Во второй половине прошлого века Южная Корея стала одним из самых ярких примеров страны с успешным догоняющим развитием, а Индия — важным, но до сих пор малоизученным примером провала. Хотя книга Вивека Чиббера «Застрявшая на месте: государственное строительство и догоняющая индустриализация в Индии» (2003) не переведена на русский, ознакомиться с ее содержанием стоит хотя бы потому, что в постсоветской России догоняющее развитие тоже забуксовало. Дмитрий Карасев — о том, какие ошибки Индии стоило бы учесть руководству нашей страны, если оно хотело, чтобы российская экономика развивалась так же, как южнокорейская.

Догоняющее развитие связано с государственным регулированием экономики — об этом написана масса литературы начиная с работ Фридриха Листа. Однако со времен Листа набор мер государственного регулирования заметно расширился: в послевоенный период государства не просто защищали развивающуюся промышленность заградительными тарифами и давали льготные кредиты, но пытались координировать деятельность фирм и заниматься капиталистическим экономическим планированием. Некоторым странам это удавалось заметно лучше, чем другим. Выходящие в последние десятилетия сравнительно-исторические работы по догоняющему развитию исследуют те качества государств в развивающихся странах, которые позволили им преуспеть в регулировании экономики и догоняющем развитии. Релевантность этих качеств как причин успеха подтверждается их отсутствием у государств, потерпевших фиаско.

К числу наиболее важных работ в этой области относятся книги Питера Эванса, Атула Коли, Элиса Амсдена, Линды Вейс, Дарона Аджемоглу и Джеймса Робинсона. Книга «Застрявшая на месте» (2003) Вивека Чиббера, профессора Нью-Йоркского университета, ученика Эрика Олина Райта, также успела стать новой классикой в области исследований догоняющего развития. В 2005 году она была удостоена премии Баррингтона Мура, вручаемой за выдающийся вклад в сравнительно-историческую социологию.

Основной тезис Вивека Чиббера заключается в том, что девелопменталисткие государства редко были готовы к такому регулированию экономики, к какому стремились. Они не были достаточно бюрократизированы, рационализированы, внутренне сплочены, поэтому им приходилось «переобуваться на ходу»: запускать государственное строительство, реформирование, менять планы прямо во время экономического планирования. В эти критические моменты сопротивление или сотрудничество с бизнесом могло сыграть ключевую роль. Строительство необходимых для экономического планирования государственных институтов в Индии не было завершено из-за организованного и интенсивного сопротивления бизнеса, а в Южной Корее правительству, напротив, удалось поставить крупные сегменты бизнеса на службу догоняющему развитию.

Почему реакция бизнеса на попытки выстроить сильное регулирующее государство в Корее и Индии была противоположной? Часть ответа — в различии моделей догоняющего развития этих стран. Индийские капиталисты смогли оказать сопротивление государственному регулированию благодаря модели импортозамещающей индустриализации, которой придерживалось правительство Неру; в Корее бизнес, напротив, стал сотрудничать с девелопменталистским государством, поскольку правительство Пака перешло к другой модели — экспортно ориентированной индустриализации, при которой сотрудничество с регулирующим государством было в интересах бизнеса.

Но это лишь часть ответа. Переход от импортозамещения к экспортно ориентированному развитию был ключевой проблемой для большинства развивающихся стран второй половины XX века. Важность сравнения кейсов Кореи и Индии в том, что, столкнувшись со схожими экономическими кризисами в один и тот же период, осознав неадекватность импортозамещающей индустриализации, корейскому государству удалось внутренне реформироваться и сменить стратегию, а индийскому — нет. Соответственно, вторая часть ответа — это ответ на вопрос: почему неэффективное девелопменталистское государство в Индии сохранялось?

Дело в эффекте колеи, проложенной в Индии выбором в пользу импортозамещающей индустриализации — он усиливал позиции индийского бизнеса в борьбе с государственным регулированием. Бизнес с распростертыми объятиями принял субсидирование: защиту внутреннего рынка от иностранной конкуренции, но воспротивился попыткам государства регулировать потоки капитала и направлять инвестиции. К тому же вскоре после провозглашения независимости Индии в 1947 году правящая партия — а точнее, широкая политическая коалиция, Индийский национальный конгресс — пошла на демобилизацию организованного труда и вытеснение из правящей верхушки левых. Целью было увеличение внутренней сплоченности государства, а также повышение доверия бизнеса, непредвиденным же результатом стала потеря рычага давления на бизнес и усиление позиций последнего в борьбе против государственного регулирования. В итоге преемникам Неру на посту премьер-министра, Шастри и затем Индире Ганди, оставалось лишь снижение государственного вмешательства в экономику и «искусство возможного», а не государственное строительство и реформирование ради более амбициозных целей догоняющего развития.

Сравнение догоняющего развития и попутного государственного строительства в Корее и Индии у Чиббера основано на серии обоснованных ревизионистских аргументов, касающихся обеих стран. К примеру, этатистский взгляд, широко распространенный среди корейских авторов и не только, любит изображать режим Пака рациональной бюрократией, искоренившей коррупцию и подчинившей чеболи — корейские бизнес-конгломераты. Чиббер же доказывает, что девелопменталистское государство Пака не было настолько сильным, автономным и сплоченным, напротив: оно развилось по мере перехода к экспортно ориентированной индустриализации, а не предшествовало ей в готовом виде и не было ее причиной.

Первоначально военная хунта Пака не была рациональной бюрократией и стремилась лишь удержаться у власти любой ценой. «Посадки» политиков-коррупционеров и «незаконно разбогатевших» олигархов были скорее популистскими и показными. Вскоре большинство из них выходили по УДО и возвращались к прежним занятиям. Усилия главы государства были направлены не на искоренение коррупции, а на ее переориентацию согласно целям режима.

Режиму Пака повезло прогореть с моделью импортозамещающей индустриализации в начале первой пятилетки (1962–1966). Эта ошибка оказалась удачной, поскольку вскрыла слабость государства, делегитимировала военных планировщиков и повысила статус гражданских экономистов. Последовавший поворот Кореи от импортозамещающей индустриализации к экспортно ориентированной не был чем-то очевидным и само собой разумеющимся (как его часто описывают постфактум), а также не был навязан бизнесу сверху вопреки его желанию сильным государством.

Тремя факторами, способствующими повороту Кореи к экспортно ориентированной индустриализации были: 1) успех экспортеров во время первой пятилетки (во время кризиса 1963 года росли только они); 2) США заменили финансовую помощь на кредиты, для возврата которых необходимо было нарастить экспорт; 3) устремлению корейского капитала к экспорту способствовал альянс с японским капиталом, открывшим ему доступ к американскому рынку сбыта за несколько лет до официальной нормализации отношений между Кореей и Японией в 1965 году.

Исследователи Кореи часто недооценивают постколониальный вклад Японии в успех корейского экспорта в США. Япония перенесла свою трудоинтенсивную легкую промышленность в Корею и сделала из нее базу для экспорта в США, чтобы обойти американские торговые ограничения и решить проблему подорожавшего японского труда. Корея стала перевалочным пунктом и сборочным цехом японского экспорта в развитые страны. Со временем сложность осуществления корейского экспорта под строгим надзором государства и с государственными кредитами выросла.

С другой стороны, до Чиббера считалось, что индийский бизнес всерьез разделял проект государственного регулирования экономики, капиталистического планирования, который провалился исключительно из-за отсутствия внутренней сплоченности в правительстве Неру. Опираясь на личные документы Неру, Чибберу удалось пересмотреть этот взгляд. Индийский бизнес с энтузиазмом отнесся лишь к субсидиям и протекционизму, однако восстал против государственного регулирования экономики и инвестиций, не позволив создать в Индии узлового агентства, отвечавшего за разработку и исполнение планов, «суперведомства», аналогичного тому, чем были японское Министерство торговли и промышленности и корейский Совет экономического планирования.

Принятие Бомбейского плана было всего лишь маневром, предпринятым бизнесом из страха перед крупнейшим народным движением 1942—1943 годов. Оно называлось «Вон из Индии!» и первоначально было направлено против британского господства, однако стало неуправляемым и грозило превратиться в социалистическую революцию с национализацией бизнеса. Бомбейский план был попыткой упредить призывы леворадикалов к социализму призывами к капиталистическому планированию. Как только народное движение пошло на спад, а британский капитал прогнали из Индии, бизнес стал активно сопротивляться строительству государственных агентств, которые должны были заниматься планированием и регулированием экономики.

Демобилизация рабочего движения в 1947 году усилила сплоченность Национального конгресса, однако ослабила потенциал государства по регулированию бизнеса, лишив рычага давления на него, поэтому общий эффект демобилизации труда заключался в уменьшении автономии государства. За этим последовала ожесточенная политическая борьба внутри государства за ключевые инструменты индустриальной политики, растянувшаяся на годы. Лобби бизнеса в министерствах блокировало одну за другой попытки создать узловое агентство.

Бизнес усиливал свое давление на государство путем инвестиционной забастовки, а также за счет личных связей с высокопоставленными членами Национального конгресса и правительства. Неру и его сторонников, первоначально выступавших за национализацию стратегически важных отраслей промышленности, победил его заместитель Патель и министры, лоббирующие интересы бизнеса и независимость своих ведомств. В конце 1940-х главы Консультативного совета по планированию и Комиссии по планирования предприняли не одну попытку сделать свои агентства «узловыми», но у них не было рычагов давления на ассоциации бизнеса и их политическое лобби.

Индия запустила три пятилетних плана, 1951, 1955 и 1960 годов, затем последовала трехлетняя передышка и четвертый пятилетний план в середине 1970-х. Пятый пятилетний план так и не был запущен, а по большому счету и два предшествующих пятилетних плана также были весьма формальными. Кризис обменного курса 1957 году стал переломным, пришло осознание неадекватности девелопменталистской модели. Заменить импорт не удавалось, и в 1958—1959 годах, практически одновременно с Кореей, индийское государство обратилось к наращиванию экспорта. Государственные попытки стимулирования экспорта не были приняты крупными индийскими фирмами, предпочитавшими защищенный внутренний рынок. Транснациональные корпорации также не открыли перед индийскими фирмами тех экспортных возможностей, которые японские корпорации открыли перед корейскими. Британские и американские корпорации шли в Индию, чтобы эксплуатировать внутренний рынок, а не выводить усовершенствованные индийские товары на экспорт, они не собирались делать из нее перевалочный пункт или базу реэкспорта, а также препятствовали экcпорту товаров, произведенных в рамках сотрудничества с ними.

В последние годы правления Неру необходимость реформирования аппаратов планирования витала в воздухе. Победа сторонников либерализации над сторонниками ужесточения государственного регулирования отражала баланс власти, сложившийся в ходе борьбе за индустриальное планирование. Сопротивление государственному регулированию усилило и сплотило отраслевые ассоциации крупных индийских промышленников. Им удалось подменить государственное регулирование саморегулированием бизнеса. В Корее же, напротив, отраслевые ассоциации промышленников фактически стали наполовину государственными агентами, принуждающими своих членов к подчинению государственному планированию.

Преемники Неру лишь довершили начатое бизнесом, превратив Комиссию по планированию из претендента на узловое агентство во второстепенное ведомство, а затем в обмен на займы и помощь от Всемирного банка и США была проведена либерализация индийской экономики. Так в Индии — в отличие от Южной Кореи — провалилось догоняющее развитие.