Русский перевод книги Жана Тироля «Экономика для общего блага» был опубликован еще в 2020 году, но за прошедшие четыре года ее содержание и выводы отнюдь не устарели, а даже, возможно, стали актуальнее, особенно для нашей страны. О том, какие идеи можно из нее почерпнуть, специально для «Горького» написал экономист Фарид Хусаинов.

Все мы начиная с 24 февраля 2022 года оказались перед лицом наступающего варварства, насилия и лжи. В этой ситуации чрезвычайно важно сохранить хотя бы остатки культуры и поддержать ценности гуманизма — в том числе ради будущего России. Поэтому редакция «Горького» продолжит говорить о книгах, напоминая нашим читателям, что в мире остается место мысли и вымыслу.

Жан Тироль. Экономика для общего блага. М.: Издательство Института Гайдара, 2020. Перевод с французского И. Шевелевой, научный редактор перевода М. Левин. Содержание

Книга нобелевского лауреата по экономике Жана Тироля «Экономика для общего блага» представляет собой сборник статей и эссе, написанных для широкого круга читателей, а не только для экономистов. Это уже третья книга французского экономиста, опубликованная на русском языке. Ранее выходили его двухтомный капитальный полуучебник-полумонография «Рынки и рыночная власть» и двухтомник «Теория корпоративных финансов».

Как известно, в 2014 году Тироль получил премию имени Альфреда Нобеля в области экономики «за анализ рыночной власти и ее регулирования». Поэтому логично, что сборник его статей включает и работы на эту тему — о конкурентной и промышленной политике, об отраслевом и антимонопольном регулировании. Эти статьи сгруппированы в пятом разделе книги.

Но не менее интересны первые два раздела сборника — «Экономика и общество» и «Работа экономиста», в которых представлены статьи, посвященные осмыслению роли экономической профессии в современном мире, тому, чем занимаются и должны заниматься ученые-экономисты, тому, как устроен научно-исследовательский процесс в экономической науке, а так же еще одному важному вопросу: чем является современная экономическая наука?

Что такое экономическая наука?

Тироль понимает экономическую науку в классическом позитивистском (точнее было бы написать попперианском) ключе: экономика является наукой, ее гипотезы являются явными, «выводы и область их применения вытекает из логических рассуждений в соответствии с дедуктивным методом», и «выводы экономической науки могут быть проверены с помощью инструментов статистики». В этом вопросе Тироль вполне следует за Милтоном Фридменом и его эссе «О позитивной экономической науке», отмечая, что среди экономистов могут быть (и есть) разногласия относительно проводимой экономической политики, но тем не менее «существует консенсус в отношении того, как следует проводить исследования», и в отношении того, что считать хорошим, качественным исследованием, а что — нет. И в этом Тироль полемизирует с модной в 1980–1990-е годы постмодернистской традицией, в которой написана, например, книга Арье Кламмера «Странная наука экономика».

Тироль рассказывает о своем увлечении экономической наукой, о том, что с юношеских лет он одновременно любил и физику с математикой, и гуманитарные и социальные науки и именно поэтому его привлекла экономика. Он пишет, что «был в один момент очарован экономикой, потому что она предлагает количественный подход и изучение индивидуального и коллективного поведения людей». В параграфе «Экономика как профессия, или Чем занимаются экономисты» Тироль пишет: «Экономическая наука занимает особое место среди гуманитарных и социальных наук. Она больше, чем любая другая дисциплина, ставит вопросы, очаровывает и волнует. Задачами экономистов являются не собственно принятие решений, а выявление важных закономерностей, присущих экономическим системам, и распространение этой информации».

Важный аспект, на который обращает внимание Тироль, это контринтуитивность многих положений науки. Во «Введении» он пишет:

«Экономика является непростой, но при этом доступной дисциплиной, позволяющей находить ответы на многие вопросы. Она требует больших усилий потому, что, как мы увидим в главе 1, наша интуиция часто играет с нами злые шутки. <...> Первый ответ, который приходит на ум, когда мы думаем об экономических проблемах, не всегда правильный. Наши стремления получить „нужный“ для нас результат и связанные с этим эмоции подчас препятствуют поиску истины. Экономическая наука позволяет нам избежать этих соблазнов».

Экономическое знание, согласно Тиролю, рождается из сочетания интеллектуального любопытства и распознавания естественных ловушек, которые нам преподносит наша, человеческая интуиция («когнитивные ловушки»). Перечисляя ряд известных примеров научных исследований, в частности таких, которые касаются продажи человеческих органов (об этом есть целый параграф в главе «Моральные ограничения рынка»), проституции, квот на выброс загрязняющих веществ и тому подобных, эмоционально не нейтральных сюжетов, Тироль говорит: «Я буду настаивать на том, что чувство негодования, если оно может указывать на ошибки в индивидуальном поведении или в организации нашего общества, также может быть плохим советчиком».

Еще один пример, который приводит Тироль в параграфе «Жизнь бесценна» в очерке «Моральные ограничения рынка», это известное заблуждение, формулируемое обычно так: «Жизнь не имеет цены — она бесценна». Но наш отказ рассматривать человеческую жизнь в категориях цены, отмечает Тироль, «приводит к росту смертности». Однако кажущийся цинизм таких количественных подходов, подытоживает автор, «шокирует общество, которое не готово их воспринять».

В другом месте он пишет:

«Экономические рассуждения могут казаться вам занудными, неясными и даже контринтуитивными <...> Являясь жертвой систематических ошибок мышления, индивидуум может ошибаться <...> первые впечатления, концентрация внимания на том, что кажется очевидным, оказывает нам дурную услугу <...> В экономической сфере благими намерениями вымощена дорога в ад».

Является ли экономика наукой?

В главе «Будни исследователя» Тироль задается вопросом: «Является ли экономика наукой? Не слишком ли она абстрактна, перенасыщена теорией, математизирована?»

На ранних этапах своего развития, например в эпоху Адама Смита, экономическая теория была не формализованной, а описательной и лишь со временем взяла на вооружение математические методы.

Однако в последние десятилетия, вследствие целого ряда причин, анализ данных занял в экономической науке важнейшее место. Это произошло потому, что информационные технологии упростили статистическую обработку больших массивов данных, а ученые-статистики существенно усовершенствовали свои методы, причем речь идет не только об эконометрике, но и о развитии контролируемых или квазиконтролируемых экспериментов.

«Многие неспециалисты, — пишет Тироль, — рассматривают экономику как теоретическую науку и не осознают, насколько это представление далеко от реальности <...> Эмпирические исследования играют особо важную роль в современной экономической науке. Уже в первой половине 1990-х гг. большая часть статей, опубликованных в American Economic Review, одном из пяти лучших профессиональных журналов, носили эмпирический или прикладной характер».

Разумеется, Тироль понимает, что теоретическая модель никогда не является точным отображением действительности, что, как заметил в свое время английский статистик Джордж Бокс, «все модели ошибочны, но некоторые — полезны» и что и модель, и ее выводы — это всегда некоторое упрощение. Что между моделью и реальностью существуют такие же отношения, как между географической картой и территорией. Но тем не менее Тироль придерживается точки зрения, что «моделирование в экономике по духу вполне напоминает то, что практикуется в инженерии». Сразу отмечу, что подобная точка зрения довольно широко распространена в экономической науке и не исчезла, несмотря на моду на постмодернизм, столь популярный в 1970–1980-е годы и отрицающий объективность и соизмеримость теорий.

Например, классический учебник «Экономика» Стэнли Фишера, Рудигера Дорнбуша и Ричарда Шмалензи начинается со следующего утверждения:

«Когда экономисты имеют дело с позитивной экономикой, они ведут себя так же, как ученые других областей науки. Как химики или физики, они иногда спорят по поводу отдельных фактов и их интерпретаций <...> Разногласия такого рода, как и споры о том, почему вымерли динозавры, в принципе могут быть разрешены посредством дальнейших исследований и доказательств».

Таким образом, сама по себе эта мысль Тироля довольно банальна, но ее важно подчеркнуть, поскольку в 1980-е годы в области методологии экономической науки появилось множество работ, поставивших под сомнение подобную классическую парадигму, и как бы в ответ на их появление Тироль подчеркивает свою приверженность к фридменовко-самуэльсоновскому взгляду на методологию экономической науки.

Тироль пишет:

«К счастью для исследователей, чья область — социальные науки, в индивидуальном и коллективном поведении можно выявлять закономерности (в противном случае работа ученых была бы лишена смысла)».

Рынок и государство

В предисловии к российскому изданию книги отмечается, что «в американской экономической профессии Тироль считается скорее не рыночником, а сторонником усиления антимонопольного и банковского регулирования». Вместе с тем Тироль не склонен к откровенному популизму (таким его формам, как протекционизм или ограничения конкуренции, которые приводят к коррупции и неэффективности), а пытается нащупать какой-то третий путь — между левыми и правыми. Сам Тироль так формулирует свою позицию по поводу государства и рынка: государство и рынок являются взаимодополняющими, а не взаимоисключающими явлениями; рынку, чтобы оставаться настоящим, конкурентным рынком, необходимы государство, конкуренция и защита государством конкуренции. Роль государства, с точки зрения Тироля, — «устанавливать правила игры», но «не подменять собою рынок». Оно должно «обеспечивать здоровую конкуренцию» и при этом вмешиваться в случаях так называемых провалов рынка.

Во многих случаях рецепты, которые предлагает Тироль, выглядят довольно этатистскими. Либертарианцам Тироль покажется слишком левым.

Но у него есть одна важная черта, которая не часто встречается у людей левых взглядов, — интеллектуальная честность, заставляющая его делать оговорки, ставящие под сомнение его собственные тезисы. Даже если он приводит аргументы в защиту какого-то регулирования, которое сделает чью-то жизнь лучше, он тут же делает оговорку, что одновременно с этим за такое-то улучшение расплатятся ухудшением уровня жизни такие-то и такие-то категории граждан. Он помнит про то, что бесплатных завтраков не бывает.

Например, анализируя повышение во Франции МРОТ — минимального размера оплаты труда (у них это называется СМИК), Тироль отмечает, что это решение (за него ратовали экономисты левых взглядов) увеличило доходы самых низкооплачиваемых работников, но вместе с тем не нужно забывать, что «это привело к росту безработицы среди тех, кто обладал квалификацией, позволяющей претендовать на заработную плату на уровне СМИК и ниже ее. Такие безработные теряют не только свой человеческий капитал и часть социального окружения, но и свое достоинство».

Еще один пример — это распространенные во Франции ограничения на открытие больших сетевых магазинов (и, соответственно, поддержка малых магазинов). В целом он поддерживает это решение, но при этом делает оговорку, что ему, вполне обеспеченному человеку, живущему в хорошем районе, это решение обеспечивает выигрыш (наличие множества маленьких магазинчиков рядом с домом), но за его выигрыш заплатили своим благосостоянием более бедные его сограждане, которые вынуждены тратить больше денег на те же продукты по сравнению с ситуацией наличия большего количества сетевых магазинов, в которых цены, как правило, ниже. И эти бедные сограждане несут чистые потери благосостояния. И в итоге подобная поддержка зачастую означает, что потери благосостояния более бедных в сумме может быть существенно выше, чем выигрыш благосостояния более богатых (которые тоже переплачивают, но в относительных величинах для них это не так критично). И этот пример еще раз показывает, что наши эмоциональные оценки не всегда совпадают с теми, которые мы можем сделать после количественной оценки выигрышей и потерь. В качестве аналогичного сюжета рассматривается и вопрос о регулировании во Франции рынка аренды жилья.

Важно, что Тироль защищает те виды регулирования, которые ему кажутся правильными не слепо, а с полным пониманием оборотной стороны медали. Иногда такую позицию презрительно критикуют словами Трумэна: «Найдите мне однорукого экономиста». Но, пожалуй, именно в этой пресловутой «двурукости» и состоит главная функция экспертного знания.

Экономисты и общество

Эссе «Экономисты среди нас» посвящено взаимоотношениям экономистов со средствами массовой информации и важной проблеме ангажированности экспертов. Иногда, когда мы хотим опровергнуть чью-то позицию, мы ищем мотив: эксперт подкуплен, эксперт ангажирован своей политической принадлежностью, эксперт принадлежит к той или иной группе интересов, политической партии или тусовке и поэтому мы не будем его слушать. Как экономическая наука может ответить на этот вызов, если мы не можем проникнуть в мозг каждого ученого и проверить, насколько он искренен и объективен в отстаивании своей позиции?

Ответ на этот вопрос есть. И он до парадоксального прост. Совсем неважно, каким мотивом руководствовался эксперт, отстаивавший ту или иную позицию, — тщеславием, политической или экономической ангажированностью, — или он просто некомпетентен (такое тоже бывает). Главное — можем ли мы проверить его тезис на правильность? Ведь и глубоко несимпатичные нам люди, могут высказать правильную идею, а наши сторонники по политическому лагерю или политической партии могут ошибаться. А значит, мотив вообще не важен. Важно лишь то, насколько корректно собраны данные, насколько корректны переходы от посылок к выводам, каковы коэффициенты регрессий, подтверждается ли тестируемая гипотеза данными и является ли вывод устойчивым.

«В конечном счете природа мотивации не столь уж важна, — пишет Тироль. — Исследователь может развивать свою теорию, руководствуясь тщеславием, жаждой наживы или соперничеством с коллегой по офису. Наиболее важным при этом остается развитие науки и проверка достоверности знаний путем открытой критики».

В некотором роде, этот ответ похож на ответ, данный Поппером на вопрос о том, что же является источником наших знаний: разум или чувства? Это не важно, отвечал Поппер, важно лишь, чтобы эти варианты знаний, полученные любыми путями, начали конкурировать между собой и в процессе дарвиновского отбора гипотез победила та, которая чуть лучше, чем остальные, объясняет исследуемое явление. В этой связи Тироль подчеркивает важность одного из двух главных этических правил, существующих в экономической науке: «обсуждать идеи, никогда не переходя на личности» (каково второе правило, можно прочесть в главе «Экономисты среди нас»).

Так же Тироль описывает, какие институты выстраивает академическое сообщество с целью защиты от давления как государства, так и других источников финансирования науки. Например, ученый совет института должен состоять преимущественно из людей, являющихся сторонними по отношению к этому институту, а ученые должны публиковаться в качественных журналах, поскольку «предвзятость при сборе и обработке данных или в теоретическом анализе в угоду структуре, финансирующей исследование, с высокой вероятностью будет распознана соответствующим научным изданием».

При общении экономистов со СМИ есть несколько рисков, на которые Тироль обращает особое внимание. В частности, если ученый выступает с политическими заявлениями, поддерживая ту или иную партию, то это может подорвать доверие к нему как к носителю объективного экспертного знания. В случаях, когда ученый участвует в политической дискуссии, полагает Тироль, его позиция может перестать быть убедительной, поскольку интерпретируется публикой «как констатация занятой ученым политической позиции». В качестве примера Тироль приводит «ослепление многих французских интеллектуалов и деятелей искусства тоталитаризмом советского, маоистского и кастровского толка, сопровождавшееся отрицанием очевидного».

Отраслевые рынки и государственное регулирование

Много внимания в своем научном творчестве Тироль уделял теории отраслевых рынков и анализу различных форм регулирования.

Вспоминая начало 1980-х годов, когда он только начинал изучать эти темы, Тироль пишет, что в это время «во всем мире росло недовольство низким качеством и высокой стоимостью государственных услуг, которые предоставлялись естественными монополиями, регулируемыми правительством».

Реформы в этих секторах стали реакцией на неэффективное управление, говорит Тироль.

Реформировать подобные сектора экономики непросто. Акционеры, менеджеры и сотрудники подобных монополий часто стремятся предотвратить или ограничить реформы и даже проявляют бдительность, «отстреливая» идеи реформ на дальних подступах. И в этом плохая новость для национальной экономики. Но есть и хорошая: иногда группы интересов, представляющие коалиции пользователей услуг монополий и/или инфраструктурных отраслей, начинают настаивать на либерализации рынков. Они преследуют, разумеется, свои интересны, но попутно и одновременно способствуют «повышению социального благосостояния» в целом в экономике.

Именно поэтому в Европе прирост эффективности был получен за счет приватизации.

«Компании, контролируемые государством, — пишет Тироль, — редко производят высококачественные услуги по низкой цене». Связано это, по мнению экономиста, «с низкой внутренней рациональностью государственного управления», в частности с проблемами стимулов.

Помимо опыта Европы, Тироль касается и опыта США, в частности рассматривает либерализацию американских железных дорог после акта Стаггерса. Итоги акта Стаггерса Тироль резюмирует так:

«Затраты и цены упали, производительность, определяемая как количество тонно-километров на одного работника, выросла в 4,5 раза, качество услуг улучшилось, и железнодорожные грузоперевозки вернули себе долю рынка в ситуации, когда им прочили исчезновение».

Замечу здесь в скобках: хотя после 1981 года грузооборот железных дорог США действительно подрос с уровня 35-36% в 1975–1983 годах до уровня примерно в 40% от всего грузооборота транспортной системы, но, строго говоря, долю рынка 1940–1950-х годов, а уж тем более 1930-х вернуть не удалось. Впрочем, это связано с тем, что роль автомобильного транспорта в первой половине XX века была не так велика.

Любопытно и то, что пишет Тироль о европейском железнодорожном транспорте.

Он подчеркивает, что сфера железнодорожных грузовых и пассажирских перевозок различаются очень сильно — можно даже сказать, что в грузовой и пассажирской сфере реализованы в каком-то смысле полярно противоположные модели организации работы отрасли. Он пишет, что «в европейском железнодорожном секторе некоторые виды деятельности, такие как грузовые перевозки, в настоящее время подчинены классической рыночной конкуренции», тогда как, например, пригородные пассажирские перевозки находятся «в монопольном положении». В последнем случае, впрочем, иногда это конкуренция «за рынок». То есть в некотором смысле это периодически оспариваемая монополия. Ну или, во всяком случае, модель, где теоретически есть возможность этого «оспаривания», но насколько часто такое происходит, Тироль не уточняет.

Касается Тироль и модной темы стимулирующих контрактов. Часто кажется, что если государство задаст некие правильные стимулы, например с помощью KPI, то компания будет управляться лучше. Пик популярности идей KPI в мире пришелся на конец 1980-х — начало 1990-х годов, и сегодня экономическая наука в целом очень скептично относится к этому институту, но в России, куда экономическая мода доходит с опозданием в пару десятилетий, эта тема пока очень популярна в среде государственных чиновников.

Рассуждая о стимулирующих контрактах, Тироль делает важную оговорку о том, что если независимость регулирующего органа не может быть гарантирована, то сам риск так называемого захвата регуляторов радикально меняет всю парадигму и представления об эффективности подобного подхода. В подобных случаях регулируемая госкомпания выбирает контракты с более слабыми стимулами, что приводит к пагубным последствиям для эффективности при сохранении видимости ее регулирования. Эту главу особенно полезно читать тем, кто размышляет о влиянии регуляторов на монополии, например на РЖД, с помощью подобных механизмов.

В параграфе «Регулирование доступа к сети» Тироль рассматривает различные методы ценообразования для сетевых, инфраструктурных отраслей, в частности для того же железнодорожного транспорта. Здесь он очень критично оценивает регулирование французских железных дорог.

В краткой статье невозможно охватить все аспекты экономической науки, о которых пишет в своей книге Тироль, а он является исследователем с необычайно широким диапазоном научных интересов. Но книга эта интересна не столько какими-то конкретными результатами применительно к конкретным отраслям, сколько тем, что она представляет собой интересный обзор того, чем является экономическая наука, чем занимаются исследователи, и убедительно доказывает, что экономика, пожалуй, самая интересная из наук, которой удается совместить предмет и объект наук социальных с методами (в некоторой степени) наук естественных и точных.