1. Несмотря на эпидемию коронавируса, в Москве собираются по расписанию провести фестиваль «Красная площадь». Сергей Лебеденко в своем медиуме пишет: «Логика, видимо, такая. Вы просили у нас помощи три месяца? Вот, держите свой фестиваль в разгар эпидемии. Продавайте книги и спасайтесь. А? Вируса боитесь? Сами виноваты, государство же вам возможность дало, вот и пользуйтесь». Здесь же можно посмотреть на скрины из презентации «Эксмо»: бороться с заразой предлагают, организовав очереди по принципу «одно издательство — одно окно» — это при том, что на стендах «Красной площади» обычно происходит столпотворение и покупатели стоят в несколько рядов. Ценные литературные кадры при этом поберегут: зрители в павильонах, аккуратно рассевшись по социально дистанцированным стульям, будут смотреть, как они вещают с экранов. Короче, как говорил телеведущий при крушении ракеты «Протон-М», кажется, это будет катастрофа.
Дорогие ответственные товарищи, не стоит поддерживать книжников ценой жизней читателей. Не надо превращать радостное событие в преступление. Перенесите фестиваль!
(Для сравнения: в британских магазинаx Waterstones планируют отправлять книги, которые потрогали, но не купили, на карантин в специальные тележки.)
2. Главный скандал недели — с премией имени Эдуарда Успенского, учрежденной Российской государственной детской библиотекой. Дочь покойного писателя Татьяна выступила в печати с открытым письмом: она рассказала, что ее отец был жестоким домашним тираном, и попросила не называть его именем премию. Wonderzine опубликовал интервью с Татьяной Успенской о жизни в секте Виктора Столбуна, куда ее определил на воспитание отец: «В секте били детей. Мы работали в полях, все время ходили в походы — сто детей на попутных машинах. Когда была остановка, всех собирали на беседы, они могли длиться по два-три часа. Начинали разбирать кого-то при всех, кого-то били». Дикие подробности о секте Столбуна сообщает в интервью Дмитрию Волчеку прожившая там шесть лет Анна Сандермоен; об Успенском она отзывается очень резко: «Я честно вам скажу: расцениваю Эдуарда Успенского как злодея. Потому что если бы он не поддерживал столько лет эту преступную организацию, то, возможно, ее бы и не было».
На «Радио Свобода»*СМИ признано в России иностранным агентом и нежелательной организацией собраны различные реакции на это дело известных и не очень комментаторов из соцсетей. Честно говоря, цитировать все это не хочется: комментаторы целиком выбивают «бинго» типичных отзывов и шуток, весь спектр. И все же вопрос, как разделить автора и его произведения, осчастливившие множество детей, приходится задавать. В «Афише» об этом пишет Егор Михайлов: «Никакое достижение не может оправдывать злые поступки, но и обратное тоже верно: каким бы ни был человеком Успенский, Чебурашка научил меня доброте, и я от этой доброты не хочу отказываться. Может быть, и вы тоже. В конце концов, давайте будем честны: не было в отечественной детской литературе последних десятилетий величин, подобных Успенскому». Михайлов предлагает разделить премию поровну — половину денежного содержания вручать детским писателям, половину — перечислять фондам, которые борются с проблемой домашнего насилия. Идея кажется сомнительной: именем писателя-абьюзера помогать пострадавшим от абьюза? Впрочем, библиотека уже сообщила, что никаких своих планов не изменит.
3. Умер один из самых заметных польских прозаиков Ежи Пильх. Веб-портал Onet приводит скорбные слова его коллег. «Ежи, слишком рано! Что же теперь делать книгам, которых ты не написал?» — говорит Ольга Токарчук. Польский министр культуры рассказывает, как важны для него были книги и статьи Пильха; один из старейших польских прозаиков Юзеф Хен называет Пильха «прекрасным человеком и прекрасным писателем». Друг Пильха писатель Павел Хюлле сказал об умершем в 67 лет Пильхе: «Это ведь лучший возраст для прозаика: в это время он, как хорошее вино, набирает крепость, приобретает силу. С точки зрения литературной формы ему не было равных. Он был чудесным собеседником. Мы любили друг друга».
Здесь же опубликованы воспоминания о Пильхе журналистки Катажины Яновской: «Он владел фразой, как никто в Польше. Он любил женщин, ритм прозы, свою маму, албанский коньяк и команду „Краковия“. Он писал блестящие заметки, которые незаметно переходили в романы. И романы в ритме заметок. Он был королем жизни, хотя не всегда об этом помнил. Его родной лютеранский город Висла стал польским Макондо, а фигура отца в его рассказах масштабом сравнялась с главой семьи из книг Бруно Шульца, которого он обожал». В издании Polityka о Пильхе с любовью пишет Мирослав Пенчак — отмечая, что, кроме романов и журналистских колонок, Пильх был мастером футбольной аналитики.
4. Скоропостижно скончался поэт Леша Ефимов. На сайте «Культурной инициативы» друзья и коллеги вспоминают его и цитируют его стихи («Вы, люди иного рода, / Ходячие словари. / Вот ты говоришь — свобода. / Я слушаю. Говори»). В «НГ-ExLibris» о Ефимове пишет Андрей Коровин: «Последний его пост в Facebook обращен к вдохновению — он писал, что ждет его. Но вдохновение — это палочка-выручалочка для несчастных. В одном из своих стихов он намечтал умереть в 99 лет. Судьба ответила ему иначе: он умер счастливым».
5. По следам юбилея Иосифа Бродского. О срежиссированном скандале с закрашенным граффити распространяться не будем: вымазанная белой известкой стена стала отличным мемом, ну и славно. Посмотрим на другие медиа — с ними дело обстоит лучше. В «Новой газете» Анатолий Найман пишет о двух половинах жизни Бродского, до и после эмиграции, — и утверждает, что между ними нет непроницаемой границы. В журнале Bookmate американский поэт Кристофер Меррилл, учившийся у Бродского, рассказывает, каким тот был преподавателем:
«Верлибр приводил Бродского в бешенство! Он был мастером слова и ориентировался на традицию — по его мнению, традиция определяет поэта. <…> В общем, Бродский задал написать 160 строк. Помню, он кружил вокруг своего стола и буквально рвал на клочки наши сочинения. Мол, какие же вы все кретины! И тут он добрался до моей работы. Я был младше всех в группе, единственный писал в жанре так называемой беллетристики, и никогда прежде не посещал поэтических кружков — отчего не был уверен в своих силах. Бродский приблизился ко мне и произнес: „Крис, это полный провал“».
В Esquire — архивное видео: празднование пятидесятилетия Бродского в Нью-Йорке в 1990 году; кликая прямо по видео, можно получить справки о гостях — такого мы раньше, признаться, не встречали. Две публикации посвящены самым — в разном смысле — одиозным текстам Бродского. На «Полке» размещена расшифровка сетевого семинара «Сильные тексты», где филологи, в том числе Роман Лейбов, Олег Лекманов и Александр Долинин, досконально разбирают «Не выходи из комнаты» (есть и интересная реплика из виртуального зала — о явственной связи стихотворения с фильмом «Ошибка резидента»). В «НГ-ExLibris» — эссе Андрея Краснящих о стихотворении «На независимость Украины». Автор размышляет, зачем Бродскому это было надо: «Все дело в брани, искусстве оскорбления как жанре… на которой все в стихотворении Бродского и строится, и брань ничем иным не мотивирована, кроме себя самой. Без учета этого и говорят о „На независимость Украины“ как о небрежном, корявом, безобразном, самом провальном не только политически, но и поэтически стихотворении лауреата Нобелевской премии „за всеобъемлющее творчество, проникнутое ясностью мысли и поэтической интенсивностью“». Краснящих, сопоставляя стихотворение со знаменитым письмом запорожцев турецкому султану, предлагает воспринимать «На независимость Украины» как (анти)риторическое упражнение, почти обособленное от позиции и политических идей самого Бродского: за него, как принято в литературоведении, отдувается «лирический герой». «Сыпя обидой, лирический герой не разбирает, и не должен, положений причин и следствий, обстоятельств вопросов, кто кого за что почему — тут обида в чистом виде, претензия как таковая, вековая».
6. Ко дню рождения Людмилы Петрушевской в «Эксмо» вышел сборник ее пьес. В «Афише» напечатано интервью Василия Зоркого с писательницей. Петрушевская вспоминает свое детство — как всегда блестяще; чего стоят истории о побеге из дома и о том, как бабушка пересказала ей «Портрет» Гоголя: «Там был описан портрет, который следил за человеком. Я рассказывала этот сюжет по дворам, пела песенки. Рваная, голодная и нечесаная, вшивая. Вы знаете, как меня слушали? Собирались вокруг». Ну и еще: «Это тяжелое чувство — когда вас не печатают? — Совершенно нормально, меня же всю жизнь не признавали. Но, послушайте, меня ведь в советские времена активно печатали! По всей стране работали пишущие машинки, самиздат! Я была тогда не менее известна, чем сейчас, печатали и прозу, и пьесы. И ставили по подвалам, по Домам культуры. По квартирам».
7. Вышел новый номер «Двоеточия», посвященный на этот раз городам в поэзии, прозе и фотографии. Среди прочих участников выпуска — Вера Сажина, Елена Зейферт, Андрей Черкасов, Рамиль Ниязов, Таня Скарынкина, Андрей Сен-Сеньков:
чавиня
крошечное слово в латышском языке
означающее маленькое чао
итальянская графиня
переселившаяся весело стареть на рижском взморье
с еле видимой в руках чашкой чая
уходя из стихотворения она прощается и выключает свет
и он горит
Есть и несколько новых переводов, в том числе из Эзры Паунда, Чарльза Симика, Олега Коцарева, Мэри Оливер.
8. В «Мире фантастики» Артем Киселик рассказывает о самых длинных фэнтези-циклах: многочисленные сиквелы и «вбоквелы», подробности вымышленных вселенных, битва за троны и борьба со злом, новеллизации Dungeons & Dragons, многие часы и даже многие сутки чтения! Рекорд по количеству томов и читательских человеко-часов разделяют «Меч истины» Терри Гудкайнда и «Малазанская империя» Стивена Эриксона и Иэна Эсслемонта. В материале есть собственные спин-оффы — интересные факты о книгах и авторах. Например: «Сальваторе — человек, который убил Чубакку. Роберту поручили написать первый роман серии „Новый орден джедаев“. Раньше герои оригинальной трилогии в книгах были по сути бессмертны. Сальваторе хотел сразу показать, что в этой серии все серьезно и погибнуть может каждый, а потому решил „убить“ Люка Скайуокера. Но вмешался Джордж Лукас и сказал, что Люк им ещё пригодится. Роберту пришлось поменять жертву. Зато Чуи досталась роскошная смерть: ему на голову упала целая планета. В новом каноне Чубакка избежал такой участи».
9. На «Грезе» — обзорная статья сирийского поэта, прозаика и журналиста Раэда Вахша «Особый путь сирийской поэзии» в переводе (и, что очень ценно, с комментариями) Александры Голиковой. Вахш прослеживает историю этой поэзии начиная с возникновения современного государства Сирия; «в момент зарождения сирийской поэзии ее общее направление формировалось на фоне сопротивления иностранным захватчикам, и сопротивление это, в свою очередь, выливалось в личные и общественные страдания». Переломным моментом стал дебют Низара Каббани, бросившего вызов традиционной поэтической форме и поразивший современников обращением к эротике: «Низара Каббани никто не читал, как следует — за его славой, как из-за никаба, поэта не видно: скандальные тогда темы женщин и любви к ним еще в самом начале заслонили художественные достоинства, которые заслуживали внимания».
В сирийской поэзии было свое поколение шестидесятников; поэты реагировали и на войны, и на преступления режима Асадов — впрочем, мало кто позволял себе открытые политические выступления: «Восьмидесятые годы прошлого века начались со взятия Хамы, за чем последовал ряд жестоких арестов. Эта атака на безопасность, производимая правительством, сопровождалась ужасом и молчанием сирийского народа; однако поэты продолжали не просто следовать путем „маленького человека“ и мелочей его жизни, но углубляться в субъективное до предела в качестве реакции на предыдущее поколение. Субъективное стало побегом от распада, происходившего не только в сирийской, но и в общеарабской реальности, где шла гражданская война в Ливане и заключались Кэмп-Дэвидские соглашения». Вахш доводит свой рассказ до наших дней, когда Сирия погружена в so far самый чудовищный военный конфликт XXI века.
10. Lithub выпустил по обыкновению огромный список интересных книг, которые выйдут этим летом: от нон-фикшна Маши Гессен про трамповскую автократию до эссеистики Хелен Макдональд («„Я“ — значит „ястреб“»), от романа Джин Фрэзиер про юную разносчицу пиццы до большого исследования Дэвида Берри «О ностальгии». Список завершает новый роман Эммы Клайн с пугающим названием «Папочка». Вниманию читающих по-английски, переводчиков и издателей.
11. Джоан Роулинг начала публиковать новую детскую сказку — не связанную с «Гарри Поттером». Книга называется «Икабог» — по имени чудовища, о котором ходят жуткие легенды. Выложено уже десять глав, которые можно прочитать бесплатно. Книга была написана еще в 2000-е, параллельно с работой над поттерианой; теперь Роулинг решила, что пришел ее час. В своем твиттере она объявила конкурс для детей на лучшие иллюстрации к сказке — рисунки победителей попадут в книжное издание.
12. Философ Саймон Кричли выпустил книгу «Трагедия, греки и мы»: в ней он сопоставляет античное чувство трагизма с современным. В Los Angeles Review of Books книгу рецензирует Джон Кааг. Кричли предлагает «всерьез отнестись к той форме мышления, которую мы обнаруживаем в трагедии, — и к предлагаемому ею опыту частичной недееспособности, ограниченной автономии, глубокой травмы, агонистического конфликта, гендерной сумятицы, политической сложности и моральной неопределенности». Жизнь невозможна без трагедий, и следует научиться правильно на них реагировать. Впрочем, для этого нужно понимать, что такое трагедия — по крайней мере в мировоззрении классиков. Трагедия — «это не просто несчастный случай, не людская обездоленность»; отличительная черта трагедии — именно «моральная неопределенность», которая возмущает куда сильнее преступления или катастрофы.
Кричли прибегает к античным аллюзиям и аллегориям — к примеру, миф об Антигоне использует для иллюстрации современных споров о гендере. «Антигона показывает, что наша гендерная идентичность, общественные связи, структуры родства и близости уязвимы и зависят от обстоятельств; это непременные аспекты любой греческой трагедии. Но это не значит, что мы способны свободно их контролировать». Разочарование (с которого, как учит Кричли, вообще начинается философия) и порождает болезненную реакцию на трагедию: «Мы не осознаем последствий наших действий, мы, что еще важнее, закрыты для самих себя. Эти слепота и слабость не были бы столь болезненны, если бы не разум, который якобы — именно якобы — во всем находит смысл. Нам кажется, что мы контролируем ситуацию, а это не так».
13. Агату Кристи заподозрили в плагиате: живущая в Норвегии британская переводчица Люси Моффатт обнаружила разительное сходство сюжета «Убийства Роджера Экройда» с опубликованным за 17 лет до него романом норвежского писателя Стейна Ривертона «Железная коляска». Роман этот Норвежская ассоциация авторов детективов в свое время признала лучшим в норвежской литературе — так что странно, что на сходство никто не обращал внимания раньше. Сходство, собственно (The Guardian просит прощения за спойлеры, ну и мы тоже просим), в том, что оба романа используют прием ненадежного рассказчика: убийцей оказывается сам повествователь. Но Кристи по-норвежски не читала, да и «Железная коляска» вышла отдельным изданием в Англии только в 2005 году. Но Моффатт узнала, что роман Ривертона (псевдоним Свена Элвестада; впрочем, Свен Элвестад тоже псевдоним) публиковался в британском журнале Tip Top Stories за несколько лет до написания «Роджера Экройда». Впоследствии этот журнал объединился с другим — Sovereign Magazine, в котором публиковалась (опять же под псевдонимом!) и сама Кристи. Впрочем, писательница сама признавала, что мысль о повествователе-убийце ей подбросил то ли индийский губернатор лорд Маунтбаттен, то ли муж ее сестры. Подозрительно!
14. И еще одна публикация в The Guadrian: Дориан Лински пишет о притягательности классического стихотворения У. Б. Йейтса «Второе пришествие» (здесь его можно прочитать в переводе Григория Кружкова). Опубликованное сто лет назад, это апокалиптическое пророчество цитируется в бесчисленных книгах, философских трактатах, фильмах, телешоу, компьютерных играх. Нигерийский классик Чинуа Ачебе назвал свой самый известный роман «Things Fall Apart» по строке из стихотворения Йейтса. Оно фигурирует в «Клане Сопрано», песнях Моби, сочинениях Жижека, упоминается у Стивена Кинга, пародируется у Нила Геймана и Терри Пратчетта.
Ирландский поэт сам считал «Второе пришествие» предсказанием — которое начало сбываться, когда в Германии пришел к власти Гитлер. Написано оно было в 1919 году, полном драматических событий в жизни Йейтса (у его жены, только что тяжело переболевшей испанкой, родилась дочь) и истории Ирландии (21 января Ирландский парламент объявил независимость республики, ИРА устроила несколько терактов против англичан, надвигалась Война за независимость). «Второе пришествие», замечает Лински, всегда вспоминают во время кризиса, будь то война во Вьетнаме или избрание Трампа. Существует даже полушуточный «тест Йейтса»: чем чаще цитируют «Второе пришествие», тем хуже обстоят дела в мире.