Все мы начиная с 24 февраля 2022 года оказались перед лицом наступающего варварства, насилия и лжи. В этой ситуации чрезвычайно важно сохранить хотя бы остатки культуры и поддержать ценности гуманизма — в том числе ради будущего России. Поэтому редакция «Горького» продолжит говорить о книгах, напоминая нашим читателям, что в мире остается место мысли и вымыслу.
Виктор Меламед. Диагональная лягушка. Метафора в творчестве и самообразовании. Тель-Авив: Издательство книжного магазина «Бабель», 2024
Что все-таки общего есть у столь разных направлений человеческой деятельности, как литература, музыка, изобразительное искусство? Вероятно, стремление взять некий факт бытия либо сознания, доступный чувственно или интеллектуально, чтобы сообщить о нем, несколько переврав, но через это перевирание чем-то дополнив — если, конечно, произведение удалось.
Проще говоря, самые разные виды искусства могут жить параллельно, но их всегда будет роднить один инструмент — метафора. Так, по крайней мере, считает художник, музыкант, а с недавних пор еще и практикующий прозаик Виктор Меламед.
Образ диагональной лягушки автор одолжил у пионера и ветерана цифрового искусства Кая Краузе, заметившего: «Хорошая аналогия подобна диагональной лягушке». Отталкиваясь от этого образа, Меламед выстраивает своего рода трактат (или антитрактат, это с какого угла посмотреть) о, как легко догадаться, метафоре в искусстве.
Но делает это так, что книга о диагональной лягушке сама становится диагональной лягушкой, описывающей своими прыжками зигзаги творящего сознания, скачущей от сосредоточенного исследования метафоры тренировки к отвлеченным рассуждениям об искусственном интеллекте, от сопоставления творческих установок Сезанна, Бродского и Германа Лукомникова (в пользу первого) к дзен-буддистским теориям и практикам.
«Талант — это слово-топор. Положив его в котел, где варится творческая индивидуальность и уникальный язык художника, мы добавляем образовательный опыт, зрительский опыт, жизненный опыт, особенности тела и мышления, социальную среду, склонность к игре, неврозы, опыт предъявления к своей творческой работе высоких стандартов качества, внимание к нюансам, консистентность, упертость — и выкидываем талант к чертям собачьим».
Книга содержит множество упражнений для самостоятельного выполнения в целях общего эстетического развития.
«Начало», или Фильм о Жанне д’Арк. М.: Киноведческая артель 1895.io, 2024. Составители Станислав Дединский, Наталья Рябчикова
Большой сборник материалов, посвященных съемкам одного из самых интеллектуально утонченных советских фильмов послевоенных лет. Документы, вошедшие в книгу, сообщают, как заявка на комедию «Семейная жизнь Паши Строгановой» развилась сначала в сценарий под названием «Некрасивая девушка», затем в сценарий «Девушка с фабрики», потом в сценарий «Жанна д’Арк», чтобы, пройдя через все круги так называемого производственного ада, стать шедевром Глеба Панфилова и Евгения Габриловича «Начало».
Изучая стенограммы заседаний худсоветов, фотографии с проб, служебную переписку, невольно задумаешься о том, куда движется прогресс в сфере киноискусства. В брежневской России «Начало» со скрипом, но все же удалось протолкнуть, получить на него бюджет, пленку и в итоге реализовать, причем в условиях, заведомо для того не особо подходящих. В наши же дни кажется немыслимым найти финансирование для настолько многосложного фильма, в котором как-то ангелически выверены современность и вечность, интимное и всеобщее, драматическое и комическое — любой серьезный продюсер сообщит вам: сценарий переусложнен так, что невозможно даже определить его жанровую принадлежность, а это гарантированный провал в прокате.
Конечно, это говорили и Панфилову с Габриловичем на собраниях пресловутых худсоветов. Однако все равно случилось чудо — и житейское, и кинематографическое, повторить которое уже не смог и сам Панфилов.
«Помните эпизод, когда у Паши в роли Жанны д’Арк не получается сцена и режиссер делает вид, будто хочет отпилить ей руку? Так вот, некоторые участники массовых сцен решили, что это не у Паши, а у меня не получается; подходили к постановщику [Глебу Панфилову], говорили: „Чего с ней мучиться? Ясно, что не сыграет“. А одна женщина поднесла мне цветы и сказала: „Не убивайтесь, не всем же быть артистками“».
Ханс Якоб Кристоффель фон Гриммельсхаузен. Кураш. М.: libra, 2024. Перевод с немецкого И. Алексеевой
Ни предисловия, ни даже аннотации у этой книжки нет, но догадаться о том, что вас ждет под обложкой, несложно по названию и подзаголовку: «Противусимплекс, или Преподробное и зело удивительное жизнеописание невиданной плутовки и побродяжки Любушки по прозванию Кураш, как поначалу выдавала она себя за ротмистершу, после за капитаншу, далее за лейтенантшу, потом за маркитантку, мускетиршу и, наконец, за цыганку, мастерски перевоплощалась в них и лепо их изображала, к чтению столь же увлекательное, приятное и полезное, как и Симплициссимус, все подряд Кураш самолично, дабы Симплициссимуса, зело известного, раздосадовать да разозлить, под перо автору надиктованное». Да, это та самая повесть (если это можно так назвать) Гриммельсгаузена (1622–1676), автора прославленного «Симплициссимуса», по мотивам которой была написана та самая пьеса Брехта. Содержание произведения вполне понятное: жизнеописание авантюристки и маркитантки Кураш — это квинтэссенция того замечательного экзистенциального опыта, что выпал на долю многих европейцев, включая и автора, в годы Тридцатилетней войны, фантастический калейдоскоп из грязи, кишок и наихудших проявлений человеческой натуры, выписанный в разухабисто-заковыристой барочной манере. Чтение, с одной стороны, совершенно дикое для не привыкшего к такой литературе читателя, но с другой — по понятным причинам отдающее чем-то всем нам родным и близким.
«Узнавши правду, что не иначе все случилось, а как поведал мне вышеупомянутый посетитель, я разведала про ту даму, что мне сию пакость подсуропила, все до мельчайших подробностей, чем живет-дышит, кого любит-голубит, и указали мне на окно, через кое она по ночам аудиенцию давала тем, кто ее домогался; открылась я двум близким мне офицерам, кои зуб на нее имели; и заставила пообещать мне, коли они со мною еще амурами наслаждаться желают заместо нее, что они осуществят задуманную мною месть, причем точно таким образом, как я им предпишу; ибо смекнула я, что было бы правильно, раз та особа вонь мне приписала, наградить ее не чем иным, как предметом сей вони, то бишь дерьмом. И совершилось все означенное следующим образом: велела я наполнить бычий пузырь отборным дерьмом, кое водится у золотаря минхера Говнуссена в его отхожих дерьмоотводах. Его привязали к штанге или багру, при помощи коего в трубу гирю опускали и дымоход прочищали, и один из офицеров темной ночью, покуда другой с поименованной путаной миловался, коя, как обычно, у окна своего возлежала, с такой силой ткнул ей багром прямо в лицо, что пузырь лопнул, и жижа залила ей все: нос, глаза, всю морду и грудь, со всеми украшениями и драгоценными каменьями, после чего и обольститель, и экзекутор наутек пустились, а шлюху оставили вопить у окна, сколько ей вздумается».
Сергей Чекин. Воспоминания самарского анархиста. М.: Новое литературное обозрение, 2024. Составление, вступительная статья и комментарии Леонида Чекина. Содержание, фрагмент
В ноябре 1905 года в дни первой русской революции в селе Старый буян (ныне расположено в Красноярском районе Самарской области) собрался Народный съезд и провозгласил самоуправление. Оно просуществовало две недели и вошло в историю как Старобуянская республика. На момент событий Сергею Николаевичу Чекину было всего восемь лет, однако этот опыт — как и анархистские идеи его отца, крестьянина, служившего во флоте, — стал для мальчика формирующим.
Окончательно нелюбовь к государственной власти закрепила служба в рядах русской армии в Первую мировую: крестьянский сын убедился, что враг солдата — генерал и враг любого человека труда — тот, кто его эксплуатирует и посылает на смерть.
После войны Чекин выучился на врача и работал по профессии вплоть до ареста по обвинению в контрреволюционной деятельности в 1940 году: в качестве доказательств обвинение использовало изъятые книги репрессированных коммунистов, а также анархистские стихи подсудимого. Верность безгосударственным идеалам Чекин пронес через тюрьму и Печорлаг.
В книгу, подготовленную внуком, вошла автобиографическая повесть «Повествование Трудникова Петра Петровича», а также другие работы Чекина. Этот материал представляет не только художественную, но и документальную ценность. В нем, в частности, описывается восстание в одном из лагерных подразделений — штрафной колонне № 15 пятого строительного отделения Печорлага. Также в издание вошли материалы следствия.
«Кольцо окружения восставших все суживалось. Пробовали восставшие прорваться из окружения, но везде встречали кольцо окружения войсками МГБ и овчарками. Шел четвертый день восстания. Восставшие метались из стороны в сторону, а тут самолет кружит над их походами. Залягут в лощине, в карликовых березках, пойдут и снова часами лежат, маскируются. Но вот кольцо окружения подошло к ним вплотную — на двести — сто метров. Началась перестрелка.
— Сдавайтесь!
Минклевич встал во весь рост и во весь голос крикнул:
— Большевики не сдаются!»
Сказки Японии. Горная ведьма, жена-лисица, Кагуя-химэ и мальчик, который рисовал кошек. М.: МИФ, 2024. Перевод с японского Веры Марковой, составитель и автор предисловия Анна Голда. Содержание
Новый сборник японских сказок, давно знакомых российским читателям в классических переводах Веры Николаевны Марковой, составлен по особому принципу: в него вошли сказки, чьи герои активно используются в современных произведениях японской массовой культуры — аниме, мангах, комиксах и т. д. Пионером-популяризатором «японской нечисти» в Японии называют мангаку Сигэру Мидзуки. Именно он начал включать сперва в свои комиксы, а затем в анимацию сверхъестественных существ из японского фольклора. Так, в его главном фильме «Китаро с кладбища» фигурирует огромное число ёкаев — представителей одной из групп японских фантастических существ наряду с хэнгэ и юрэй. Встречаются они, разумеется, и в сказках.
Особенную роль в японской культуре играют ками, главные божества синтоизма, одухотворяющие окружающую людей природу. Они тоже пришли из фольклора, в том числе из сказок, и их образами, например, нередко вдохновлялся сам Хаяо Миядзаки — например, лесным богом в «Принцессе Мононоке» и хозяином леса в «Моем соседе Тоторо». Но встречаются у него и обычные сказочные чудовища. Так, в классической работе Миядзаки, «Унесенные призраками», фигурирует Юбаба — персонаж, разработанный по мотивам традиционных представлений о горной ведьме Ямаубе, восходящей к тому же фольклорному архетипу, что и русская Баба-яга.
Полюбившийся многим любителям аниме сериал о Наруто также не обходится без сказочных существ. Собственно, сам Наруто, а также его демон-лис — прямые наследники сказочных лисиц-кицунэ (по японской классификации, они относятся к существам из вида хэнгэ), хитрых и своенравных созданий, больше соответствующих архетипу героя-трикстера. Есть в этом сериале и персонажи, разработанные на основе другой разновидности хэнгэ, — тануки, или барсуки-оборотни, более ленивые и добродушные, чем кицунэ. Таков, например, демон персонажа Гаары.
Словом, если читать этот сборник под таким углом зрения, то можно убедиться, что пантеон героев современных японских мультфильмов и комиксов вполне сохранил свои фольклорные корни — а также и в том, что вообще-то волшебная сказка в любой части мира, как почти сто лет назад заметил Владимир Пропп, строится по одним и тем же универсальным законам, с одним и тем же набором персонажей и их функций. Даже если вы ничего не знаете об аниме и манги, читать их все равно будет легко и приятно.
«— Скажи, о-Тиё, зачем ты пришла сюда в такой холод?
— Матушка наказала мне набрать спелой земляники, — ответила девочка, еле шевеля ледяными губами. — А не то велела и домой не приходить.
— Да разве не знает она, что зимой земляника не растет? Но не печалься, идем со мной.
Поднялась о-Тиё с земли. И стало ей вдруг тепло, и усталости как не бывало».