Ричард Морган. Пробужденные фурии. М.: АСТ, 2018. Перевод с английского Сергея Карпова
Земные колонисты приступили к освоению планеты Харлан около четырехсот лет назад. Теперь здесь все как в приличных домах: на вершине пищевой пирамиды — олигархи из Первых Семей, теневым бизнесом заправляют якудза и гайдуки, с ними конкурируют революционеры, почти неотличимые от бандитов, и сектанты, почти неотличимые от революционеров. «Средний класс» малочислен, пролетариат балансирует на грани нищеты. И все эти люди теоретически бессмертны: человечество давно освоило технологию переноса сознания на внешний носитель, имплантированный стек памяти, — а там вселяйся хоть в робота, хоть в клона, хоть в чужую, очищенную от воспоминаний тушку. А еще Харлан — родина главного героя, Такеси Ковача. Несколько жизней подряд он прослужил в Корпусе чрезвычайных посланников, получил уникальную подготовку, которая позволяет за пару секунд освоиться на любой планете, в любом теле и немедленно вступить в бой. Теперь он устал, разочаровался, пропитался цинизмом, он сам не вполне понимает, чего ждет от будущего, — и вернулся к истокам, чтобы попытаться найти новый смысл.
Если вы знаете Такеси Ковача по телесериалу «Видоизмененный углерод» — забудьте все, что видели. У Ричарда Моргана Ковач совсем другой. Он слишком долго жил и слишком многое повидал. Да, Такеси знает, чего можно ждать от стоящего над всеми планетарными правительствами Протектората, от ООН и Корпуса, готовых без всякой жалости завалить трупами любой очаг мятежа. Но и насчет пламенных революционеров, борцов за все хорошее против всего плохого, не питает никаких иллюзий. В Корпусе из него «выдавили способность к самообману» — больше никаких «эмоциональных привязанностей к легенде или догме». Однако это не значит, что психологически Такеси абсолютно неуязвим. У него есть свой триггер, своя ахиллесова пята. Стоит кому-нибудь крикнуть: «Женщина в беде!» — и Ковач несется вызволять несчастную и карать негодяев сломя голову. По большому счету его должен был забраковать первый же армейский психолог: вывести Такеси из равновесия ничего не стоит, им слишком легко манипулировать. Да им, собственно, и манипулируют: именно из-за женщины он бросил вызов тоталитарной секте, из-за женщины оказался среди харлановских «охотников за электронными головами», из-за женщины отправился искать поддержку у революционеров-серферов, мечтающих расчехлить знамя восстания, утопленного в крови три сотни лет назад. Поневоле заподозришь автора в латентной мизогинии.
Несмотря на непрерывный экшн длиной в 700 страниц, «Пробужденные фурии» не самое простое чтение. Роман перегружен неологизмами, техническими терминами, профессиональным и уличным сленгом — в том же «Черном человеке» автор относится к читателю куда гуманнее. Непросто придется даже тому, кто внимательно изучил предыдущие два тома трилогии о Коваче, «Видоизмененный углерод» и «Сломанных ангелов». Но это «ж-ж-ж» неспроста: кажется, именно на такой эффект Ричард Морган и рассчитывал. Мол, любезный читатель, почувствуй себя чрезвычайным посланником, которому предстоит за несколько минут впитать весь этот вокабулярий, освоить как родной и применить по назначению — а потом и о психологической достоверности поговорим.
Лалин Полл. Пчелы. М.: Эксмо, 2018. Перевод с английского Дмитрия Шепелева
В аннотации и выносе на задней стороне обложки книгу Лалин Полл сравнивают с тремя очень разными антиутопиями: классическим «1984», гендерным «Рассказом служанки» и подростковыми «Голодными играми». Ирония в том, что «Пчелы», выдвигавшиеся на John W. Campbell Memorial Award, самую престижную американскую премию для фантастов-дебютантов, не совсем чтобы антиутопия — вернее, не антиутопия вовсе. В романе Лалин Полл нет главного краеугольного камня этого жанра — несправедливого социального устройства, ущемления неотъемлемых прав. Флора-717 появилась на свет, чтобы стать одной из неприметных пчел-уборщиц в большом улье на сельской пасеке. Но природа наделила ее слишком крупным телом и кое-какими способностями, обычно несвойственными этой породе. В другое время Флору просто отбраковали бы, списали в утиль. Но ей повезло: она родилась именно в тот момент, когда ее особые способности остро понадобились улью. Так мало-помалу сообразительная и трудолюбивая пчелка начинает движение к вершине социальной пирамиды. При этом и писательница, и героиня отдают себе отчет: пчелиное сообщество устроено так, как оно устроено, не по случайной прихоти, — это отточенный миллионами лет эволюции механизм выживания, и работает он отменно. Иными словами, то, что роман Полл определили на полку с антиутопиями, а не, например, в раздел «Истории успеха», можно объяснить лишь инерцией мышления издательских маркетологов.
Это была хорошая новость. Теперь плохая. Жизнь пчелиного улья, муравейника, колонии термитов — увлекательная и почти неисчерпаемая тема, когда об этом говорят ученые и популяризаторы науки. Но романисты так и норовят очеловечить своих персонажей, втиснуть сложный для интерпретации материал в привычные, тривиальные рамки. Не избежала искуса и Лалин Полл. Среди ее пчел есть полицейские и жрицы; пчелы аплодируют, пчелы делают книксен, пчелы испытывают целую гамму вполне человеческих эмоций (зависть, ревность, гордость, возмущение и т. д.) и судачат как кумушки на завалинке: «Ох, у меня сейчас сердце разорвется!». Это, дорогие друзья, чудовищное упрощение, ползучий антропоцентризм. Бойцы Фронта Освобождения Насекомых смотрят на Лалин Полл с нехорошим прищуром. Но главная проблема в том, что у подобных метафор крайне узкая область применения. Мы в общих чертах представляем жизненный цикл насекомых и понимаем, что какой этап может символизировать: прочитал две-три-четыре такие истории — считай, прочитал все. Чтобы сломать этот канон о колено, вывернуть наизнанку, мало понимать устройство пчелиного улья — тут надо быть как минимум Пелевиным, а Лалин Полл очевидно не Виктор Олегович, единственный и неповторимый.
Питер Клайнс. Преломление. М.: АСТ, 2018. Перевод с английского Ольги Кидвати
«Преломление» Питера Клайнса на три пятых — детектив, на одну пятую — старый добрый сай-фай, еще на одну — хоррор о чудовищных лавкрафтовских монстрах, поджидающих наивных хомо сапиенсов за гранью этого мира. Ну а в целом — перемигивание с гиками нового поколения, выросшими на компьютерных играх и телесериалах Sci Fi Channel. Соединенные Штаты, наши дни: команда ученых работает над устройством для мгновенного перемещения материи на расстояние. Разобрать живой объект на атомы и собрать заново в другом месте у них не получилось, зато удалось наладить переброску через четвертое (пятое, шестое, сто тридцать первое — выбирайте номер по вкусу) измерение. Исследователи добились блестящих результатов, участники эксперимента сотни раз переместились из точки А в точку Б, правительство США щедро финансирует проект — все вроде бы идет как по маслу. Ученые не спешат раскрыть военным технологию, ссылаясь на то, что процесс еще не вполне отлажен, однако результаты говорят сами за себя. Но куратор проекта интуитивно чувствует: что-то здесь не так, во всей этой истории таится какой-то подвох, какая-то чудовищная червоточина. Он бросает в бой свой главный стратегический резерв: скромного гения Майка с IQ за сто восемьдесят, эйдетической памятью, выдающимися аналитическими способностями и своеобразным чувством юмора. До последнего времени Майк преподавал американскую литературу в заштатной средней школе, вместо того чтобы решать фундаментальные математические задачки или разрабатывать адские машины под присмотром Пентагона. Но на этот раз бывшему однакашнику удалось его зацепить: гений-универсал соглашается провести несколько недель на исследовательской базе в Сан-Диего, среди увлеченных своим делом фриков, параноидально не доверяющих чужакам. И, как выясняется, не зря.
Питер Клайнс
Странная штука с этим «Преломлением». С одной стороны, Питер Клайнс умеет соблазнить, заворожить, увлечь динамичной детективной интригой. «Преломление» глотается залпом — семьсот страниц за пару вечеров. С другой стороны, если вы уже читали несколько книг о нуль-пространственных тоннелях, то, скорее всего, разгадаете страшную тайну раньше, чем главный герой (напомню, гений и блестящий аналитик с идеальной памятью). Очень уж щедро Питер Клайнс рассыпает по страницам подсказки. Видимо, автор и сам это чувствует — примерно на середине книги иронический детектив резко обрывается и начинается суровая героическая эпопея о спасении мира. Напрасно герои иронизируют по поводу сериала «Звездные врата» — им самим предстоит пережить череду событий вполне в духе полковника О`Нила и доктора Дэниэла Джексона.
В финале Питер Клайнс намекает на возможность продолжения. И это, наверное, правильно. «Преломление» — роман живой, увлекательный, остроумный. Но при всех своих достоинствах — одноразовый. Перечитывать его все равно что детектив Агаты Кристи, про который твердо помнишь: убийца — дворецкий. Зато можно попробовать почитать другой роман с теми же героями — точно такой же, но с перламутровыми пуговицами.