«Крестная мать» питерского рок-андеграунда Джоанна Стингрей написала книгу мемуаров: вроде бы о ленинградском роке, на самом деле — о важной вехе в истории страны. Про себя и про нас про всех.

Джоанна Стингрей, Мэдисон Стингрей. Стингрей в Стране Чудес. М.: ОГИЗ/АСТ, 2019. Перевод с английского Александра Кана

Рок-мемуары, рок-биографии и прочая печатная продукция с приставкой «рок-» считается у умных людей (включая литературных критиков) не то чтобы прям чтивом второго сорта, но некой письменностью из параллельной вселенной. Вселенной, которая, конечно, усыпана звездами, но не интеллектуальными. Это, строго говоря, справедливо. По большей части «официальные», авторизованные биографии — сплошная апология, елей и жития святых. А неавторизованным верить, по определению, не очень получается. Вот и мемуары туда же: мало кто из рок-музыкантов хочет / может «клевать одним пальцем по клавиатуре лэптопа» (по меткому выражению Эрика Клептона, взятому из его же автобиографии), а когда у автора книги есть явный соавтор — ну это какая ж литература, даже в строгом техническом смысле? И пусть некоторые авто- и просто биографии получаются действительно отличного литературного качества, и опыт, описанный там честно от первого лица, может много кому пригодиться, но все равно отношение такое: раз про артиста — значит, пусть его поклонники и читают.

В этом плане книга Джоанны Стингрей — случай совсем нетривиальный. Стингрей, «крестная мать ленинградского рока», отчаянная калифорнийская девушка-мажорка (мама — «королева красоты», отец — кинорежиссер, отчим — просто нормальный американский богач-бизнесмен) 35 лет назад пробила железный занавес, выпустив в США двойной альбом с питерскими рок-группами. Эта фантастическая история сама по себе хорошо известна. Разные участники событий, включая саму г-жу Стингрей, рассказывали про процесс контрабанды — пленок туда и музыкальных инструментов сюда — не однажды. Но так подробно и от первого лица никто еще этот сюжет не излагал. Это во-первых. Во-вторых, у Стингрей получилась необыкновенная по жанру книга. Это разом и музыкальный детектив с КГБ и погонями, роман взросления, роман воспитания, лавстори и так далее. И это не та книга, про которую пишут «основана на документальном материале». Это и есть документ. Видимо, стоило прождать пару десятилетий, пока литературные критики вместе с умными людьми признают нон-фикшн тоже литературой. А литераторы, кинематографисты и прочие художники увидят в рок-культуре источник для настоящего искусства, а не масскульта в духе «Джон — торчок, ему на всех пофиг».

На пресс-конференции в Санкт-Петербурге (транслировалась в московский пресс-центр ТАСС) г-жа Стингрей рассказывала, как пришла к именно такому типу повествования. Начала с нормального «мемуара» и потом показала дочери. Дочь Мэдисон, которой было тогда двадцать примерно, раскритиковала сей труд. И — девочка начитанная и интеллигентная — решила выступить в качестве радикального литредактора. А в русском варианте текст еще более усилился — его переводил известный музыкальный журналист, эксперт Александр «Алик» Кан. Как он сам остроумно выразился на той же пресс-конференции, «впервые перевожу текст, где я сам — один из персонажей».

Что чувствуешь, читая эту книгу? Мне лично вспомнился старый анекдот. Пациенты сумасшедшего дома решили устроить побег и долго придумывали, как перелезть через высоченную больничную стену. Придумали. Назначили утро побега. Самый рано проснувшийся закричал в отчаянии: «Ребята! Побег отменяется!» Что случилось? «Забор снесли!!!» Да, ситуация в стране, этот невидимый «забор» работали на тех русских рокеров условного второго поколения (если первое Александр Градский и «Машина времени»). Мы это вроде как понимаем и вроде как этому не удивляемся. А у Джоанны Стингрей как будто до сих пор свежий взгляд и непрошедший легкий шок от увиденного-услышанного здесь, за «железным занавесом». И вот это удивительное ощущение времени: сбежать — это сложный план, наполняющий жизнь смыслом. А если плана нет, то просто жить получается не у всех.

Повествование — не сплошь елей про прекрасных русских, хотя и этого предостаточно. Есть очень неприятные моменты — например, про предательство со стороны очень близких русских друзей. Да, и этому находится великодушное оправдание: Стингрей сама сто раз попадала в ситуацию, когда ФБР-овцы или кагебешники могли ее так «докрутить», что еще неизвестно, кого бы она «сдала» и на каких условиях. Ей повезло (пара собеседований с агентом ФБР, отказ на полгода в советской визе), она это понимает.

Но старые конфликты в прошлом, никто уже ни с кем счеты не сводит, конечно, а повествование просто светится благодарностью. Г-жа Стингрей уверена, что не питерские музыканты должны благодарить ее за «фендеры», драм-машины и брендированные футболки, которые она возила чемоданами, а она их. Ибо они подарили ей совершенно исключительную судьбу. Она, юная балбеска-начинающая-певичка из обеспеченной семьи, как-то сразу поняла, с кем свела ее судьба. Вот про первый отъезд из Ленинграда, когда она прощается с Борисом Гребенщиковым и Всеволодом Гаккелем.

«Я приеду, — твердо сказала я. На самом деле больше ни о чем я и думать не могла. Я еще не успела уехать, но уже начала планировать следующий приезд... До этого момента я готова была плыть по жизни без какого бы то ни было стержня или якоря, но тут вдруг мне стало ясно, что меня уже слишком далеко занесло на этом несущемся вниз без тормозов лифте. Эти ребята, со своими невероятными по силе духом и талантом — мое спасение».

Справа: Густав бреет Юру Каспаряна после новости о том, что Джоанне отказали в визе. Слева: Джоанна и Юра в аэропорту после свадьбы, 1987 год

Фото: joannastingray.com

Если не обращать внимания на компот метафор (якорь-стержень-плыть-лифт-тормоза), то смысл же совершенно потрясающий: вот как короткая случайная встреча меняет жизнь. Даже так: делает судьбу. Что это за судьба — в общих чертах известно. Джоанна Стингрей в определенный момент — уже совсем послеперестроечный — переместилась в Россию. Здесь занималась музыкальной карьерой, которая ничего не могла добавить к ее славе «продвигательницы» русского рока на Западе; ее музыкальный проект (в котором на бас-гитаре, к слову, играл нынешний фронтмен группы «Браво» Роберт Ленц) — штука скорее культовая, чем по-настоящему популярная. Интерес к русскому року в Штатах если и был, то выдохся ну уж очень быстро — в чартах в начале 90-х мелькнул альбом Radio Silence Бориса Гребенщикова («Борис на английском такой же поэт, как и на русском», считает Джоанна) и дебютный LP группы Gorky Park. И всё.

В середине 90-х Джоанна Стингрей навсегда уехала из России домой, в Штатах родила дочь (соавтора этой книги). Однажды была на эфире у Троицкого*Троицкий Артемий Кивович, признан властями РФ иноагентом (не помню, что за программа — кажется, «Кафе Обломов») и десять с чем-то лет назад — в русском Rolling Stone. Но теперь воспоминания о русском рок-андеграунде выглядят совершенно в ином свете. Выросло поколение, для которых выражение, скажем, «легендарный Цой» или «легендарный Свин» — не расхожий штамп музжурналистов, а вполне нормальное определение. Цой погиб в 1990 году, а фанат его родился в 1992, скажем. Материалов особо нет никаких — несколько заредактированных до полного сушняка интервью газетам типа «Юный Ленинец», самопальные VHS-клипы, снятые той же Джоанной Стингрей, и музыка. Легенда? Она самая, а что же еще.

Плюс пресловутые отношения со Штатами, которые уже как засохший пармезан, — в смысле, ничем уже не смягчить, наверное. И вот в это вот нужное время в нужном месте появляется «Стингрей в стране чудес» — хорошее качественное чтиво. Мастерски сделанное. Сюжетные хитросплетения, клиффхэнгеры и вполне литературно-психологические приемы. Так, например, увидав будущего мужа, Юрия Каспаряна, героиня романа, т. е. сама Джоанна, замечает его светлую челку. Потом, познакомившись поближе — правильные черты лица, родинку, силуэт подбородка, еще какие-то тонкости, которые только влюбленный взгляд выхватит-отметит-запомнит навсегда. И поскольку так образ героя «проявляется» в глазах читателя, то на третьем упоминании какой-то там мимической морщинки у глаза мы понимаем: героиня влюблена по уши. А через три-четыре главы — сюжетная арка: они играют свадьбу. Браво. Запаситесь носовыми платочками.

Московский друг Джоанны Стингрей, Артем Кивович Троицкий как-то в 90-е заметил, что-де русский рок всем хорош, всё в нем есть и было — тексты, музыка, месседж, скандал — всё, вот только одного не было: секса. И вот вновь пришла эта волшебная американка Джоанна Стингрей и доказала — всё было: любовь, чувства, эротика, отвага и так далее. Музыку же играют люди. А люди везде одинаковые. Даже русские рокеры.

Читайте также

«„Архипелаг ГУЛАГ“ был интереснее „Лолиты“»
Читательская биография поэта Всеволода Емелина
19 февраля
Контекст
«В своей жизни я напивался тысячу пятьсот сорок семь раз»
Эрнест Хемингуэй о пьяном Джойсе, взорвавшейся бутылке джина и счастье
11 ноября
Контекст