Нобелевские лауреаты по экономике 2019 года, супруги Абхиджит Банерджи и Эстер Дюфло, предлагают решать глобальную проблему бедности с помощью некой современной разновидности доктрины малых дел — понемногу улучшая качество образования и здравоохранения в отсталых странах, вовлекая их жителей в микропредпринимательство и улучшая для них доступ к финансовым ресурсам. Данные эмпирических исследований вроде бы подтверждают, что такие меры действительно способствуют избавлению человечества от крайних форм бедности, но не вполне понятно, обеспечат ли они переход к обществу среднего достатка. Тем не менее собранные Банерджи и Дюфло материалы свидетельствуют как минимум о том, что для результативной борьбы с бедностью следует сперва разобраться, что же это такое, — а политики и экономисты, уверены авторы книги, зачастую имеют об этом явлении весьма расплывчатые представления.

Абхиджит Банерджи, Эстер Дюфло. Экономика бедных. Радикальное переосмысление способов преодоления мировой бедности. М.: Издательство Института Гайдара; СПб.: Факультет свободных искусств и наук СПбГУ, 2021. Содержание

Не рассчитывайте на быстрое решение проблем

«По-моему, медицинские пункты, школы, библиотечки, аптечки при существующих условиях служат только порабощению. Народ опутан цепью великой, и вы не рубите этой цепи, а лишь прибавляете новые звенья», — заявлял в конце позапрошлого столетия рассказчик чеховского «Дома с мезонином» в споре с Лидой Волчаниновой, дочерью высокопоставленного чиновника, приехавшей работать учительницей в сельской школе. «Подобные милые вещи говорят обыкновенно, когда хотят оправдать свое равнодушие. Отрицать больницы и школы легче, чем лечить и учить», — парировала Лида, декларируя принципы теории малых дел, которую взяла на вооружение немалая часть русской интеллигенции после провала «хождения в народ» и разгрома «Народной воли».

Возрождение этой теории в наши дни, несомненно, также связано с крахом революционных ожиданий. После того как большие социалистические проекты переустройства мира потерпели поражение в ХХ веке, рассчитывать на радикальные перераспределительные решения в борьбе с бедностью больше не приходится, но движение мелкими шагами по-прежнему способно давать ощутимый результат.

Как утверждает главный международный куратор проблемы бедности — Всемирный банк, — первая из обозначенных ООН целей развития тысячелетия, а именно снижение уровня крайней бедности 1990 года в два раза к 2015 году, была достигнута с заметным опережением — еще в 2010-м. Если три десятилетия назад доля крайне бедных (к ним Всемирный банк относит людей, живущих на 1,9 доллара в день) в мировом населении составляла 37%, то четверть века спустя она снизилась примерно до 10%.

Однако, как отмечалось в докладе Всемирного банка осенью 2018 года, проблема бедности стоит достаточно остро, а темпы ее снижения несколько замедлились, в связи с чем прозвучал призыв расширять критерии оценки бедности и понимание проблемы нищеты. Присуждение Нобелевской премии по экономике Абхиджиту Банерджи и Эстер Дюфло в 2019 году с формулировкой «за экспериментальный подход к борьбе с глобальной бедностью» стало еще одним напоминанием о том, что проблема далеко не исчерпана, но методы ее решения уже вполне определены.

Книга «Экономика бедных», первое издание которой вышло еще в 2011 году, стала результатом восьми лет совместной работы авторов в Азии и Африке в рамках программ основанной ими Лаборатории по борьбе с бедностью. Длительное погружение в жизнь самых обездоленных жителей глобальной периферии привели Банерджи и Дюфло к пониманию того, что проблема бедности несводима к набору клише и простых политических формул типа «свободные рынки для бедных», «верните правам человека их значение», «сначала разрешите конфликты», «предоставьте больше денег беднейшим», «иностранная помощь убивает развитие» и т. д. Из этого и рождается их версия доктрины малых дел.

«Территория политики борьбы с бедностью усеяна обломками мгновенных чудес, которые оказались не столь волшебными, — отмечают авторы в предисловии к переизданию своей книги (2019 г.), с которого сделан русский перевод. — Прогресс в этой сфере требует, чтобы мы отказались от привычки смотреть на бедных как на персонажей мультфильмов и нашли время, чтобы действительно понять их жизнь во всей ее сложности и богатстве. Последние 15 лет мы пытались делать именно это».

Более того, добавляют Банерджи и Дюфло, сами бедные часто сопротивляются чудесным планам, которые придумывают для них экономисты.

Телевизор важнее еды

В качестве основного критерия бедности авторы используют еще более жесткие рамки по доходам, чем Всемирный банк. В среднем, отмечают они, уровень бедности в тех 50 странах мира, где живет большинство бедных, составляет 16 индийских рупий на человека в день. По сегодняшнему курсу это лишь 0,21 доллара в день, а с поправкой на разную покупательную способность в период написания книги Банерджи и Дюфло — порядка одного доллара. В Индии на такую сумму на тот момент можно было купить 15 маленьких бананов или около трех фунтов некачественного риса — и тем не менее в 2005 году во всем мире именно так жили 865 млн человек, или 13% населения планеты.

Но это вовсе не означает, утверждают авторы, что бедные тратят все свои скудные средства на еду: собранные Банерджи и Дюфло данные по 18 странам показали, что в потреблении крайне бедных доля продуктов питания составляет от 36 до 79% в сельской местности и от 53 до 74% — в городах. Верится в это, конечно, с трудом, но многие ли из нас бывали в таких замечательных странах, как Сьерра Леоне или Бангладеш, чтобы судить, как обстоит дело на практике? С этой точки зрения книга Банерджи и Дюфло вызывает интерес как минимум тем, что авторы и их коллеги по Лаборатории борьбы с бедностью предприняли едва ли не беспрецедентное «хождение в народ», само по себе требующее от исследователя немалой смелости: это вам не штамповать макроэкономические прогнозы, сидя в офисе на Манхэттене.

«Однажды мы спросили у Оучи Мбарбка, человека, которого мы встретили в отдаленной деревне в Марокко, что бы он сделал, если бы у него было больше денег, — рассказывают авторы. — Он ответил, что купил бы еще еды. Потом мы спросили его, что бы он сделал, если бы у него было еще больше денег. Он ответил, что купил бы более вкусной еды. Мы уже начали жалеть его и его семью, когда заметили телевизор, параболическую антенну и DVD-плеер в комнате, где мы сидели. Мы спросили его, зачем он купил все эти вещи, если чувствовал, что семье не хватает еды. Он рассмеялся и сказал: „О, но телевизор важнее еды!”»

Большинство людей, живущих менее чем на 99 центов в день, не ведут себя так, будто голодают — на этом утверждении авторов основана их критика масштабных программ продовольственной помощи беднейшим странам, которые на практике сплошь и рядом оказываются неэффективными. «Поставки продовольственной помощи в огромных масштабах представляют собой логистический кошмар. В Индии подсчитано, что более половины пшеницы и более трети риса „теряются” по пути, а значительная часть этих поставок поедается крысами», — отмечают Банерджи и Дюфло. К этому можно прибавить и небезызвестные факты о коррупции: один из наиболее известных примеров — крупные махинации, связанные с иракской программой ООН «Нефть в обмен на продовольствие», которая якобы должна была сдерживать милитаризм Саддама Хусейна.

Чудеса дегельминтизации

На чем же предлагается сосредоточить усилия? После присуждения Банерджи, Дюфло и их коллеге Майклу Кремеру нобелевской премии многие СМИ в качестве вполне курьезного примера их подхода привели инициированные ими исследования, посвященные взаимозависимости между экономическими достижениями граждан бедных стран и мерами, которые их правительства предпринимают для борьбы с глистами у детей. В «Экономике бедных» действительно упоминаются работы, в которых принимал участие Майкл Кремер, с кенийским материалом. В Кении дети, которым на протяжении двух лет давали в школе таблетки от глистов, дольше посещали школу и зарабатывали, став взрослыми, на 20% больше, чем дети в сопоставимых школах, которые получали такие таблетки всего один год.

Однако дегельминтизация населения, несомненно, лишь одна из многих мер по улучшению здравоохранения, которые предлагают Банерджи и Дюфло. Основная цель политики здравоохранения в бедных странах, по их мнению, должна состоять в том, чтобы сделать получение профилактической помощи как можно более легким для бедных:

«Начать лучше с предоставления профилактических услуг бесплатно или даже вознаграждая домохозяйства за их получение, превращая эти услуги в естественный вариант по умолчанию, когда это возможно. Бесплатные дозаторы хлорки должны быть установлены рядом с источниками воды; родители должны вознаграждаться за иммунизацию своих детей; детям должны предоставляться бесплатные лекарства от глистов и обогащенное добавками школьное питание; кроме того, необходимы государственные инвестиции в инфраструктуру водоснабжения и канализации, по крайней мере в густонаселенных районах».

Такие решения могут обойтись гораздо дешевле, чем те же продовольственные программы. Например, Банерджи и Дюфло ссылаются на исследования Лаборатории по борьбе с бедностью, показывающие, что спасти детей из бедных стран от массовой смерти от диареи могут три «чудодейственных препарата»: хлорка для очистки воды, соль и сахар — ключевые ингредиенты раствора для регидратации.

Однако на момент написания книги эти меры принимались не слишком часто, несмотря на их мизерную стоимость. В Замбии благодаря усилиям организации Population Service International, которая занимается продажей хлора во всем мире по субсидируемым ценам, семья из шести человек всего за 0,18 доллара могла купить достаточное количество хлорки, чтобы очистить свой источник водоснабжения, но делали это только 10% семей. Вместо дешевых средств профилактики, констатируют авторы, бедные часто предпочитают тратить деньги на дорогостоящее лечение, причем еще и предпочитают избегать государственных систем здравоохранения, обращаясь в частные клиники либо к «народным целителям».

Проблема, считают Банерджи и Дюфло, не только в том, что «бесплатное» здравоохранение зачастую плохо работает. Люди в принципе подозрительно относятся к «тем чудесным дешевым средствам, которые изобрела для них медицинская наука», включая ту же вакцинацию. Так работает эффект «психологических погруженных издержек»: люди с большей вероятностью используют то, за что они заплатили много. Настойчивое нежелание немалой части населения самых разных стран вакцинироваться от коронавируса (особенно тех стран, где нет платных альтернатив бесплатным вакцинам от государства) — явление, вероятно, того же порядка.

Если люди подвержены эффекту погруженных издержек, то подобные субсидии могут иметь обратный эффект — медицинскими технологиями будут пользоваться меньше, потому что их цена низка, констатируют Банерджи и Дюфло. А в бедных странах, добавляют они, вносит свою лепту еще и низкий уровень образования: если большинство людей не изучали в школе элементарную биологию, у них не будет оснований доверять профессионализму врачей, а решения относительно собственного здоровья будут приниматься ими преимущественно вслепую.

Апология мелкотемья

Фигура, воплощающая для Банерджи и Дюфло принципиально иной подход к борьбе с бедностью, — известный американский экономист Джеффри Сакс, один из ключевых консультантов российских реформаторов начала 1990-х. Собственно, в его команде и начиналась профессиональная карьера Эстер Дюфло, которая в те времена часто бывала в России, а в 1994 году получила степень магистра в парижской Высшей нормальной школе за диссертацию по истории первой пятилетки в СССР. В дальнейшем траектории интересов Дюфло и Сакса развивались во многом параллельно: Сакс в 2002 году стал советником генерального секретаря ООН по вопросам борьбы с бедностью, а Дюфло, выйдя замуж за руководителя своей докторской диссертации в Массачусеттсе Абхиджита Банерджи, стала его соратницей в исследованиях бедности. Но отстаиваемые тандемом нобелевских лауреатов и Саксом решения принципиально различаются.

Один из былых идеологов «шоковой терапии», Сакс посвятил свою книгу 2005 года «Конец бедности» объяснению того, почему бедные страны никогда не вырвутся из «ловушки бедности» без помощи стран богатых: по оценке Сакса, если ежегодно выделять отстающим 195 млрд долларов, то к 2025 году бедность может быть ликвидирована. Такая постановка вопроса незамедлительно вызвала критику: противники Сакса доказывали, что иностранная помощь бедным странам принесет им больше вреда, чем пользы, и не в последнюю очередь потому, что распределение этой помощи неизбежно будет сопряжено с коррупцией.

Попытку разрешить эту дилемму и предпринимают Банерджи и Дюфло в своей книге. Бесконечные дискуссии о положительных и отрицательных сторонах иностранной помощи, считают они, зачастую отвлекают внимание от того, что действительно имеет значение, — куда именно эти деньги направляются. Поэтому авторы призывают действовать в рамках конкретных проблем, которые могут иметь конкретные решения, а не полагаться на иностранные вливания в целом — надо, по их мнению, говорить просто о помощи, а не о помощи как некой идеологии борьбы с бедностью. Отсюда такое внимание Банерджи и Дюфло к деталям: например, они посвящают немало страниц тому, как правильно использовать в бедных странах москитные сетки, чтобы они были эффективным инструментом против малярии. Если потратить на сетки значительные средства, чтобы раздать их бесплатно, — а именно это и предлагал сделать Сакс, — желаемый результат может не быть достигнут ровно по той же причине, что и в случае с почти бесплатной хлоркой.

По сути, Банерджи и Дюфло вообще устраняют из своих рассуждений о бедности макроэкономику и политэкономию. В их книге читатель не найдет рассуждений о том, что успехи в снижении бедности будут зависеть от темпов экономического роста в отдельно взятой стране или от того, в какой степени ее элиты будут готовы поступиться своими претензиями на изъятие все большей доли национального дохода.

Весьма скептически Банерджи и Дюфло относятся и к призыву многих экономистов улучшать государственные институты, чтобы положительные эффекты от роста экономики ощущала как можно большая часть населения. Хорошая политика, отмечают они, может проводиться в плохих политических условиях — и что, возможно, более важно, наоборот: плохая политика может осуществляться в хороших условиях.

В качестве примера первой ситуации они приводят Индонезию при коррумпированном диктаторе Сухарто, который использовал нефтяные деньги не только для обогащения своего клана, но и на строительство школ, полагая, что образование важно для распространения идеологии и создания чувства единства в стране. Программа развития образования сопровождалась масштабной пропагандой, направленной на улучшение практики питания детей, и недоедание среди детей в Индонезии сократилось с 1973-го по 1993 год вдвое.

Примеры же того, как плохие результаты достигаются в благоприятных политических условиях, в изобилии обнаруживаются в родной стране Абхиджита Банерджи, Индии, с ее вполне состоявшимся демократическим режимом. Благие намерения бюрократов от здравоохранения и образования здесь нередко упираются в невнимание к обстоятельствам на местах. В частности, одна из крупных федеральных программ по улучшению качества образования предполагала, что в каждой деревне будет создан комитет с участием родителей и учителей, который, помимо прочего, сможет обращаться за финансированием дополнительных учительских мест и в случае предоставления необходимых средств нанимать и увольнять педагогов. Но исследование, проведенное в самом населенном индийском штате Уттар-Прадеш, показало, что 92% родителей никогда не слышали о деревенских комитетах по образованию — этот скопированный из западной практики институт оказался им попросту не нужен.

С другой стороны, эти примеры как раз и демонстрируют, что политэкономический подход нельзя устранять из осмысления проблемы бедности. Режим Сухарто в Индонезии был так или иначе одним из примеров диктатур развития, которые во второй половине ХХ века немало сделали для борьбы с крайними формами бедности. А в демократической Индии несомненные успехи последних десятилетий в борьбе с бедностью сопровождались неуклонным ростом социального неравенства, что само по себе напоминает о проблеме стеклянного потолка: вырвавшись из нищеты, люди попадают в ловушку устойчиво низких доходов, потому социальные лифты даже в средний класс надежно заблокированы.

Такая картина сейчас характерна, в общем, и для диктатур, и для демократий: и те, и другие все меньше соответствуют ценностям развития в интересах большинства, как они понимались после Второй мировой войны, — безмерно укрепившаяся власть элит делает вопрос о борьбе с бедностью в лучшем случае предметом популистских игрищ. Однако Банерджи и Дюфло уверены, что делать все возможное для улучшения жизни бедных необходимо прямо сейчас, «не ожидая вспышки искры развития». Отказ от больших теорий, уверены авторы, не означает увязания в мелкотемье: «Мы не „снижаем наши амбиции” — постепенный прогресс и накопление этих небольших изменений, как мы полагаем, иногда могут закончиться тихой революцией».