Mathias Enard. Le Banquet annuel de la confrérie des fossoyeurs. Actes Sud, 2020
Парижанин-этнолог Давид Мазон едет зимой в сельскую глушь писать диссертацию про жизненный уклад современной деревни. Причем едет не куда-то, а в самую что ни на есть настоящую, подходящую для полевого исследования, забытую богом французскую деревеньку на 649 жителей, которая затерялась где-то в пятнадцати километрах севернее Ниора — административного центра в департаменте Дё-Севр (на западе Франции). Молодой ученый — герой романа «Ежегодный пир братства могильщиков», написанного Матиасом Энаром, уроженцем Ниора, хорошо знающим историю своего родного края. В его новом произведении буквально проступает желание поделиться этими знаниями, и первые сто страниц — где описывается, насколько сложно дается Давиду, привыкшему к комфорту больших городов, приспособление к сельскому быту — это лишь вступление, хитрый маневр, чтобы то ли подразнить, то ли вовсе запутать читателя.
Маневр этот вполне в духе Энара. И если читатель знаком с его творчеством и взял в руки «Ежегодный пир братства могильщиков» не случайно, то он готов к привычным энаровским кульбитам — толчкообразному переключению стилистических регистров, многократной смене повествовательных точек зрения, затемнению горизонта ожиданий. В этом смысле каждый текст Энара — будь то «Зона» или недавно вышедший на русском «Компас» (в переводе Ирины Волевич и Елены Морозовой) — китайская головоломка с сюрпризом, где изгиб непрерывной сюжетной линии предугадать невозможно, как невозможно и оторвать от нее взгляд. Так же и здесь. С одной стороны, нам интересно следить за продвижением работы над диссертацией, от которой аспиранта отвлекают мелкие и большие открытия, какие может сделать в деревне человек, никогда прежде там не бывавший. А с другой стороны, самому писателю интересно как можно полнее рассказать нам историю своего региона, вспоминая всех примечательных людей, имевших к нему отношение, — Наполеона, Вийона, Теодора Агриппу Д’Обинье.
Столкновение двух этих линий влечет за собой подчас странные изломы текста, из которых рождаются отступления (иногда более похожие на обширные исторические справки), питающие сюжет и разворачивающие его вовсе не туда, куда бы мы ожидали. Отдельные главы этого романа заставляют вспомнить о Рабле — своим масштабом, избытком языковой плоти, грохочущим смехом, с каким в них трактуются вроде бы сакральные темы, например тема смерти. Но лучше всего, кажется, Энару подходит сравнение с Бальзаком, обратившимся к современной деревенской жизни и любовно рисующим ее обычаи и привычки, искусно чередуя большие и малые, совсем не заметные мазки.
Остается добавить, что с российскими издателями отношения у Энара пока не очень ладятся. На родине он лауреат всевозможных премий, известный литературный критик (ведет колонку в газете Le Monde), его произведения благополучно бытуют в разных крупных национальных литературах — англоязычной, немецкоязычной, итальянской. Но на русском изданы всего два его романа: «Компас» и «Вверх по Ориноко» (в переводе Марианны Кожевниковой). Другие переводы тоже заказывались, даже были оплачены, но так и не дошли до печати. Лишь в последнее время ситуация стала меняться. Так, у нас уже куплены права на «Ежегодный пир братства могильщиков», а кроме того, готовится к публикации самый первый роман Энара — «Perfection du tire» («Совершенный выстрел»).
Charlotte Léman. Et si l’herbe était vraiment plus verte à la campagne? Auto édition, 2020
Как и новый роман Энара, книга «А в деревне, правда, трава зеленее?», написанная Шарлоттой Леман, больше всего напоминает развернутую рекламу сельской жизни: чистый воздух, умеренная плотность населения, здоровое питание, неспешность бытия и прочие неочевидные городскому жителю радости. Отличие между ними — в жанровой принадлежности. Леман пишет женскую прозу, так называемый чиклит, и читательницы квалифицируют ее романы сугубо как feel-good, чтиво терапевтического характера, которое помогает отдохнуть, расслабиться — в общем, примиряет с жизненными неурядицами, а то и подсказывает, как эти неурядицы преодолеть. Однако было бы неверным считать все подобные тексты обычной сентиментальной поделкой с шаблонной событийной схемой, обязательными откровенными сценами, приторно-сладкими описаниями и прекрасной главной героиней, пребывающей в ожидании своего неотразимого принца на белом коне (или дорогом автомобиле).
Нет, вовсе нет. Романы feel-good, которые, как и их кинематографические собратья, уверенно претендуют на собственный (под)жанр, стоящий гораздо ближе к реальности. Так, они не боятся остросоциальных тем. Вспомним хотя бы Анну Макстед и ее книгу 1999 года «Getting over it» («Преодолевая это») — помимо всего прочего в ней рассказывается о насилии над женщиной в близких любовных отношениях, причем с такой психологической точностью, откровенностью и прямотой, что историю Макстед трудно принять за художественный вымысел, и если вдруг прежде читатель не задумывался над проблемой домашнего насилия, то после прочтения этого романа он уже точно о ней не позабудет. Даже известная серия романов Софи Кинселлы «Шопоголик» в первую очередь говорит об остросоциальном — о проблемах сверхпотребления.
Другое дело, что все злоключения героев и, прежде всего, героинь описываются тут с большим юмором, с каким неплохо было бы переживать их и в обычной жизни. Это и есть тот самый терапевтический посыл, делающий подобную беллетристику в высшей степени востребованной. Пример Шарлотты Леман — яркое тому подтверждение. Ее романы выходят на независимых сервисах, минуя официального агента-издателя. Они продаются на разных электронных платформах вроде Amazon и, судя по многочисленным благодарным отзывам читателей, хорошо раскупаются. Кроме того, автору не откажешь в коммерческой сметливости: для релиза своих книг она выбирает крайне благоприятное время. Ее новый роман вышел в середине декабря прошлого года, чтобы обеспечить поклонников Леман воодушевляющим чтением на рождественских и новогодних праздниках, что с учетом общего тягостного настроения на фоне пандемии пришлось весьма кстати и благоприятно отразилось на продажах. Кто знает, если бы, например, комедию «Рождество на двоих» Пола Фига выпустили не годом раньше, а в прошлом декабре, то, может, и критики, и обычные зрители были бы к ней милосердней.
Собственно история, послужившая фабулой для последней книги Леман, достаточно проста. Главная героиня Леа родилась на востоке Франции в маленькой деревушке, где «всего-навсего 633 жителя, включая коров». Леа уехала оттуда, как только подвернулся случай. Теперь ей около тридцати лет, она живет и работает в Париже, преуспевает на новом месте и не вспоминает о малой родине. До тех пор, пока в один прекрасный день не раздается телефонный звонок: бабушка сломала руку, ей наложили гипс, требуется помощь по хозяйству. И Леа, примерная внучка, едет на выручку к своей дорогой «бабусите». Книга тесно привязана к жизни, чтение вышло в меру грустное и не в меру смешливое. Название романа не обманывает — деревне в нем в самом деле отводится большая роль. Не меньшая отведена и бабушке, чей образ в полной мере отвечает цитате из «Мечтателей» Бертолуччи: «Чужие родители всегда кажутся лучше собственных. А вот дедушка и бабушка всегда лучше свои».
Claire Julliard. Little Louis. Le mot et le reste, 2021
Клер Жюльяр написала роман «Маленький Луи», озаглавив его по-английски, что для французского книгоиздания решение нетривиальное: в национальной культуре столетиями оттачивается языковой пуризм, доходящий до того, что даже владеющие английским французы у себя на родине не так уж часто готовы на нем говорить, в том числе с потерявшим дорогу туристом. Впрочем, название это короткое — всего пара слов, одно из которых, имя собственное, в обоих языках пишется одинаково. Что касается второго, то и с ним все просто: перед нами художественно обработанный, построенный на документальных свидетельствах рассказ о детстве и юности знаменитого американского джазиста Луи Армстронга, которого еще в детстве за невысокий рост так и прозвали — Little Louis. К тому же Жюльяр повествует именно о «маленьком Луи» — первых двадцати годах жизни музыканта, предшествовавших его последующему громкому успеху, о которых сам Армстронг если и говорил, то весьма обрывочно и избирательно.
Для своего повествования Жюльяр выбирает форму вымышленного интервью большой протяженности — подобного тем беседам, которые ведут между собой журналист и его собеседник, успевшие настолько привыкнуть друг к другу в ходе многократных встреч, что разделявшая их осторожная дистанция, поначалу мешавшая разговору, давно исчезла, уступив место доверительным отношениям, готовым вот-вот перерасти в дружбу. Правда, вопрос о том, каким образом белому журналисту удалось завоевать доверие чернокожего музыканта и получить право на эти многочасовые откровения, в романе остается висеть в воздухе.
Зато мы узнаем про Армстронга действительно много нового: про его жизнь на попечении у бабушки и непростые отношения с отцом; про Новый Орлеан начала XX века — настоящий плавильный котел, в котором смешивались судьбы негритянского, еврейского и китайского населения; про квартал красных фонарей, где обитал маленький Луи; про его тюремное заключение и непростую семейную жизнь; и, конечно, про его первые шаги в музыке. Рассказ ведется от первого лица, и Жюльяр стилизует его под манеру речи Армстронга, который не был талантливым писателем и не скрывал этого. Удержать равновесие между документальной правдой и художественной формой удается не всегда, но в большинстве случаев автор ухитряется пройти по этой тонкой грани не оступившись.
«Маленький Луи», пожалуй, первая по-настоящему успешная книга Жюльяр. Роман-биографию выпустили год назад, а в марте этого года переиздали снова. Все СМИ, мало-мальски имеющие отношение к джазу и музыке вообще, отметили его появление хотя бы кратким сообщением. Такая популярность, конечно, объясняется не только заслугами писательницы. Весь последний год вопрос расизма — один из самых обсуждаемых в западном обществе. И в документальном романе Жюльяр ему отведено далеко не последнее место.
Elisabeth de Feydeau. Dictionnaire amoureux du parfum. Plon, 2021
В издательстве «Плон» очередное пополнение: вышла новая книга в серии «Словарь любителя». На сей раз это «Словарь любителя духов». Серия основана в 2000 году и имеет большой успех у читателей. Перед каждым ее автором стоит задача разобрать на мелкие составляющие что-то такое, что служит предметом любви и восхищения всего человечества или просто привлекает к себе интерес. Серия состоит из импровизированных словников, посвященных отдельно взятым и очень разным темам. Например, есть словари для любителей детектива, гольфа, свободы, Иерусалима, Бразилии, Шекспира, Иисуса, кинематографа, Германии, Средиземного моря. Словом, в ход идет все потенциально интересное. В качестве автора выбирают настоящего доку, хорошо разбирающегося в предмете. При этом энциклопедической объективности не предполагается: автор вправе включать в словарные статьи оценочные, а иногда и вовсе предвзятые суждения.
Для составления словаря, посвященного духам, выбрали Элизабет де Фейдо, известнейшего специалиста в своей области. В 1997 году она защитила диссертацию по истории современности под названием «От гигиены к мечте: парфюмерная промышленность Франции в период с 1830 до 1945 года» и, чтобы освоить тонкости предмета на практике, устроилась работать в «Шанель» и «Буржуа», а потом основала консультационное агентство Arty Fragrance. Сегодня Фейдо считается одним из лучших ольфакторных экспертов, в числе ее клиентов — Жан-Поль Готье и модный дом «Герлен». Она преподает в Международном институте парфюмерии, косметики и пищевых ароматизаторов (ISIPCA), служит консультантом по вопросам науки и культуры в Большом музее парфюмерии в Париже, пишет книги по истории духов, а также сама их производит, вдохновляясь запахами, которые были популярны у французской знати в XVII-XVIII веках. В частности, одно из самых известных достижений Фейдо — воссоздание любимых духов Марии-Антуанетты.
Сам словарь вышел в увеличенном формате и достиг внушительного объема — в нем почти девятьсот страниц. Его снабдили графическими иллюстрациями в духе модного сейчас скетчинга. Рисунков в книге не очень много, однако легендарные советские духи «Красная Москва» такой чести удостоились. Они вообще занимают в словаре особое место, только не сами по себе, а в увязке с таким же легендарным продуктом парфюмерии, но уже французской — духами «Шанель номер 5». С их истории словарь и начинается. Во-первых, это продиктовано общепринятой словарной логикой: статьи с цифрами в заглавии помещаются в самое начало. Во-вторых, знаменитые «Шанель номер 5» празднуют в этом году свой столетний юбилей.
Из книги Фейдо вы почерпнете изрядное количество занятных фактов: узнаете, что формула духов может насчитывать более восьмидесяти компонентов или что Симона Вейль предпочитала «Арпеж» от Ланвен, а еще — что ольфакторный профиль парфюмерной композиции может составляться согласно эстетическим канонам кубизма. В общем и целом «Словарь любителя духов» — настоящий кладезь разносторонней информации о производстве ароматов, и все бы хорошо, но порой субъективность суждений автора граничит с какой-то даже небрежностью, когда дело касается России, которой отдана целая статья, а фактологические детали разбросаны по книге там и тут. Вряд ли, допустим, можно всерьез воспринимать утверждение, что в СССР никаких духов, кроме «Красной Москвы», не было, потому что «советские коммунисты плохо относились к парфюмерии», а это были «единственные духи, разрешенные партией». Прочитаешь такое в книге дипломированного историка — и уже не знаешь, что думать об остальном ее содержании.
Pierre-André Taguieff. Les théories du complot. Que sais-je?, 2020
В сентябре прошлого года на Amazon Prime вышел сериал «Утопия» (ремейк одноименного британского сериала) про чудовищную эпидемию неизвестного науке гриппа, непростые поиски вакцины от него и прочие приметы времени, среди которых мы живем на протяжении последних полутора лет. По сюжету вирус, возможно, разносимый летучими мышами, искусственно вывели американцы, которые при этом стараются обставить дело так, будто во всем виноваты китайцы. Над сценарием сериала работала Гиллиан Флинн — изобретательная писательница, поклонница путаного, сложноустроенного повествования, известная своими романами «Острые предметы», «Темные тайны» и «Исчезнувшая». Сериал с треском провалился, критики разнесли его в пух и прах, обвинив в цинизме и дурновкусии. Кто-то задавался вопросом: «Как вообще можно было выпускать такое в самый разгар пандемии?!» Хотя понятно, что сериал снимали загодя, и уже из-за этой кинематографической прозорливости — умения предвидеть некоторые события — посмотреть его любопытно. Но главная ценность сериала в другом: «Утопию» можно использовать в качестве наглядного пособия для изучения теорий заговора, о которых Карл Поппер еще в 1945 году в своем труде «Открытое общество и его враги» писал, что это не теории в буквальном смысле, а верования или суждения, основанные на примате интересов некоторых социальных групп и используемые ими для мнимого объяснения общественных явлений. Как правило, рациональное обоснование, положенное в их основу, указывает, кому выгодна та или иная трактовка каких-то событий.
Идеи Поппера и других ученых суммированы в новом томе французской энциклопедической серии «Que sais-je?» («Что я знаю?»), который так и озаглавлен, — «Теории заговора». Его автор — видный ученый, политолог, социолог и историк Пьер-Андре Тагиефф. По его словам, первые упоминания о теориях заговора можно найти в англоязычных научных текстах второй половины XIX века. Опасность этих теорий заключается в их замечательной привлекательности, обыватели в массе своей склонны им верить, а вера широко используется как рычаг для манипуляции общественным мнением, будь то в политическом или культурном пространстве. Их производство не требует особой психологической изобретательности: используя принцип радикального манихейского дуализма, обозначают два полюса, на один из которых помещают добро, а второй называют злом. Такая риторика сближается с оккультными текстовыми практиками. В XXI веке с изменением структуры информационных потоков и значительным их ускорением теории заговора стали новым «опиумом для народа», их активное распространение в социальных сетях свидетельствует о явно существующем спросе на простые объяснения тех или иных сторон действительности, тем более что заговор легко усмотреть за любым сколько нибудь значимым событием — от смерти Мэрилин Монро и принцессы Дианы до Октябрьской революции и эпидемии СПИДа или COVID-19.
Кстати, ранее Тагиефф написал еще два тома для той же серии: «Антисемитизм» и «Евгенизм». Надо сказать, что составление каждой такой книги — настоящее упражнение в лаконичности, требующее уложиться точно в 128 страниц и дать строго научный взгляд на проблему, ничего не упустив. Приглашение написать сюда — большая ответственность: «Que sais-je?» основана восемьдесят лет назад и заслуженно пользуется мировой известностью. Ее книги переведены на сорок пять языков и разошлись по всему миру тиражом около 200 млн экземпляров. Это не «Словарик любителя»: от автора, составляющего очередной том, ждут сжатого научного анализа на доступном неподготовленному читателю языке.
А если вернуться к цинизму и дурновкусию «Утопии», то обвинить в этом можно и какой-нибудь другой сериал. Например, «Страну Лавкрафта». Однако к нему принято относиться с (показным?) пиететом и либо хвалить его, либо молчать. Ни дать ни взять очередной заговор.