История русских колоний в Америке, детектив о запертых в санатории, банальность книги о банальности зла, умный научпоп об уме, философия свободы и уроки кино от слоненка Дамбо: читайте об этом в свежем выпуске нашей постоянной рубрики «Книги недели».

Оуэн Мэтьюз. Грандиозные авантюры. Николай Резанов и мечта о Русской Америке. М.: Эксмо, 2019. Перевод А. В. Андреева

Жениху было 42 года, и его называли «невеждой», «проходимцем» и даже «самым большим подлецом, которого видал свет». Невесте было 15 лет, и ее считали «очаровательной». Вскоре после свадьбы он отправится за океан и умрет в другой стране, а через 175 лет история этого короткого брака превратится в рок-оперу «Юнона и Авось». В 1986 году эту рок-оперу посмотрит некто Оуэн Мэтьюз. Так он узнает про Николая Резанова и заинтересуется историей Русской Америки. Мэтьюз прославился книгой «Антисоветский роман», историей знакомства своих родителей. Его мать русская, его отец валлиец, они познакомились в СССР в 1963 году, ее к нему не выпускали, частная жизнь обычной семьи стала предметом дипломатических и шпионских игр сверхдержав. Понятно, что через частную историю Мэтьюз рассказывает историю большую. Так же и в новой книге: все начинается со странного романа русского авантюриста и дочери калифорнийского губернатора, а превращается в подробный рассказ о русской колонизации Америки. Рассказ, который интересен как кропотливой работой с источниками, так и необычной оптикой — автор смотрит одновременно и с позиции европейца, и с позиции русского.

«Купцы и жители Иркутска были отрезаны от Европейской части России точно так же, как французы в Квебеке — от метрополии или англичане на Бермудах — от Лондона. Неудивительно, что в этих условиях язык и одежда „новых сибиряков” были устаревшими. Кафтаны, упраздненные еще Петром Великим, в Сибири носили даже в начале XIX века. У кого были деньги, строили себе огромные особняки, а все тротуары в городе были деревянные, чтобы не ступать ногами в грязь».

Лиана Мориарти. Девять совсем незнакомых людей. М.: Иностранка, Азбука-Аттикус, 2019. Перевод с английского Г. Крылова

Те самые незнакомцы из названия приезжают в санаторий. Кто-то хочет похудеть, кто-то отдохнуть от суеты мира, кто-то получше понять себя, кто-то пытается принять свой возраст. Всё чинно, солидно, массаж, тихий час, прогулки. Надо ли подсказывать, что над санаторием и его обитателями уже зависла тяжелая рука рока и сейчас с ними начнут играть в странную игру. Более того, всё, что происходит с обитателями пансионата, как-то связано с загадочной смертью девушки Маши (именно Маши, так написано в английском оригинале), которой книга начинается. Лиана Мориарти прославилась благодаря книге «Большая маленькая ложь». Ее книги не блещут оригинальностью задумок, но для своего жанра (легко-детективного) они исполнены просто блестяще.

«Как и все в жизни, реакции на менопаузы определялись их характерами: Ди сказала, что пребывает в постоянной ярости и если ее гинеколог в скором времени не согласится на гистерэктомию, то она возьмет этого маленького говнюка за шкирку и шарахнет о стену; Моника радовалась интенсивности собственных эмоций; Натали беспокоилась, не усиливает ли менопауза ее тревожность. Зато все они соглашались с тем, что это очень похоже на их подругу Джиллиан — умереть, чтобы отмазаться от климакса, после чего лили слезы в бокалы с итальянским вином».

Ольга Шпарага. Сообщество-после-Холокоста: на пути к обществу инклюзии. Минск: Медисонт, 2018

Белорусская исследовательница Ольга Шпарага написала чрезвычайно аккуратную евролевацкую книгу, в которой, как по методичке, нашлось место Ханне Арендт, Джудит Батлер, Юргену Хабермасу и другим столпам либеральной мысли ХХ века. Винегрет из рукопожатных имен авторка приправила общими суждениями о правах человека, базовых этических принципах современного европейски ориентированного общества и прочей самоочевидной скукой. Единственное, что выводит читателя из уюта этих трюизмов, — прилагательное «беларусский», любовно расставленное автором по всему тексту и в таком виде сохраненное корректором. Пока бело-красно-белые гуманитарные практики исчерпываются этим, русские имперские охранители могут спать спокойно — порядку в братской республике ничто не угрожает.

Книга вряд ли бы попала в наш обзор, если бы не приложение в виде интереснейшего очерка о художнике Сергее Шабохине и современном искусстве Белоруссии. Из него российский читатель, не следящий пристально за арт-активизмом в соседней стране, может узнать, например, о проекте «Практики подчинения»:

«Карта „Практик подчинения” обнаруживает то, что скрывается за беларусским социализмом на уровне микрофизики власти, — разного рода страхи и отсутствие доверия между людьми, культурную стагнацию и отказ в праве на будущее, разные формы социального исключения, стигматизации и вытеснения граждан из публичных городских пространств. Отдельной темой являются попытки властей управлять социальной памятью — например, через стирание из нее воспоминаний о взрывах в минском метро 11 апреля 2011 года. Возвращая это событие на карту с помощью обозначения места на станции метро Октябрьская, которое предположительно было эпицентром взрыва, Сергей Шабохин намечает альтернативный способ переживания социальной и политической жизни в Беларуси, если и не освобожденной полностью от страхов, то открытой для рефлексии о них».

Антонио Дамасио. Так начинается «я». Мозг и возникновение сознания. М.: Карьера Пресс, 2018. Перевод с английского И. Ющенко

Нейробиолог Антонио Дамасио производит научпоп в том виде, в каком он заслуживает право на существование: не присаживаясь перед читателем на корточки и не соря банальными анекдотами, он легко и доступно рассказывает о вещах не самых простых. В данном случае — о том, как в нашем сером веществе возникает чудо, которое обычно называют сознанием. Имея в руках строгий научный инструментарий, Дамасио свободно перемещается и в соседние науки — философию и психологию, — отправляя нас в занятные странствия по закоулкам нашего мышления.

Главную же задачу своей книги автор определяет со свойственной многим европейским ученым оптимизмом:

«Ф. Скотт Фицджеральд написал замечательные слова: „Великий грех совершил тот, кто изобрел сознание” (перевод Н. Рахманова). Я понимаю, какие причины побудили его к этому высказыванию, однако это его осуждение — лишь одна сторона медали, к которой мы обращаемся в моменты недовольства несовершенством природы, столь остро ощущаемого наделенной сознанием психики. Другой же стороной становится восхваление сознания как изобретения, породившего все наши творения и открытия, — и горечь утраты сменяется радостным ликованием. С появлением сознания нам открылся путь к жизни, которую стоит прожить. Поняв, как сознание возникло, мы лишь усилим ценность этой жизни».

Дмитрий Волков. Свобода воли. Иллюзия или возможность. М.: Карьера Пресс, 2018

Еще одна новая книга о перипетиях человеческого сознания. Опираясь на аналитическую философию, Дмитрий Волков в очередной раз обращается к своей излюбленной теме, вынесенной в заглавие, — свобода воли. В относительно небольшом по объему труде автор успевает подвергнуть критике философскую базу либертарианства в лице Роберта Кейна, пройтись по некоторым идеям Джона Серла, пересказать самые занимательные мысленные эксперименты предшественников и, разумеется, поведать о новейших академических представлениях о свободе и несвободе, границах личности и том, что их определяет.

«Если человек в хроническом вегетативном состоянии (ХВС) — не та же личность, что был до этого состояния, то кто этот человек в ХВС? Кто этот „кто-то еще”?

Я могу представить два возможных ответа нарративистов на этот вопрос. То, какой из них правдоподобнее, зависит от наблюдателей и рассказчиков истории жизни агента в ХВС. Согласно одному ответу, личность в вегетативном состоянии перестает существовать. Вместо нее продолжает существовать только биологическое существо. Это биологическое существо жило и раньше, и личность существовала на его основе. Возможно, оно еще имеет потенциал вновь стать личностью, но в ХВС оно таковой не является.

Согласно другому ответу, личность продолжает существовать. И существование этой личности возможно благодаря историям других рассказчиков, а не рассказам самой личности. Этот новый этап жизни личности можно включить в ее историю как главу о ней, написанную не самой личностью, а другими авторами».

И так далее.

Дэвид Мэмет. О режиссуре фильма. М.: Ад Маргинем Пресс, 2019. Перевод с английского В. Голышева

Голливудский сценарист и режиссер Дэвид Мэмет («Почтальон всегда звонит дважды», «Ронин», «Ганнибал») собрал в крохотную книгу курс лекций, прочитанный в Колумбийском университете. Кинодел первого эшелона делится с новичками как основами сценарного мастерства, доходчиво объясняя, что такое макгаффин, так и маленькими секретами, о которых больше никто не расскажет. Например, о том, чему авторы «серьезного» кино могут поучиться у старого диснеевского мультика.

«У слоненка Дамбо большие уши; его проблема в этом. Таким он уродился. Проблема усугубляется, над ним все больше смеются. Он должен как-то справиться с ней. По ходу истории он встречает маленьких друзей, и в этом классическом мифе они приходят ему на помощь. (Изучать мифы очень полезно для режиссеров). Дамбо научился летать; у него открылся талант, о котором слоненок не подозревал, и он приходит к осознанию, что он не хуже прочих. Может быть, и не лучше, но он другой и должен быть собой. Когда он понимает это, его странствие окончено. Проблема больших ушей разрешена не усечением их, а самопознанием — и это конец истории.

„Дамбо” — пример совершенного фильма. Мультипликации очень полезно смотреть людям, которые хотят снимать кино, — гораздо полезнее, чем смотреть кинофильмы.

В старых мультипликациях художники понимали суть теории монтажа, а именно: они могут делать все, что заблагорассудится. Нарисовать верхний ракурс ничуть не дороже, чем дальний план. Чтобы нарисовать сто людей, а не одного, им не надо было держать актеров до ночи, не надо было посылать бутафора за дорогой китайской вазой. Все основывалось на воображении. Так что, если смотреть мультфильмы, можно многое узнать о том, как выбрать кадры, как рассказать историю в картинках и как монтировать».