Джеймс Баллард. Terra Incognita: Романы. М.: АСТ, 2017. Пер. с англ. Александра Грузберга, Галины Соловьевой, Владимира Гольдича и Виктора Лапицкого
Постапокалиптическая трилогия Джеймса Грэма Балларда вышла в России незаметно, без шума и пыли, почти конспиративно: если не следить специально, ни за что не узанешь. Между тем Баллард — один из крупнейших британских прозаиков второй половины XX века, новатор и нонконформист, тот самый чувак, чьими книгами вдохновлялись Стивен Спилберг и Дэвид Кроненберг (первый экранизировал роман «Империя Солнца», второй — «Автокатастрофу»), не говоря уж о Бене Уитли с его «Высоткой». В сборник «Terra Incognita» вошли три романа: «Затонувший мир» последний раз издавался в России в 2003 году, «Хрустальный мир» — в 2000-м, а «Выжженный мир» не переводился вовсе. Как ни крути, событие — а получилась картина маслом: «Подпольщики печатают газету „Искра” в ожидании неминуемого ареста». В аннотации романы Балларда называют «сценариями будущего» — чепуха, конечно. Всемирный потоп или глобальная засуха еще куда ни шло, но эпидемия сродни скоротечной проказе, в ходе которой тела людей покрываются сияющими кристаллами, — разумеется, это не имеет отношения к приземленной футурологии. Тексты Балларда скроены из другой материи — из метафор и символов, из смутных образов и болезненных грез.
Идея собрать эти произведения под одной обложкой напрашивалась давно: у романов действительно много общего, помимо сюжета и «жанра». Главные герои — пассивные наблюдатели с медицинским или биологическим образованием. Непременные рассуждения о субъективном восприятии времени. Обязательные библейские аллюзии: персонажи «Затонувшего мира» говорят о возвращении в Эдемский сад до грехопадения — к блаженному состоянию без мысли, без рефлексии, без чувства вины; в «Хрустальном мире» крест с церковного алтаря спасает героя от обращения в соляной столб. «Выжженный мир» состоит из таких аллюзий чуть менее чем полностью: львы и рыбы, новый Иона во чреве кита-траулера, песчаное чистилище, дымное пламя над городом, погрязшим в грехах... Комментированный перечень всех символов из этой книги сам по себе занял бы не один десяток страниц. Во всех трех случаях автор подводит нас к «открытому финалу» — еще один штрих, подчеркивающий условность, необязательность приключенческой фабулы. Разумеется, это не «размышления о сценариях будущего», а медитативное путешествие по вывернутому наизнанку «внутреннему космосу», экспедиция в глубины подсознания, из которой вернется далеко не каждый. Ну и репрезентация британской «новой волны» 1960-х несколько запоздалая, но от того не менее впечатляющая.
Кристофер Прист. Сближение: Роман. М.: АСТ, 2017. Пер. с англ. Натальи Власовой
Первые страницы «Сближения» озадачивают и смущают. Англия недалекого будущего, переименованная в Исламскую Республику Великобритания, — сокращенно ИРВ. Молчаливые женщины в хиджабах, мужчины, негромко беседующие по-арабски, изувеченный терактами Лондон, футуристические БТРы на дорогах, контролируемых повстанцами... Просто какая-то «Покорность» Уэльбека пополам с «Мечетью Парижской Богоматери» Чудиновой. Вот уж чего от Кристофера Приста никак не ждешь, так это эксплуатации европейских фобий, страха перед вторжением «новых варваров» и потерей культурной идентичности. Но спешить с выводами не стоит: из Британии второй половины XXI века действие переносится в эпоху Первой мировой, затем — Второй мировой войны и, наконец, на фантастический Архипелаг Грез, придуманный писателем тридцать лет назад.
На всякий случай напомню: каждый роман об Архипелаге организован по-своему и читается как отдельное произведение. В этот раз Кристофер Прист рассказывает несколько историй, на первый взгляд никак не связанных друг с другом, — рассказывает вперебивку, произвольно чередуя эпизоды. Недавно овдовевший фотограф-фрилансер оказывается «под колпаком» у спецслужб ИРВ; от стареющего фокусника требуют настоящего чуда, которое изменит ход Первой мировой войны; мимолетная встреча английского аэродромного техника и польской летчицы на полях Второй мировой перерастает в безнадежный платонический роман; ошибка актера стоит жизни (по другой версии — здоровья) его молодой ассистентке. То, что вместе эти сюжеты составляют единое целое, очевидно: герои из разных эпох и миров носят одни и те же имена и переживают схожие внутренние драмы.
Проблема в том, что объяснить появление такого коллажа можно десятком разных способов. Например, с сугубо материалистической позиции: все это парадоксы квантовой физики, версии одной и той же судьбы в параллельных реальностях, в разных альтернативных мирах. Ничем не хуже психоаналитическая версия: автор показывает нам психологические проекции, интерпретации реальных переживаний одного-единственного героя, странствующего по волнам коллективной памяти. И так далее, вплоть до варианта с переселением душ. Однако сам Прист от подведения итогов сознательно уклоняется. Автор «Престижа», экранизированного Кристофером Ноланом, всегда избегал лобовых объяснений, бежал от окончательной определенности — но в «Сближении» он перещеголял сам себя. Получилось хорошо, но непонятно. Непонятно, но тем не менее хорошо.
Ник Харкуэй. Мир, который сгинул: Роман. М.: АСТ, 2017. Пер. с англ. Екатерины Романовой
«Мир, который сгинул» (2008) — первый роман Ника Харкуэя, переведенный в России. Удивительно, что наше знакомство с этим умным, наблюдательным, едким и чувствительным автором откладывалось столько лет. Вдвойне удивительно, если учесть, что Харкуэй приходится родным сыном Джону Ле Карре. Вот уж кто точно не нуждается в дополнительной рекламе: тиражи «Шпиона, который вернулся с холода» в нашей стране, пожалуй, сопоставимы с тиражами «Архипелага ГУЛАГ». Впрочем, сын за отца не ответчик: Харкуэй работает в другом жанре и пишет совершенно в иной манере, чем его отец. Возникает ощущение, что жена изменила Ле Карре с Куртом Воннегутом — уж больно отчетливо звучат здесь интонации, знакомые по «Колыбели для кошки» в каноническом переводе Риты Райт-Ковалевой.
В дебютном романе «Мир, который сгинул» Харкуэй проводит своего рода ревизию постапокалиптического жанра. С чего начинается традиционный «постап»? С картины гибели «старого мира»: все рушится, распадается, летит в тартарары, на фоне катаклизма определяются главные конфликты, проявляются ведущие персонажи, формируется завязка. Ник Харкуэй начинает повествование издалека, с самых ранних воспоминаний главного героя, которому к моменту начала апокалипсиса уже перевалило за двадцать. Почти до середины этот роман остается «романом воспитания», почти реалистической историей взросления: школа в провинциальном городке, друзья и наставники, университетские годы, секс с горячими цыпочками, походы за компанию на митинги протеста, армейская служба в абстрактной ближневосточной стране... И все это без «соплей в сиропе», без дурной сентиментальщины, задорно и иронично — с переходом в сарказм, когда речь заходит о сотрудниках корпораций и правительственных чиновниках. Но эта чудовищно длинная (и порой, надо признать, чересчур многословная) экспозиция не выглядит искусственно затянутой: с главным героем действительно «что-то не так», и именно в первых главах кроется ключ к разгадке. Когда автор наконец подходит к описанию Сгинь-войны — той самой, что уничтожила большую часть человечества и погрузила выживших в первозданный хаос, — о «мире, который сгинул» и впрямь вздыхаешь с ностальгией. Редчайший случай для «постапа» — что отечественного производства, что переводного.