Юджин Роган. Падение Османской империи: Первая мировая война на Ближнем Востоке 1914–1920 гг. М.: Альпина нон-фикшн, 2018. Перевод с английского Ирины Евстигнеевой
Доминик Ливен. Навстречу огню. Империя, война и конец царской России. М.: Политическая энциклопедия, 2017. Перевод с английского Петра Бавина
Книга британского историка Юджина Рогана на революционность подхода не претендует. Это рассказ о фронте Первой мировой войны, который у нас не очень-то известен. Даже бои между российской и турецкой армиями на Кавказе, в Сарыкамыше, Эрзуруме и Трабзоне, не говоря уже о походе казаков на Багдад, выпали из коллективной памяти. Не говоря уже про операции западных союзников — высадку в Галлиполи, Палестинский и Месопотамский фронты, боевые действия на границе Ливии и Египта, противостояние в Йемене и Великое арабское восстание. А между тем на дальнейший ход событий ХХ века все эти эпизоды оказали огромное влияние. Неудачные для союзников сражения на полуострове Галлиполи превратили австралийцев и новозеландцев в нации. Итогом четырех лет боев на Ближнем Востоке стала перекройка политической карты региона, появились контуры будущих государств, и была создана основа для конфликтов, которые сотрясают регион по сей день. Наконец, именно вступление Турции в войну, отмечает Роган, сделало ее по-настоящему мировой. Огонь сражений вырвался из Европы и начал охватывать Азию и Африку.
Топонимы в книге Рогана все знакомые. Англичане штурмуют позиции османов в нынешнем секторе Газа, в ходе Геноцида турки устраивают армянам марш смерти до сирийского города Дейр-эз-Зора, священный для шиитов город Эн-Насирия переходит из рук в руки. Спустя 100 лет в тех же самых местах по-прежнему неспокойно.
Роган подчеркивает, что в начале Первой мировой войны Османская империя всеми остальными участниками считалась слабым звеном. Турки только что проиграли войны итальянцам и балканским государствам, первые сражения закончились унизительными поражениями на всех фронтах. Тем не менее страна успешно отбивалась первые три года. Два из трех сражений за Газу закончились бегством англичан, в Ираке армия Таунсенда вообще позорно капитулировала. Про залитый кровью Галлиполи и говорить не приходится. Почему? Роган объясняет эти победы турок недооценкой англичанами сил противника. Ну и войска отправлялись на турецкий фронт по остаточному принципу, основные силы были все-таки на западном фронте. В результате турки продержались почти на год дольше, чем громившая их на Кавказе Российская империя.
Что еще важно и на что указывает Роган, так это то, что именно война с Турцией ввела в европейский лексикон идею исламского джихада как важного фактора для политики и стратегии. Немцы надеялись, что турки смогут поднять знамя священной войны с неверным и посеять смуту в мусульманских колониях англичан и французов, в Индии и в Северной Африке. Союзники такого поворота событий всерьез боялись. В итоге все закончилось пшиком: несколько сотен пленных из Алжира и Индии действительно поддались пропаганде. Но не более того. Зато страх перед джихадом и гипотетическая возможность использовать его как оружие остались. И продолжают влиять на умы западных политиков по сей день.
Что еще важно — Роган привлекает большой объем неизвестных или малоизвестных источников. Это дневники турецких солдат и воспоминания жителей империи. Там есть забавные эпизоды: австралийцы бежали с Галлиполи, турки осматривают их окопы и начинают разыгрывать комические сценки, как их враги боятся мощи османской артиллерии. Есть страшные: зимние бои 1914 года на Кавказе, турецкий санитар с одобрением рассказывает, как в его отряде от «случайного» выстрела погиб солдат-армянин и убийце ничего за это не было. До начала Геноцида остается еще несколько месяцев, но маховик ненависти уже раскручивается.
История падения Османской империи в изложении Рогана вообще выглядит крайне поучительно. Значительная часть живших под турецкой властью армян и арабов были вполне лояльно настроены по отношению к Стамбулу. Их вполне устроила бы автономия. Но вместо уступок турки ответили казнями и военными преступлениями, что предрешило исход войны.
А вот книга Доминика Ливена претендует на определенную революционность. Ливен — известнейший британский историк, потомок российского дворянского рода. В предисловии он пишет: «Мой прадедушка, затем и дедушка владели деревней, которая сейчас называется Донецк: а в начале ХХ века называлась Юзовка, потому что мы отдали ее в аренду (а затем и продали) малоприятному валлийцу по имени Хьюз. В те времена моя семья благодаря этим территориям считалась кем-то вроде современных шейхов. Если бы сегодня кто-нибудь предложил мне вернуть Донецк обратно, я сменил бы фамилию и эмигрировал в Новую Зеландию». Ливен исследует историю вступления России в Первую мировую войну и гибели империи в ней. Революционность или по крайней мере инновационность подхода заключается в том, что он чередует два взгляда на историю. Первый — это ракурс изнутри, попытка посмотреть на события глазами их участников. Сам Ливен это называет «взглядом червя». Другой — это взгляд сверху, взгляд бога или инопланетянина, который анализирует события на глобальном уровне. Это новая тотальная история, позволяющая многое объяснить.
Например, Ливен изучает факторы, сформировавшие людей, которые принимали решения, приведшие к Первой мировой войне. Российская дипломатия была устроена крайне любопытно: работа посла и оплачивалась лучше, и была интереснее, чем работа министра иностранных дел. Что гарантировало попадание на этот пост далеко не самого компетентного профессионала. С другой стороны, значительная часть российского дипкорпуса состояла из выпускников Александровского лицея, где ученикам рассказывали о дворянской чести и были распространены дуэли. А значит, многие решающие поступки российских дипломатов диктовались не резонами разума, а благородными, но поспешными повелениями чувств. Что не могло не сыграть своей роли в развязывании мировой войны.
Но, посмотрев на события с уровня червя, Ливен не забывает и про уровень бога. Конфликт континентальных держав с островной Англией, в которой британцы выбирают себе союзника, чтобы сокрушить сильнейшую европейскую империю, повторялся на протяжении нескольких веков. В России не было единодушного подхода, на чьей стороне она должна была быть в этом конфликте. Была сильная партия, считавшая, что нужно дружить не с франко-английской Антантой, а с немцами. И дело не в германофильстве, а в том, что с немцами у нас были лучше торговые связи. Выходили книги, которые доказывали, что германо-русская война невозможна, потому что никому не выгодна. Но, как отмечает Ливен, русский бизнес был разъединен и не мог лоббировать свои интересы. Забавно, что в итоге в этом вечном противостоянии суши и моря именно немецкий Рейх кайзера Вильгельма II был наиболее близок к победе над англичанами. А не, скажем, Наполеон или Гитлер. Решающим фактором мог стать захват немцами Украины в 1918 году. Тогда, по мнению Ливена, именно тот, кто контролировал Украину с ее зерном и шахтами Донбасса, мог претендовать на победу в мировой войне. Но немцам это не помогло, военные поражения на Западе предрешили исход конфликта. Соответственно, тогда без Украины Россия не могла претендовать на роль мировой державы. А вернув ее в ходе гражданской войны, Ленин, по сути, восстановил империю. Но, подчеркивает Ливен, переносить ситуацию с тогда на сейчас некорректно. «Совершенно очевидно, что обладание восточноукраинским „ржавым поясом” — это не путь к глобальному могуществу».
Интересно смотрит Ливен и на дальнейшие события. Когда Сталин в 1939 году выбрал сделку с Гитлером, он в какой-то степени следовал той же логике, что и настаивавшие на союзе с Германией русские дипломаты 1914 года. Но, как пишет историк, дальше «столкнувшись с выбором сдерживать или отклонять германскую угрозу, российские власти оба раза — и в 1914-м, и в 1939 году — принимали неверные решения». Включается Ливен и в актуальный сейчас спор о неизбежности прихода к власти большевиков и других возможных сценариях для России. Он считает, что умеренное левое правительство все равно пало бы в результате правого военного переворота, как пали другие подобные правительства в большинстве европейских стран в 1920–1930-х годах.
________________________________
