимов работал в редакции самого либерального на тот момент журнала «Новый мир», к концу 1970-х подвергся травле из-за публикаций за рубежом, тогда же начал сотрудничать с журналами «Грани» и «Посев» — печатными органами солидаристов (об этом он еще пожалеет, когда поймет истинные политические цели организации). Эмигрировал лишь в 1983 году — после третьего обыска.
Биография Владимова, написанная филологом Светланой Шнитман-МакМиллин, занимает семьсот страниц плотного на события текста. Работа над ней, по сути, началась четверть века назад — с пятичасового интервью, которое автор взяла у своего героя. Книга посвящена не только собственно жизни Георгия Владимова, но и его творчеству — в прозе он последовательно отстаивал принципы крайнего реализма, что, в общем, тоже не самая стандартная художественная стратегия для советского диссидентства послесталинских лет и эпохи «застоя».
«Владимовы вылетели в Германию 26 мая, в день рождения Наташи: „Боль была страшная. Наташа плакала, Елена Юльевна держалась очень мужественно, успокаивала дочь и даже меня подбадривала“.
Как только самолет приземлился во Франкфурте-на-Майне, в салон вошел широкоплечий мужчина из советского посольства и громко спросил: „Кто тут Владимов? Вас просят выйти последним“. Мужчина остался стоять возле дверей. Когда самолет опустел, он широким жестом: „Пожалуйста“, — пригласил писателя в изгнание».
Екатерина II и Вольтер. Переписка. М.: Русский фонд содействия образованию и науке. Университет Дмитрия Пожарского, 2022. Пер. и сост. А. Любжина. Содержание
Ничто не сулит этой книге судьбы так называемого интеллектуального бестселлера, однако мы считаем необходимым обратить на нее внимание уже хотя бы потому, что в роли составителя и переводчика выступил Алексей Игоревич Любжин, любые литературные опыты которого, и в том числе переводы с древних и новых языков, ценны сами по себе. Знаток античной классики, он с не меньшим трепетом относится к XVIII веку и его литературе, для нас, увы, давно уже не очень понятной. Впрочем, как раз письма русской императрицы и великого французского писателя и мыслителя — чтение куда более доступное, нежели другие сочинения тех же авторов, и даже слабое знание интеллектуального и исторического фона эпохи Просвещения не помешает заинтересованному читателю насладиться этим обменом нескончаемыми любезностями, остроумными замечаниями и манипулятивным лукавством. Три предисловия, написанные разными людьми, освещают исторический и естественнонаучный контекст переписки, сам же Алексей Игоревич ограничился лишь краткими вводными замечаниями, хотя его развернутое концептуальное высказывание в начале книги было бы более чем уместным.
«Вольтер — Екатерине II. 29 явнваря [1768 г.]
Сударыня,
Говорят, что один старик, по имени Симеон, увидя малого ребенка, воскликнул от радости: „Мне остается только умереть, поскольку я видел мое спасение“. Этот Симеон был пророком, он видел издалека, что предстояло совершить этому маленькому еврею.
Я не еврей, не пророк, но я, такой же старый, как и Симеон, я не угадал бы в 1700 году, что в один прекрасный день разум, столь же неизвестный патриарху Никону, сколь и Священной коллегии, которому желают зла столь же папы и архимандриты, сколь и доминиканцы, прибудет в Москву, на голос родившейся в Германии принцессы, и что она соберет у себя в большом зале идолопоклонников, мусульман, греков, латинян, лютеран, которые все станут ее детьми».
Олег Хлевнюк. Корпорация самозванцев. Теневая экономика и коррупция в сталинском СССР. М.: Новое литературное обозрение, 2023. Содержание
Книга замечательного историка построена вокруг курьезного случая: в конце 1940-х советский гражданин Николай Павленко организовал фиктивную корпорацию, назвал ее Управлением военного строительства № 1, заключил с госструктурами миллионные договоры и даже построил по ним километры дорог. Процесс был налажен с размахом: в корпорации трудились сотни людей и даже имелся свой охранный отряд с пулеметами. Бизнес шел в гору, пока самозванцев не разоблачили из-за жалобы обсчитанного работника в Москву. Павленко расстреляли, а его ближний круг посадили на долгие сроки; судьи говорили о беспрецедентном и исключительном преступлении.
Изучение имитации позволяет больше узнать о том, как устроено явление, которое имитируется: Хлевнюк использует историю Павленко как оптический инструмент для анализа позднесталинских реалий. Выводы, к которым приходит историк, весьма интересны: так, например, он говорит о том, что нацеленность карательных органов на фабрикацию громких политических дел снижала эффективность в борьбе с экономическими нарушениями, в частности с коррупцией. В целом же деятельность корпорации Павленко предстает не исключительной, но, напротив, типичной: самозванец виртуозно использовал лакуны плановой экономики, но таких умельцев в стране всегда хватало.
«Павленко хорошо знал, что представляла собой советская бюрократия и захватывающий все бюрократизм. Наличие „солидных“, пусть и фальшивых бумаг позволяло обходить многие препятствия в системе, где бланки и печати играли гипертрофированную роль. Этой стороне дела в организации уделялось особое внимание».
Сэйс Нотебоом. Венеция: Лев, город и вода. М.: Текст, 2022. Перевод с нидерландского Н. Федоровой Фотографии Симоны Сассен. Содержание. Фрагмент
Писать книгу про Венецию — затея в духе изобретения велосипеда, однако ж Сэйс Нотебоом с задачей справился: «Лев, город и вода» — это субъективный поэтический путеводитель, который не тянет тут же закрыть. 60-летний опыт путешествий автора в город на воде отлился в увлекательную форму, которая будет особенно симпатична ценителям его витиеватого стиля. Голландский писатель нанизывает воспоминание на исторический факт, факт — на метафору, метафору — на образ, и так без конца.
Собственно, путеводительские функции книга выполняет своеобразным образом: с одной стороны, перед нами колоссальное упражнение в ностальгии, воспевание ускользающей красоты, а с другой — проклятие туристическим ордам, которые привлечены той самой ускользающей красотой. Вывод из чтения напрашивается: дома надо сидеть, издалека наслаждаться (издание иллюстрировано шикарными фотографиями) — но это не точно.
«Темнота окутывает большое, угрюмое тело, которое словно чуть покачивается, волны и туман обманывают меня, кажется, будто от движения воды волосы женщины расходятся веером, будто война идет сейчас, а не тогда. Все дело в том, что она будоражит нашу память, эта большая, слишком большая женщина, убитая, застреленная, лежит в море и будет лежать, пока, как и все памятники, не превратится из горького напоминания о вот этой войне и о вот этом сопротивлении в символ того, что война и сопротивление существуют всегда. И все же с какой легкостью война утрачивает свою кровопролитность, стоит ей только отойти достаточно далеко в прошлое».