Лоран Бине. Цивилиzации. СПб.: Издательство Ивана Лимбаха, 2021. Перевод с французского А. Захаревич
В апологии географического детерминизма «Ружья, микробы и сталь» Джаред Даймонд задается вопросом: «Почему Писарро пленил Атауальпу?» Иначе говоря, как так вышло, что в начале XVI века горстка испанцев умудрилась за считаные месяцы разрушить империю инков и взять в плен их императора, а не наоборот?
Лоран Бине показывает, как было бы это «наоборот» — конечно, не с целью оспорить аргументацию исторического успеха европейцев, связанного в том числе с привозом в Новый Свет новых инфекций, а с целью подвергнуть европоцентричный взгляд остранению и продемонстрировать мастерское владение формами от скандинавской саги до дневниковой исповеди. Рано развившийся Атауальпа, как в игре Civilization, пересекает Атлантику, пленяет Карла V и круглыми глазами смотрит на деятельность инквизиторов.
Нельзя сказать, что от рокировки европейская история радикально идет наперекосяк: Просвещение, как и Лиссабонское землетрясение, происходит, но все становится странненьким, как в романах Филипа Дика, а местами смешным — Томас Мор пишет Эразму Роттердамскому письма не по поводу тезисов Лютера, но о теологических тонкостях инкского культа солнца. Странное и смешное в изящной упаковке вообще хорошо удается автору романа о том, что Ролана Барта убила агент КГБ Юлия Кристева (хотя это не точно).
«Инка приказал сжечь большой зеленый крест, участвовавший в церемонии инквизиторов, но счел, что мудрее будет покуда не срывать бесчисленные изображения приколоченного бога».
Мацей Гурный. Великая война профессоров. Гуманитарные науки 1912–1923. СПб.: Издательство Европейского университета в Санкт-Петербуре, 2021. Перевод с польского Н. Поляковой. Содержание
«Книга Мацея Гурного посвящена феномену, известному как „война духа”», сообщает аннотация. Давайте разбираться: термином Krieg der Geister историки обозначают «национализацию» наук, которая наблюдается в период Первой мировой в противоборствующих странах. Под национализацией имеется в виду подведение научных обоснований под конфликт; «профессора» объясняли, чем народ противника заслуживает насилия и какие врожденные преимущества дают их собственному народу право это насилие чинить.
До работы Гурного «война духа» рассматривалась в основном на идеях ученых из Германии, Великобритании и Франции. Польский историк смещает ракурс на восточный фронт, принимая в оборот материалы стран Центральной и Восточной Европы. Расширяются и временные рамки: исследователь показывает, что идеи национальной, расовой исключительности восходят к Франко-прусской войне, не исчезают они и после того, как солдаты Великой войны сложили оружие.
Это замечательный труд, который показывает множество тонких и любопытных вещей, например, как антипрогрессистские идеи консервативных довоенных интеллектуалов становятся академическим мейнстримом, приспосабливаясь для критики противников. Или — каким образом все воюющие стороны открывали во вражеском народе «женские черты характера». И конечно, научное знание предстает здесь имманентно социальным феноменом, неразрывно связанным с конкретными условиями своего производства.
Из этого, в частности, следует, что война духа не прекращалась никогда.
«Выводы исследований Миклашевского, в сущности, ограничивались подтверждением далеко зашедшей дегенерации русских. Согласно результатам его опроса, среди русских было больше курящих (и они начинали курить раньше, чем поляки), а также значительно больше лиц, которые регулярно мастурбировали».
Валерий Нугатов. Едодой! Краснодар, Тверь: Асебия, Kolonna Publications, 2021
На закате 2000-х поэт и переводчик Валерий Нугатов был резидентом и главной медиабомбой московского клуба «Жесть». Кто ни разу не был на фестивале с громким названием «В постели с Нугатовым», тот едва ли имеет право называть себя олдскульщиком поэтического андеграунда Москвы. Неприход на его мероприятия расценивался как фол, и само бытие засчитывало вам техническое поражение.
Несмотря на изнурительную ночную жизнь, Нугатов успевал и по-прежнему успевает переводить невиданные по своим масштабам прозаические массивы. Именно ему мы обязаны тем, что по-русски заговорили многие персонажи экстремально трансгрессивной прозы в диапазоне от Габриэль Витткоп до Пьера Гийота.
Но 16 января 2013 года случилось непоправимое. На выходе из ресторана «Старый фаэтон» был вероломно убит криминальный авторитет Дед Хасан. Для обывателей его гибель стала очередной сенсацией, о которой забыли через несколько дней. Для настоящего, подлинного поэта Валерия Нугатова его смерть стала только началом бесконечной эпопеи, в которой суперстар Нугатов примерил на себя роль проводника между миром живых и миром мертвых, которым руководит всепроникающий дух Деда Хасана.
Почти девять лет гомеровский по своим масштабам проект Нугатова болтался в проруби фейсбука и вот наконец обрел материальную сущность в виде изысканно оформленной книги. Открыв ее, вы, вероятно, изумитесь тому, что написана она на каком-то одновременно знакомом и не совсем знакомом языке. Вчитавшись, вы все же поймете, что язык этот скорее ангелический, нежели бесовской, а истинные демоны — те, кто ее читают.
жох лойханн бройжолл меймо мейньо
волдэр бэйньоменн бройжолл меймо мейньо
жэлл дейлоцз бройжолл меймо мейньо
хвейллехз гвойддоре бройжлло меймо мейньо
дейреддой бройжолл меймо мейньо
олдуйзсэр бройжолл меймо мейньо
огомьбэнн бройжолл меймо мейньо
а дедхоссан ннэ бройжолл меймо мейньо
а озтонойвелсэ ннобройтеф мейньо
сэйлл нно пейннох
сьэйлл пейрожох
до бреззодуймоллозь!
Рекомендуем ознакомиться, как это звучит в исполнении автора: музыка сфер!
Большая Красная Рука в советском плакате. М.: Контакт-культура, 2021
Издательство «Контакт-культура» сделало имя на репринтах советских и российских плакатов. Идею новой подборки придумал и реализовал директор издательства Павел Снопков, собрав под одной обложкой 54 плаката. Все их объединяет присутствие Большой Красной Руки (БКР), свободно парящей алой конечности, которая осуществляла на советских плакатах функции надзора и наказания, а также утверждения социального порядка. Плакаты, вошедшие в альбом, охватывают период с 1920 по 1986-й год, таким образом БКР осенила собой практически весь жизненный цикл государства рабочих и крестьян. Вступительный текст, написанный Татьяной Толстой, проницательно указывает: работа БКР сводится к тому, чтобы тащить и не пущать, — дескать, таковы константы русской жизни. Мысль остроумная, хотя и опровергается зарубежной иконографией Больших Рук.
«Красная Рука ни к кому и ни к чему не приделана».
Андрей Белый. «Все мысли для выхода в свет — заперты». Дневники 1930-х годов. М.: Common place, 2021. Содержание
Лет пятнадцать назад ходили слухи, будто поздние дневники Андрея Белого не публикуют потому, что они «слишком безумные» — хотя, что значит «слишком безумный» в отношении автора «Петербурга», не вполне понятно. Дело, конечно же, было в другом: дневниковые записи Белого сохранились фрагментарно, часть их была изъята ОГПУ, а для публикации сохранившегося требовалось провести основательную архивную и текстологическую работу, за которую взялась Моника Львовна Спивак, большой специалист по жизни и творчеству писателя. Она же написала фундаментальный комментарий и вступительную статью, и теперь мы наконец имеем отдельное издание ценнейшего документа, из которого можно почерпнуть немало полезной информации о позднем Белом.
«12 февраля, среда 1930 г. Кучино.
Мороз сейчас не менее 25 градусов, два с половиной часа прогулка и работа на дворе. К. Н. читает книгу Лосева „Очерки античного символизма и мифологии”. Я лишь нюхал. Огромный том, более 800 страниц, оставляющий прекрасное впечатление; можно гордиться, что в такое время в России появилась такая книга; она главным образом посвящена Платону. Бегло проглядывая ее (изучать пристально буду потом), видишь: это тебе не Франки, Бердяевы: настоящая оригинальная мысль, весьма ценный материал, и простота, и скромность тона. Я считаю, что в другое время книга Лосева должна была бы возбудить в России такой же шум, как книга Шпенглера в Германии, но у Лосева, как мне кажется, мысль монументальнее, Лосев — настоящий философ в хорошем смысле слова, и как живой философ он не „философствует”, не „терминолизирует”, а мыслит.
Пишу это пока еще в кредит, ибо только нюхал книгу, читать еще буду, но нюх у меня есть».