Все мы начиная с 24 февраля 2022 года оказались перед лицом наступающего варварства, насилия и лжи. В этой ситуации чрезвычайно важно сохранить хотя бы остатки культуры и поддержать ценности гуманизма — в том числе ради будущего России. Поэтому редакция «Горького» продолжит говорить о книгах, напоминая нашим читателям, что в мире остается место мысли и вымыслу.
Вадим Дамье. Бури на Серебряной реке. Из истории аргентинского анархизма. М.: Ноократия, 2023. Содержание
Вадим Валерьевич Дамье, доктор исторических наук, исследователь анархизма, причастен к нему и сам. Он знаком заинтересованному читателю по множеству своих книг. Зачастую Дамье отдает предпочтение крупным формам — чего стоят «Забытый Интернационал» (два пухлых тома о межвоенном периоде развития мирового анархо-синдикализма) или масштабная биография Кропоткина, написанная в соавторстве с Дмитрием Рублевым. На этот раз перед нами книга куда более скромного объема (меньше 200 страниц). Но возможно, она не менее существенна для понимания авторского взгляда на интересующие его темы, притом довольно необычна по представленному в ней фактическому ряду.
Изложение в книге начинается с проникновения в Аргентину социалистических, затем анархических идей и охватывает период с середины XIX по начало XXI века. Однако основное внимание уделено бурному взлету анархо-коммунистического рабочего движения в конце XIX и первой трети XX столетия. Рассматривается и отражение этого движения и его идеологии в аргентинской культуре.
В эту одну из крупнейших латиноамериканских стран классическая анархическая теория пришла уже в относительно сложившемся виде. (Хотя далеко не в окончательном, каковой и едва ли возможен.) Соответственно, автор не излагает компактно ее основные положения, предполагая их хотя бы минимально знакомыми читателю. То есть стоит понимать, что имеется в виду прежде всего учение о взаимопомощи и солидарности угнетенных, о борьбе за свободу и равенство при отказе от создания партий и представительства во власти. Впрочем, Дамье весьма ясно излагает события и иногда делает краткие обобщения, пользуясь простой и общеизвестной терминологией. И не беда, если кому-то выпадет впервые близко познакомиться с историей анархизма именно по этим страницам.
«Анархизм всегда был интернациональным течением» — таковы первые слова книги. Добавим: эту нехитрую вроде бы мысль Дамье довелось весьма жестко отстаивать в общественных спорах последнего времени, когда политики и пропагандисты с разных материков приложили массу усилий — увы, небезуспешных — к разделению человечества и даже взаимной дегуманизации географических соседей. Все это влияет на социальную атмосферу и заставляет вспомнить распад II Интернационала во время Первой мировой войны под перекрестным влиянием разномастной шовинистической и милитаристской пропаганды.
Процитированный исходный тезис книги, видимо, в значительной мере определил и ее тему. Ведь в Аргентину из века в век тянулись иммигранты из самых разных стран — Испании, Италии, Франции, Германии, Бельгии, с Британских островов и даже с земель, входивших в тогдашнюю Российскую империю... В большинстве своем это были люди грамотные и с профессией. «В конце XIX века иммигранты составляли 52% населения столицы страны — Буэнос-Айреса». Кто-то устремлялся на заработки (надежда на которые обычно оказывалась призрачной), кто-то скрывался от политических преследований. Многие из иммигрантов пополняли ряды рабочих, в том числе и участников анархистских протестов. В свою очередь, многолетние активисты аргентинского рабочего движения принимали участие в мексиканской революции 1910-х годов, в Гражданской войне в Испании и в других крупных событиях за пределами страны. В самом формировании аргентинского анархизма (что называется, «на месте») приняли участие люди, довольно известные в истории других стран, например ирландец Джон Криг, итальянцы Эррико Малатеста и Пьетро Гори. Тот самый Пьетро Гори (1865–1911) — не только пропагандист, но и поэт, — которому принадлежат известные слова: «Наша родина — весь мир, наш закон — свобода». Подчас на одном и том же собрании в Буэнос-Айресе ораторы выступали на разных языках — и достигали взаимопонимания...
Слово «интернационализм» почти вышло из употребления в массовой российской печати. Судя по данным некоторых соцопросов, даже смысл его людям не всегда понятен. Кому-то вспоминается роковая советская «интернациональная помощь» в Афганистане, кому-то, возможно, приходит на ум нынешнее планетарное всевластие корпораций. Несколько больше в ходу близкое по смыслу слово «космополитизм», но, кажется, у нас его чаще используют для характеристики различных элит (такое ограничение не оправдано историческим опытом).
Для анархистов интернационализм или космополитизм — прежде всего солидарность угнетенных всего мира в их борьбе за достойную жизнь. Но также и единство общечеловеческой культуры, обосновываемое и этически, и исторически: через указание на искусственность государственных границ, создававшихся при помощи насилия. Из этих положений следовали и весьма четкие практические выводы. Наглядный пример: «...В 1901—1902 гг. между Аргентиной и Чили обострились споры по вопросу о границе, и два государства балансировали на грани войны. Антивоенные рабочие протесты в обеих странах в немалой степени способствовали тому, что правительства пошли на компромисс и военное столкновение было предотвращено».
Книга Дамье пестрит именами, названиями газет (игравших в движении огромную роль), рабочих профессий, организаций и групп. К этому быстро привыкаешь, вникая в динамику разворачивающихся событий. Все эти пекари, сапожники, маляры и многие другие то и дело бастовали: десятки и сотни забастовок в год. Самые крупные из стачек сопровождались кровавыми столкновениями с полицией, в ходе которых бывали и раненые, и убитые.
Чего же хотели эти люди? Что заставляло их вовлекаться в борьбу с неясным результатом, чреватую трагедиями?.. Ну, скажем, в 1902 г. «докеры столичного порта отказались переносить грузы тяжелее 100 кг». А профсоюзная федерация докеров рекомендовала тогда предел в 70 кг. Забастовка, поддержанная другими рабочими (выдвигавшими и свои требования), длилась неделями и вылилась во всеобщую стачку, которая была жестоко подавлена. Уже один этот пример весьма красноречив. Особенно если задуматься о том, сколько живут люди, ежедневно переносящие такие тяжести, и долго ли они могут оставаться здоровыми. Терять рабочим было особенно нечего.
Бастовали, конечно, и за отмену сверхурочных работ, за 9-часовой, потом 8-часовой рабочий день, за повышение зарплат, за признание рабочих объединений хозяевами предприятий. И нередко добивались успехов. Впрочем, не стоит видеть в аргентинских рабочих скромняг, стремящихся только худо-бедно выжить, — но об этом ниже.
Интернациональный характер социальных движений и культурного развития весьма рельефно проступает при знакомстве с Аргентиной, но отнюдь не является ее специфическим признаком: ведь «чистых» моноэтнических обществ история практически не знает. Уникальность же аргентинского анархизма (по крайней мере, для эпохи Нового времени) в другом: под шквалом периодических репрессий протестующим рабочим, студентам, части крестьян удалось собственными массовыми усилиями создать, по сути, функционировавший одновременно с капитализмом иной общественный уклад со своими институтами и структурами. Как это стало возможным? Обстоятельный ответ на этот вопрос занимает основную часть книги.
Вадим Дамье пишет о том, что в аргентинском обществе в силу ряда исторических условий не укоренились доверие к власти и вера в искренность ее заботы об интересах жителей. Историк приводит высказывание Хорхе Луиса Борхеса о том, что аргентинец «не отождествляет себя с Государством... Гегелевская мысль о государстве как воплощении нравственной идеи покажется ему неудачной шуткой».
Стоит ли удивляться, что анархическое движение приняло здесь по-настоящему массовый размах. Демонстрации собирали многие десятки тысяч человек. Иммигрантское происхождение большинства наемных рабочих усиливало их отчуждение от государства и уверенность в том, что рассчитывать они могут лишь на собственное братство.
Коллективный «главный герой» книги — объединение территориально-профессиональных рабочих групп («обществ сопротивления», как они часто назывались), с 1904 г. носившее название Аргентинской региональной рабочей федерации (ФОРА). Региональной — потому что анархисты предпочитали слово «регион» слову «страна». В федерацию принимались только группы, разделявшие идеалы либертарного (анархического) коммунизма. Это не помешало ФОРА занять ключевые позиции в рабочем движении и стать наиболее массовой организацией, по инициативе которой проходили не только отдельные забастовки, но и всеобщие стачки. В пылу ожесточенной борьбы не предавались забвению и просветительские цели. Издавалось множество газет (не только общерегиональных, но и отдельных для каждой профессии), брошюр, книг. Взносы от десятков тысяч участников и отдельные пожертвования составляли весьма значительные общественные средства — при том, что ФОРА отказалась от практики экспроприаций (которыми в те годы увлекались анархисты во многих странах).
Еще в 1899 г. анархисты Буэнос-Айреса открыли в купленном ими помещении «Дом народа». «В нем имелись зал для собраний, библиотека, либертарная школа, театральная сцена, буфет, медицинская и юридическая консультации и т. д.». Столичный «Дом народа» стал примером для других городов. В 1907 г. в Буэнос-Айресе был создан «Анархистский женский центр», подобный которому возник и в другом городе, Росарио.
Созданная в ту пору «параллельная цивилизация» (как называет ее автор книги вслед за историком Элен Фине), «охватывала фактически всю жизнь человека труда с детских лет и до самой смерти. Дети рабочих учились в либертарных школах, которые поощрялись анархистскими рабочими союзами. Начав работать, они становились членами этих союзов, проводили свободное время в „народных домах“, культурных центрах, центрах самообразования, вечерних школах, библиотеках, на театральных спектаклях или в кафе, созданных их движением. Вместе с соседями-рабочими они закупали продукты питания, борясь с дороговизной, и вместе с ними боролись с произволом домовладельцев или попытками выселения из снимаемого ими жилья. Рабочий союз помогал им оказывать давление на предпринимателей, добиваясь трудоустройства в случае безработицы. Заболевшим и семьям умерших оказывалась солидарная поддержка».
На взлете движения в Аргентине лишь немногие поколения, видимо, успели в полной мере прожить такую жизнь. Однако для торопливого XX века это очень значительный отрезок. Много ли поколений успели родиться и умереть в Советском Союзе?.. Между тем его значение в истории и в формировании общественной психологии не отрицается ни сторонниками, ни противниками. (К слову сказать, ФОРА решительно отмежевалась от большевизма, сталинизма и связанных с ними течений, а впоследствии — от режима Фиделя Кастро.)
Может возникнуть вопрос: почему в Европе не было стран со столь мощным анархическим движением? Такие страны были, напоминает автор, — например, Испания. Но это уже другая история, о которой написаны другие книги.
Расцвет аргентинского анархизма остался в прошлом, но не прошел бесследно. Его отсветы заметны в аргентинской революции 2001 г. и в последовавшем за ней оживлении территориального и производственного самоуправления. История показывает, что при господствующем на нашей планете общественном устройстве свобод и социальных благ нельзя добиться окончательно — и даже надолго: следующим поколениям приходится браться за дело снова. Многие из нас, наших родителей и дедов рассматривали как серьезные завоевания бесплатные образование и медицину — и где же теперь эти завоевания?.. Историческое развитие не линейно и движется порой весьма причудливо.
Поклонники патриархальной старины то и дело обращают свой взор к истории и даже любуются ею, творя из нее миф. Сторонникам же критического подхода не худо всерьез изучить — и изучать — социальный опыт прошлого в его многообразии. Поможет в этом и книга Вадима Дамье.