Все мы начиная с 24 февраля 2022 года оказались перед лицом наступающего варварства, насилия и лжи. В этой ситуации чрезвычайно важно сохранить хотя бы остатки культуры и поддержать ценности гуманизма — в том числе ради будущего России. Поэтому редакция «Горького» продолжит говорить о книгах, напоминая нашим читателям, что в мире остается место мысли и вымыслу.
Исмаиль Кадарэ. Генерал мертвой армии. М.: Поляндрия No Age, 2024. Перевод с албанского Василия Тюхина
Роман Исмаиля Кадарэ «Генерал мертвой армии» издали в России прошедшей осенью, через несколько месяцев после смерти писателя. Считается, что это популярнейшая работа автора, не раз номинированного на Нобелевскую премию и получившего Международный Букер. Впервые «Генерал мертвой армии» был опубликован на русском языке в 1989 году в журнале «Иностранная литература», затем в 2006 году появилась книга, самостоятельно изданная переводчиком Василием Тюхиным, а сейчас роман вышел в «Поляндрии NoAge». У Кадарэ, давно признанного в Европе, в России сложилась трудная литературная судьба, о чем можно узнать подробнее из материала на «Горьком» того же Тюхина, главного отечественного специалиста по его творчеству. И фактически эта книга вместе с опубликованным три года назад «Дворцом сновидений» — попытка заново открыть классика для русскоязычных читателей. Что ж, как раз после прочтения «Генерала мертвой армии» все сомнения в том, что титул «классик» тут уместен, отпадают. Небольшой роман производит впечатление жуткого, причудливого и очень сильного текста.
Основная сюжетная канва поначалу прозрачна и линейна. В Албанию прилетают два иностранца, генерал и священник. У них есть официальная миссия: при поддержке дипломатов и экспертов откопать, а затем отправить домой на перезахоронение тела солдат, убитых в мировой войне двадцатилетней давности. Из какой страны прилетели иностранцы, не говорится, но по косвенным признакам становится очевидно, что речь идет об Италии, а проигравшая армия, которую предстоит эксгумировать и вернуть на родину, — это армия Муссолини. Нарочитое умолчание по поводу контекста в прозе на военную тему встречается нередко, когда автор хочет подчеркнуть универсальный характер своей истории. Куда более любопытен сюжет Кадарэ тем, что в миссии генерала и священника нет никакого подвоха, никаких тайных шпионских или личных мотивов — они действительно прибыли искать мертвую армию и именно этим будут заниматься почти весь роман. Не оправдывает ожиданий даже единственный намек на какую-то побочную частную историю. Фантазии генерала о тайных отношениях священника с вдовой пропавшего в Албании полковника, вдохновившие итальянского режиссера Лучано Туволи снять по книге фильм с Марчелло Мастроянни в главной роли, остаются лишь домыслами.
На первый взгляд повествование сконцентрировано на рутине: на поездках по полям предполагаемых сражений, поисках могил, раскопках. Это тяжелый, мрачный труд, от него становится не по себе генералу — сложному персонажу, который не вписывается в образ стереотипного солдафона. Генерал не бывал на войне, испытывает неизъяснимый страх перед мертвецами и пытается успокоить себя тем, что совершает величественный и славный поступок, возвращая матерям прах сыновей. Однако работа высасывает из него энергию и он много пьет, а опьянев, пестует упрятанный в глубине души реваншизм и воображает, что, окажись он на месте проигравших командиров, армия уж точно пришла бы к победе. Священник ведет себя иначе. Он осторожен в общении с албанцами, которых воспринимает как представителей отсталой цивилизации, хотя прямо свое высокомерие им и не демонстрирует.
Чуть ли не на протяжении половины книги самыми живыми ее героями кажутся мертвецы. Похоже, это намеренный прием. Генерал и священник возвращают из небытия не только останки, но и память о прошлом — открывают истории погибших. Остросюжетен, к примеру, дневник дезертира, устроившегося работать к местному мельнику и полюбившего его дочь. Пронзительно звучит рассказ о привезенной в Албанию секс-работнице, единственной женщине в списке возвращенных мертвецов. У мертвых в этом романе обычно есть имена. У живых, как правило, нет. Символична сцена с рабочим, заразившимся трупным ядом, — его назовут по имени только после смерти. Вдобавок несчастный случай с этим рабочим служит буквальным воплощением мысли, что давняя распря способна приводить к новым жертвам многие годы спустя.
Мотив ядовитого следа, оставляемого войной, пожалуй, наиболее явный в романе. Образ генерала раскрывается в полной мере, когда он начинает сходить с ума. Ему мерещатся и черепа вместо голов у живых людей, и погибшее войско, восставшее из могил. Финальная коллизия, связанная с упомянутым пропавшим полковником, тоже касается неизбывного горя и взаимных обид, провоцирующих налагать на других или ощущать самим коллективную ответственность. Это не оборачивается ничем конструктивным, однако изжить боль катастрофы тоже оказывается нелегко. Основной внутренний конфликт генерала связан с его метаниями между чувством оскорбленной гордости и желанием не быть для албанцев врагом.
«— Я знаю, зачем ты приехал, — сказал старик совершенно спокойно, и генералу словно нож всадили в сердце. С того самого момента, как он пришел на эту свадьбу, он старался забыть, зачем он здесь, потому что ему казалось, что тогда и другие об этом забудут. Он хотел бы оказаться здесь сегодня в качестве простого туриста, интересующегося обычаями древнего народа, чтобы потом вечерами рассказывать о них друзьям. Но вот, в конце концов, начался этот чертов разговор, и генерал впервые пожалел, что пришел на эту свадьбу. — Да, — продолжал старик. — Это хорошо, что ты собираешь убитых солдат, потому что каждый раб Божий должен покоиться у себя на родине».
Другой слой романа посвящен погружению в чужую культуру. «Генерал мертвой армии», изначально написанный об иностранцах для албанцев, получил широкое признание во Франции и вскоре превратился в книгу для иностранцев об Албании времен диктатора-сталиниста Энвера Ходжи. По словам переводчика, в поздних версиях даже некоторые понятия и термины менялись на более аутентичные. Тем не менее суть осталась та же. Особое внимание привлекают тонкости взаимодействия с чужаками в закрытой стране — достаточно вспомнить сцену, в которой рабочие отказываются брать деньги у главных героев. Кадарэ демонстрирует не только подспудный ресентимент генерала, но и горечь победителей, парадоксальным образом чувствующих себя побежденными на фоне лоска пришельцев, явившихся из-за границы. При этом албанцы ведут себя куда мудрее в своем вежливом и, если требуется, холодном гостеприимстве по сравнению с надменными гостями. Здесь важную роль играют двойники центральных персонажей — генерал-лейтенант и священник, прибывшие с такой же миссией из, предположительно, Германии. Они циничны, и, хотя итальянцам найти с ними общий язык легче, чем с албанцами, никакого сотрудничества между ними не возникает. История, изложенная в романе, напоминает об относительном характере цивилизации, о том, насколько эта материя тоньше, чем просто технический прогресс или экономический рост. Люди, считающие себя более развитыми, у Кадарэ терпят моральное поражение.
«— Да, да, — согласился священник. — Уходим. Они нас жестоко оскорбили. Эта старуха ругала нас последними словами.
— Тогда перед уходом мы должны им ответить. Что сказала эта старуха?
Священник помедлил, подбирая слова, но тут к ним подошел хозяин дома.
— Оставайтесь, — он жестом пригласил их к столу. Затем подал знак женщинам, и те принесли новую порцию ракии и закусок. Генерал со священником переглянулись, затем посмотрели на хозяина дома. — Всякое бывает, — сказал старик, — но вы оставайтесь. Садитесь».
Роман Кадарэ интересен и своей формой. В тексте встречаются мелкие специфические черты, например нарочитые повторы, которые усиливают стерильность повествования, его родство с кафкианской притчей. Этим он напоминает «Улицу темных лавок» нобелевского лауреата Патрика Модиано, еще одну неспешную книгу про возвращение памяти о войне. «Генерал мертвой армии» в то же время богат художественными приемами. В романе встречаются комичные диалоги в духе театра абсурда, и непосредственно сами герои обсуждают, что ощущают себя персонажами странной пьесы. Порой в сухой фактологический отрывок вклинивается развернутая метафора, описывающая, допустим, глаза священника, похожие цветом на экран телевизора, который то ли никогда не включают, то ли включают на одной и той же программе, где «совершенно непонятно, что происходит». Несмотря на мрачные, иногда жуткие образы смерти и насилия, в романе много иронии, а мысли генерала в конце первой главы позднее оборачиваются сатирической усмешкой.
Стратегия Кадарэ при создании этого романа — лавировать между модернизмом и постмодернизмом. С одной стороны, здесь налицо стилистическая игра с читателем и черный юмор, с другой — вполне серьезный посыл и трагичная атмосфера мифа, отсылающего чуть ли не напрямую к Гомеру. Уже сцена прибытия генерала за мертвецами в дождливую Албанию ассоциируется с архетипическим сюжетом о герое, спускающемся в загробное царство.
Плохая погода тоже не случайна. Она упомянута в посвящении к роману и служит в его тексте рефреном. В первой главе на чужую землю падает дождь вперемешку со снегом, в последней — снег вперемешку с дождем. И «безразличное» небо, отправляющее на смерть быстро тающие снежинки, которые в романе сравниваются с детьми, становится образом безжалостной природы. В таком ключе природа приближается к «вековечной давильне» почти по Заболоцкому. Тяга человека к убийству показана в книге первородным, животным началом. Ему, напротив, противостоят вещи, придуманные людьми, будь то обычай, велящий по-доброму принимать непрошеных гостей, или хранящие память дневники, или песни о любви, или домашний уют. Поэтому своеобразный счастливый финал «Генерала мертвой армии» сводится примерно к следующему: человек способен предать дикость прошлого земле и естественному гниению, когда вступит в диалог с глубоким мифом, с вневременными пластами культуры. Тогда его благополучно унесет подальше от холода и ветра абсолютно противный природному замыслу и спасительный самолет.