Герман Садулаев. Земля-воздух-небо. М.: Эксмо, 2021
«Земля-воздух-небо» Германа Садулаева не является ни автобиографическим, или, как модно говорить, автофикциональным текстом, о чем автор любезно предупреждает на первой же странице, — и это сразу же избавляет рецензента от необходимости дистанцироваться от сопереживания главному герою и прочих внелитературных соображений.
А главный герой «Земли-воздуха-неба» дает достаточно поводов для сочувствия. Неуверенный в своем таланте и мужской силе писатель за сорок влюбляется в юную деву с юго-востока Украины в надежде одновременно решить проблемы с опостылевшей женой и собственной потенцией и отправляется на защиту Луганской народной республики. Этот жест он оправдывает размышлениями о воинском долге мужчины и необходимости женской верности одному-единственному. Утопившие боевой дух в луже женской свободы мужчины становятся не нужны и самим женщинам... Выход у них один — война и веданта. «У настоящего мужчины травма может быть только от того, что нет никакой войны. Он целуется с открытыми глазами и всегда готов всех убить», — заявляет герой Садулаева и, прихватив запас препарата от эректильной дисфункции, отправляется лечить свои травмы.
«Ты знаешь, у меня маленький член, и тот не стоит. Даже покупка нового джипа не помогла. Мне нужно развеяться. Мне нужно что-то покруче. Минометы и прочая артиллерия. Танки и авиация. Я хочу почувствовать себя живым, даже если мне придется для этого стать по-настоящему мертвым. Все мужики такие», — сообщает он на прощание жене.
С самого начала опустив героя — кто может быть презреннее воинственного импотента? — Садулаев парадоксальным образом заставляет прислушаться к его мыслям и попытаться посмотреть на мир его глазами.
И, надо сказать, получается довольно интересно. Первая часть «Земли-воздуха-неба» вообще выглядит пацифистской пародией на коллективного российского писателя, отправляющего на Донбасс запутавшихся в жизни персонажей и заезжающего «на передок» попозировать с автоматом на фоне флага ДНР.
В отсутствие активных боевых действий герой ведет активные половые и служит в народной милиции народной республики. Правда, ничего особо боевого и возбуждающего на линии разграничения не происходит, поэтому по мере опустошения загашника с «сиалисом» любовные утехи не столько даже сходят на нет, сколько сменяются жесточайшей (впрочем, исключительно умозрительной) ревностью героя к прошлому его восемнадцатилетней подруги. Ревностью традиционалистской и завистливой — можно подумать, что герой забыл о толпах барышень, пробегавших через его комнатку на улице Восстания. Тогда, как сообщает Садулаев на первых же страницах романа, он был так счастлив, что был готов умереть после каждой ночи с вином, марихуаной и совершенными юными телами». Теперь он готов умереть, потому что юные тела приносят счастье кому-то другому, а ему, как настоящему мужчине, остаются только война и веданта. Забавно, но в молодости он наверняка объяснял своим подружкам-ровесницам, что война нужна только настоящему импотенту, а мужчине — совсем другое.
Так или иначе, но луганская жизнь писателя не удовлетворила, и он отправляется на следующую войну — сирийскую, оставив возлюбленную на месте постоянной регистрации:
«Мы любили друг друга всю ночь, отчаянно, остервенело. Под утро она не хотела меня отпускать. Буквально держала мой член и пыталась с ним что-то сделать, хотя это было уже невозможно. Она сказала:
— Мне кажется, я вижу тебя в последний раз.
А мне кажется, что она обращалась не ко мне, а к нему. К моему члену. И была права, конечно».
Тема члена, правда в более грубой форме, возникнет и в Сирии, куда герой отправляется в составе сначала безымянной ЧВК, ближе к концу романа прямо названной ЧВК «Вагнер» (интересно, так и задумывалось или это просчет редакторов?). Карикатурный генерал-инструктор Барс будет строить своих наемников в том же примитивно фрейдистском антивоенном духе, которым пронизан весь этот текст о войне и веданте:
«— Чечен, у тебя стоит ***?
— Никак нет, мой генерал!
— Правильно, если бы у тебя стоял ***, ты бы сидел дома и **** свою жену и не приперся сюда».
Пародия на «современных героев» доходит до высшей точки, когда генерал раздает своим солдатам удачи позывные: «И есть еще один снайпер, типа со снайперской винтовкой, ну в идеале. Его позывной Бритни. Потому что хоть у одного мужика должен быть женский позывной. Чтобы всем было весело. А Барс, когда был молодым очень часто онанировал на Бритни Спирс <...>. Наш Бритни ничем на певицу не похож, кроме разве того, что низкорослый. Он был контрактником в Чечне и имеет хороший боевой опыт».
Пока активные боевые действия не начинаются, писателю особенно нечем себя занять, поэтому он рассуждает о величии Эрнста Юнгера и пинает пацифиста Ремарка, что выглядит очень забавно: действительность романа Садулаева куда ближе к ремарковской тоске и безнадежности, чем не только боевой дух Юнгера, но и извращенное занудство «Благоволительниц» Джонатана Литтела. Чем больше писатель убеждает читателя в необходимости и суровой красоте войны, тем меньше ему веришь, ведь буквально каждый эпизод доказывает обратное.
Предоставив читателю возможность вдоволь посмеяться над писателем-наемником, его товарищами и суровым военным бытом, Садулаев неожиданно становится серьезным, да и его герой по мере развития сюжета становится не то чтобы умнее (он и так вовсе не дурак), но как-то свободнее. В его завиральных идеях появляется больше смысла, а в рассказываемых историях — подлинной грусти.
На войне, по Садулаеву, делать особо нечего, поэтому мужики, собравшиеся в отряд наемников для решения своих экзистенциальных и финансовых проблем, оказывают мелкие охранные услуги местному населению, за что получают деньги, которых хватает на марихуану и алкоголь, и предаются неспешным беседам обо всем на свете. Садулаев — прекрасный рассказчик, и истории его героев при всей их занимательности имеют серьезный просветительский смысл:
«— Ты хотел знать, Бритни, что такое „Русский мир”? <...> Это такое место, где собираются русские, чтобы убить друг друга и израсходовать как можно больше патронов, мин и снарядов <...> Утилизировать своих ******** в промышленном масштабе подальше от своих границ: это ли не мечта каждого нормального правительства? Поэтому, да, Бритни, да. Это миссия по утилизации опасного барахла: оружия, боеприпасов и людей, таких, как ты, Бритни, и, может быть, таких, как я».
Однако политической риторикой герой Садулаева не ограничивается. «Земля-воздух-небо» оказывается чрезвычайно познавательной и по части ракетостроения, чеченской тотемной системы, готов, древних воинских традиций, Великой Отечественной войны, правил пользования тиндером, особенностей создания сериалов... Вообще, на 250 страницах Герман Садулаев и его герой успевают высказаться по большинству вопросов человеческого бытия. Иногда это получается в духе патриотической передовицы, но чаще — лирично и даже сентиментально. Особенно отличается в этом плане альтернативная версия судьбы героя: чеченского писателя, эмигрировавшего во Францию от страха преследований и смерти, но ведущего скучную жизнь на пособие. Он тоже стремится в Сирию, чтобы закончить расследование, из-за которого в свое время вынужден был убежать в Европу.
В какой-то момент все сюжетные линии сходятся, и кажется, что герои наконец-то обрели то, что искали, — смысл жизни и душевный покой. Вот тут-то, как в классической антивоенной прозе, их и настигает случайная и бессмысленная смерть. Ну а чего еще они хотели, когда отправлялись на войну? Впрочем, может быть, это не смерть, а бессмертие — ведь какой бы грязной ни была и конкретная война, и сама ее идея, павших принято чтить вне зависимости от перемен на идеологическом фронте.