Вадим Радаев. Миллениалы. Как меняется российское общество. М.: Издательский дом Высшей школы экономики, 2019
Автор этого текста — один из немногих миллениалов, работающих в «Горьком». И именно ему выпал жребий написать небольшую рецензию на новую книгу Вадима Радаева. Которая ему решительно не понравилась.
Но сперва дадим краткую справку. Радаев — выдающийся экономист, проректор ВШЭ, автор множества статей и монографий на не самые очевидные темы. По совместительству — главный редактор журнала «Экономическая социология», сообщает нам «Википедия» (миллениалы ведь, как известно, вообще все знания черпают из «Википедии»).
В своей работе профессор пытается дать инструмент для понимания поколения, взрослая жизнь которого началась на стыке двух веков. Ни в коем случае не ставя под сомнение авторитет Вадима Валерьевича как специалиста в своей области, должны заметить, что сама идея книги кажется изначально спорной. Можно ли подвести под одну гребенку людей лишь по признаку того, в каком году им не посчастливилось появиться на свет? Не слишком ли разными мы стали, чтобы нас изучать как единое целое? Не устарел ли сам конструкт «поколение»? На все эти риторические вопросы Радаев решительно отвечает «нет». И смелость обобщений, которые допускает исследователь, — лучшее, что есть в «Миллениалах».
Добрую половину книги занимают статистика, собранная сотрудниками «Вышки», и ее анализ. В ней содержатся занимательные сведения о том, какой процент миллениалов ведет здоровый образ жизни, пользуется Интернетом, желает создать семью, насколько увеличился средний рост населения за последние сто лет. Как все это связано между собой? Никак. Кажется, будто автор просто брал данные, которые имелись под рукой, и подгонял под них свои заранее сделанные выводы. А выводы эти поражают своей простотой: миллениалы больше зависят от гаджетов и социальных сетей, чем люди старшего поколения.
И все же книга Радаева могла бы быть любопытной, если бы не надменный менторский тон, который автор выбрал для разговора с читателем. Приведем пример:
«Множественность форм коммуникации сама по себе — это плюс, если удается удержать ее в разумных пределах и эффективно переключаться. Но именно это зачастую не удается, и возникает размытость и размазанность форм коммуникации, когда они начинают мешать друг другу и вытесняют друг друга. Наложение волн (интерференция) порождает шумы. Можно слушать и классическую музыку, и рэп. Но если запустить их одновременно, не получишь ничего, кроме головной боли».
Оставим за скобками, что академическая музыка и хип-хоп давно и вполне успешно миксуются (см., например, проект Rancid Opera). Профессор Высшей школы экономики вовсе не обязан вникать в такие субкультурные подробности. Но стоит понимать, что в 2019 году так уверенно проводить линию фронта между «высоким» искусством и «низким» немного старомодно. Впрочем, это все мелкие придирки. Ибо дальше — хуже.
В следующем же абзаце автор решительно заявляет:
«Такого рода коммуникация легко может становиться источником неврозов и депрессий (в том числе клинических), слома рациональности поведения, понимаемого как устойчивое следование своему интересу. Невроз — побочный продукт сломанной воли и (вследствие этого) потери рациональности».
Повторимся: мы не сомневаемся в том, что Радаев — выдающийся экономист, социолог и наверняка хороший преподаватель. Но императивная интонация, с которой делает подобные заявления автор, кажется как минимум странной. Как странно выглядит и, скажем, следующий пассаж:
«Желание соответствовать недостижимому и выстроить совершенное тело все чаще сопрягается с рисками излишне увлечься приемом стероидов, изуродоваться пластическими операциями или довести себя до анорексивного состояния».
Поясним претензию к этому фрагменту. Мы, миллениалы, поголовно читающие Vice, разделяем тезис «мое тело — мое дело». Поэтому нам довольно непривычно слышать от умного образованного человека слова про какое-то там «изуродование». Осуждение, звучащее из уст автора, в принципе, можно понять, но ему явно не место в серьезном исследовании, претендующем на научность.
Ближе к концу книги Радаев подходит к теме, которая нас по-настоящему волнует: почему люди перестали читать? Но, увы, не дает ответ на этот вопрос, а лишь сыплет новыми инвективами на подрастающее поколение:
«Нас (старших) в университетские годы учили не просто читать, но „прорубаться” сквозь сложный текст. Мы этому научились, привыкли к такой работе и ожидаем этого от других. Теперь этот навык утрачивается или часто не воспитывается вовсе. Сегодняшние студенты, похоже, совершенно искренне не понимают, зачем нужно „грызть гранит” текстовых нагромождений».
Разве это проблема одних лишь так называемых миллениалов? И вообще так ли реальны ее масштабы, как приятно думать нам, склонным побрюзжать книжным червям? Вот здесь действительно было бы интереснее посмотреть на качественно собранную статистику — это куда увлекательнее данных о среднем росте. Кстати, она есть на 91-й странице. И она свидетельствует о том, что читающих миллениалов в России несколько больше, чем читающих представителей старшего поколения: 59,3 % против 54,6 %. Забавное противоречие, не правда ли?
Самое же спорное утверждение в книге относится к протестному потенциалу молодых людей. Радаев приводит неожиданный пример оппозиционной активности студентов — выступление против фан-зоны на территории МГУ, обустроенной к футбольному чемпионату мира. По его мнению, этот пример показателен тем, что он не был бунтом против условной власти, а был «попыткой защититься от внешнего вторжения на территорию, которая считается своей». По сути, Радаев удивительным образом отказывает молодежи в политической субъектности, ограничивая протестную деятельность нового поколения одним только стремлением к личному комфорту. Хотя вроде бы омоложение отечественной оппозиции давно стало настолько очевидным, что и говорить об этом неловко.
В другой главе Вадим Валерьевич и вовсе переходит на стиль служебной записки, в которой местами довольно сложно что-либо понять:
«Студенты всегда боролись за свои оценки — и за то, чтобы уйти от „неудов”, и за то, чтобы повысить положительную оценку. Но если раньше они „клянчили”, то теперь „вынимают душу” из преподавателей, причем это движение принимает все более массовый характер. Цепляются за любую мелочь, проявляя все большую настойчивость.
Все чаще направляются жалобы администрации университета, в том числе коллективные обращения. Это жалобы на отдельных преподавателей, несправедливо поставленную оценку или, все чаще, на несоблюдение установленных самим же университетом правил».
Очень надеемся, что это не строго засекреченный документ, по воле случая затесавшийся в книгу по социологии «разочарованного поколения», а здоровая (само)ирония.
В завершение нашей желчной тирады скажем: ни в коем случае не подумайте, что мы ругаем эту книгу. Она во всех отношениях хорошая.
Шутим. Давно ученые не были настолько далеки от предмета, который они исследуют.