Раз в месяц Василий Владимирский обозревает для «Горького» новинки переводной фантастики: в сегодняшнем выпуске Филип Пулман, Ричард Морган и Кэтрин М. Валенте.

Филип Пулман. Прекрасная дикарка. Пер. с англ. Анны Блейз. М.: АСТ, 2018

У Филипа Пулмана специфическая репутация. С одной стороны, он активный участник английского антиклерикального движения, горлан-агитатор и герой нескольких шумных скандалов. С другой стороны — автор трогательно невинных детективов для девочек-подростков. Всерьез эти сферы интересов пересеклись в его творчестве только однажды, в трилогии «Темные начала» о приключениях юной Лиры Белаква из некой альтернативной версии Англии. Все бы ничего, но в своих сказочных романах безбожник-Пулман посягнул на святое: рискнул дать бой Клайву Стейплзу Льюису на его территории — и заискрило. Британские ревнители духовных скреп... то есть, простите, традиционных викторианских ценностей, обвинили писателя в открытой атеистической пропаганде, потребовали убрать его книги из школьных библиотек, завалили почтовый ящик письмами с угрозами... И вот теперь, когда страсти улеглись, через 18 лет после выхода заключительного тома трилогии, Пулман рискнул снова ступить в эту реку.

Роман «Прекрасная дикарка» (точнее, «La Belle Sauvage» — именно так, на французский лад, называется лодка, на которой путешествуют герои) — предыстория Лиры и ее Золотого компаса — приквел к основной трилогии. С первых же дней жизни вокруг девочки, которой предначертано изменить судьбу этого мира, кипит напряженная борьба спецслужб. Агенты клерикального Дисциплинарного суда консистории и глубоко законспирированные адепты рационального знания буквально рвут друг у друга из рук незаконнорожденную дочку лорда Азраила, по следу ребенка идет убийца-социопат, мать-ехидна строит на нее свои планы... Не окажись рядом невольных ангелов-хранителей, простодушного рукастого Малкольма, «одиннадцати лет от роду, рыжего, невысокого и крепко сбитого», и острой на язык пятнадцатилетней Эллис, «высокой худющей девицы с темными волосами», все закончилось бы прямо там, на берегу Темзы, без всяких богословских диспутов и путешествий между мирами.

За эти годы Пулман стал мягче, толерантнее к своим оппонентам. Теперь за «нашу» команду, то есть за Лиру, играют отважные монашки, сестры из монастыря святой Розамунды, рискнувшие дать прямой отпор агентам ДСК. Но борьбе спецслужб посвящена только первая половина «Прекрасной дикарки». Конец этим по-британски чопорным шпионским играм кладет небывалой силы наводнение: Темза выходит из берегов, и Англия с необычайной легкостью погружается в мир дохристианского мифа, где королева эльфов охотится за человеческими детенышами, языческие речные боги открывают и закрывают шлюзы, а Остров блаженных ждет усталых путников.

Интересная штука: квазивикторианский мир, который рисует Филип Пулман, — милый, комфортный, уютный, как старые домашние тапочки, просто мимими, натуральная Хоббитания из «Туда и обратно». В то же время люди, дерзнувшие высказать недовольство делами Матери-Церкви, исчезают тут без следа, духовные братья Павлика Морозова с наслаждением стучат на строгих родителей и постылых учителей, а волны прибивают к оксфордскому пирсу раздувшиеся трупы. Никакого диссонанса, ощущения фальши — антиутопия уживается с подростковым авантюрным романом без истерик с битьем посуды и разделом имущества. Классическая британская школа, потрясающая выдержка и умение сохранять лицо, что бы ни случилось, — одним этим романы Пулмана заслужили место на полке с книгами его главных идеологических противников: Толкина, Льюиса и Честертона.

Ричард Морган. Черный человек. Пер. с англ. Ольги Кидвати. М.: АСТ, 2018

Мысль о другой ветви человеческой расы, идеальных хищниках, по счастливой случайности уничтоженных в ходе эволюционной борьбы и искусственно воссозданных в наши дни благодаря генной инженерии, будоражит фантастов давно. В «Ложной слепоте» и «Эхопраксии» Питера Уоттса это «вампиры», которые многократно превосходят человека интеллектуально и физически, стоят выше в пищевой цепочке и вызывают рефлекторный ужас. В «Черном человеке» Ричарда Моргана — «тринадцатые», альфа-самцы, одиночки с приглушенной эмпатией, развитым инстинктом собственника и когнитивными процессами, разогнанными до предела. После перехода от охоты и собирательства к оседлому земледелию человечеству удалось избавиться от этих опасных конкурентов. Но в середине XXI века для участия во многочисленных локальных конфликтах потребовались идеальные солдаты — и генные лаборатории в разных концах света заработали с полной нагрузкой. Большая ошибка: из параноиков, неуязвимых для пропаганды, физически неспособных беспрекословно подчиняться авторитетам, солдаты выходят так себе — зато серийные убийцы и боссы мафии получаются отличные.

«Черный человек» — история противостояния двух «тринадцатых», двух постчеловеков, изгоев в мире обычных людей, где их сородичи или интернированы на терраформированный Марс или доживают свой век в концентрационных лагерях. Один из этих героев — убийца и каннибал, другой — ищейка, судья и палач на службе ООН. Впрочем, для них обоих это мало что значит: у «тринадцатых» неважно с социализацией и корпоративной этикой. Но перед нами не просто традиционная человеческая игра в закон и порядок, полицейских и воров — здесь все серьезнее, глубже, архаичнее. Это личное.

В 2018 году Ричард Морган оказался в фокусе внимания прессы как автор «Видоизмененного углерода», литературной основы одноименного нуарного киберпанковского телесериала. Разговор о человеческой природе в «Черном человеке» начинается там, где заканчивается в «Видоизменном углероде». «Тринадцатые» смотрят на мир предельно рационально, их взгляд не туманит дымка утешительного самообмана. Ричард Морган не стесняется задавать острые вопросы и давать непопулярные ответы. Действительно ли мягкое, феминизированное, нерешительное общество будущего с его искинами, биотехнологиями, виртуальной реальностью и колониями на Марсе лучше сообщества «тринадцатых»? Если да, то почему США распались на одержимые высокими технологиями Штаты Тихоокеанского Кольца и нищий консервативно-клерикальный Юг, тюрьмы не пустеют, старый добрый расизм приобретает все новые формы, а религиозные фанатики продолжают готовиться к священной войне? Почему этому во всех отношениях передовому, продвинутому обществу вдруг понадобились «тринадцатые», чудовища из ночных кошмаров? Можно ли судить о таких сложных материях, оперируя чисто оценочными категориями «лучше»/«хуже», в конце концов?

«Черный человек» — нестыдная взрослая проза: умная, динамичная, неполиткорректная, циничная и, мягко говоря, не льстящая человеческому эго. Не откажу себе в удовольствии процитировать: «Монстры, козлы отпущения... Ангелы и демоны, рай и ад, Бог, мораль, язык и закон... Все это метафоры. Гать, чтобы ходить по местам, слишком топким для людей, слишком холодным, чтобы жить там без помощи выдумок. Мы зашифровываем наши надежды, страхи и чаяния, а потом строим на основании этого шифра общество. А потом забываем, что это всего лишь код, и воспринимаем его как факт. Действуем так, будто Вселенной на него не насрать».

Кэтрин М. Валенте. Бессмертный. Пер. с англ. Владимира Беленковича. М.: АСТ, 2018

Роман Кэтрин Валенте «Бессмертный» — книга, на которую надо настроиться. Унять скепсис, приглушить иронию, не бросаться в кавалерийскую атаку с шашкой наголо, впадая в смертный грех «заколепочничества», всякий раз, когда наткнешься на неточность, несообразность, анахронизм. Это особенно важно для российского читателя: дело в том, что роман американки Валенте целиком построен на русском фольклоре, а действие по большей части разворачивается в «городе у моря, что когда-то называли Санкт-Петербургом, потом Петроградом, потом Ленинградом, а потом, много позже, снова Санкт-Петербургом».

Читать «Бессмертного» все равно что разглядывать школьный учебник, в котором героям Васнецова пририсовали папахи со звездами и пулеметные ленты, а Пушкину и Гоголю, Ленину и Сталину — рога и копыта. Если безжалостно выстричь овечьими ножницами все риторические извивы и философские отступления, убрать метафоры-гиперболы-метонимии, обкромсать книгу до чистой фабулы, легко представить этот роман в какой-нибудь серии «Охи и вздохи», заточенной под романтическую фэнтези. Марья Моревна, девочка из хорошей петербургской семьи, уплотненной после Октябрьской революции, убегает от ужасов коммунального быта на остров Буян с Кощеем Бессмертным, встречает другого, влюбляется, возвращается в город, уже переименованный в Ленинград... И далее по шаблону — отчасти любовно-романтическому, отчасти сказочному — провести между ними четкую границу рискнет не всякий литературовед.

Валенте наполняет эту оболочку подробностями, деталями, игрой слов и смыслов — иногда гротесковой и нелепой, но иногда весьма остроумной. Надо признать, писательница неплохо изучила материал, все эти агитплакаты первых послереволюционных лет, газетные передовицы, труды русских фольклористов, подборки народных сказок... Не идеально, конечно, но это не так уж важно: Валенте одновременно актуализирует сказочный хронотоп и мифологизирует реальную историю, так что любые придирки буквалистов теряют смысл. Вот домовый Комитет домовых в революционном Петрограде, вот товарищ Бессмертный и председатель Яга, антропоморфный Горыныч, спящий не на богатырских костях, а на расстрельных списках, Александр Сергеевич Наше Все, дотошно фиксирующий детали повседневного быта обитателей острова Буяна: «Там царь Кощей над златом чахнет...». Порой это нагромождение плохо сочетаемых элементов может показаться безыскусным и даже наивным, но не стоит забывать, что именно такими нас видят со стороны, — а плевать на зеркало, как гласит народная мудрость, стратегия не из лучших.

Читайте также

Лорд Душегуб
Фрагмент из романа Филипа Пулмана «Книга пыли. Прекрасная дикарка»
6 марта
Фрагменты
«Надеюсь, никто не сочтет „Октябрь“ некритичной агиографией»
Чайна Мьевиль о своей книге про русскую революцию
25 октября
Контекст
«Пока доберешься до секса, глаза устанут»
Пушкин, Батай, Апулей и другие писатели, от которых люди узнают о сексе
30 августа
Контекст