Все мы начиная с 24 февраля 2022 года оказались перед лицом наступающего варварства, насилия и лжи. В этой ситуации чрезвычайно важно сохранить хотя бы остатки культуры и поддержать ценности гуманизма — в том числе ради будущего России. Поэтому редакция «Горького» продолжит говорить о книгах, напоминая нашим читателям, что в мире остается место мысли и вымыслу.
Хавьер Мариас. Берта Исла. М.: Corpus: АСТ, 2024. Перевод с испанского Натальи Богомоловой
1
На площади Ориенте в самом сердце Мадрида можно найти памятник испанскому капралу Луису Новалю. Во время испано-марокканской войны 1909 года (Вторая мелильская кампания) капрал попал в плен к марокканским рифийцам. Они заставили его привести их к испанскому лагерю, что он почти и сделал. Почти, потому что уже у входа в лагерь, увидев соотечественников, Наваль выкрикнул: «Стреляйте, солдаты! Здесь мавры». Началась беспорядочная пальба, и капрал оказался среди погибших. В Испании его гибель сразу же обрела народную известность: по всей стране возникли стихийные места памяти в его честь. В 1912 году ему воздвигли тот самый памятник на площади Ориенте с надписью: «Этот памятник возведен по инициативе испанских женщин в честь солдата Луиса Новаля. Родина, никогда не забывай тех, кто погибает за тебя».
Казалось бы, что тут интересного? Очередная история о том, как европейская империя, ведя постыдную колониальную войну, манипулировала понятием патриотизма при помощи памятников, но в то же время — и это тоже так по-европейски — воздала честь конкретной личности с именем и судьбой, призывая родину не забывать тех, кто погиб за нее.
Памятник Луису Новалю не считается важной мадридской достопримечательностью, но на туристическом сайте Tripadvisor можно найти замечательную рецензию, написанную в 2018 году русским путешественником из Комсомольска-на-Амуре: «Объясните мне, простому русскому, почему герой все-таки привел врагов к лагерю?» После этого рецензент задает другие «простые вопросы простого русского человека», у которого на Второй мировой войне погибли четыре близких родственника, и никто им не ставил памятников в парке, потому что тогда — цитирую — «нужно было бы поставить 28 миллионов памятников. Парков точно бы на всей Земле не хватило».
Казалось бы, что тут интересного? Очередная история о том, как в СССР отдельная человеческая жизнь редко удостаивалась государственного внимания, поскольку жертв во время войны было так много, что до конкретного человека, у которого имелись имя и судьба, никому нет дела.
Но именно эти темы — имя и судьба, родина и война, память и время — стали центральными для романа Хавьера Мариаса «Берта Исла», романа, посвященного простой испанской женщине, которая часто проводила время на площади Ориенте в самом сердце Мадрида, где она как-то обратила внимание на памятник Луису Новалю.
2
Сюжетная завязка у «Берты Ислы» простая: есть женщина, ее зовут Берта, у нее есть муж, его зовут Томас, они ведут почти идеальную upper middle class жизнь в Мадриде, не считая одной проблемы — работы Томаса: наполовину испанец, наполовину британец, он сотрудничает с британскими спецслужбами и время от времени уезжает в командировки, о сроках и содержании которых никто ничего не знает. Роковой становится командировка 1982 года, в разгар войны между Великобританией и Аргентиной, когда Томас покидает Мадрид, не сообщив Берте, куда именно едет, и затем пропадает без вести: он то ли погиб, то ли попал в плен, а может, попросту исчез, решив начать новую жизнь под новым именем. Вернется Одиссей домой или нет — об этом читатель узнает лишь в финальных главах, как и то, сохранила ли Пенелопа верность ему. Сюжетные интриги подогреваются историческим фоном: Томас пропадает без вести в насыщенные для Великобритании 1980-е, когда полным ходом идет не только Фолклендская война, но и самая горячая фаза конфликта в Северной Ирландии.
Это уже четвертый роман Мариаса, опубликованный за последние двадцать лет в России (снова в блестящем переводе, на этот раз Натальи Богомоловой), но первый из его военно-шпионской серии. Предыдущие (изданные в России) были написаны Мариасом в традициях сентиментальных или детективных романов; «Берта Исла» (2017) же написана в стилистике шпионского романа, жанра, к которому испанец обратился в XXI веке. Правда, надо сделать оговорку, что он отдавал предпочтение шпионским романам, которые не всем приходятся по вкусу. «Я надеялся на что-то в духе ранних книг ле Карре, — написал один из читателей на Amazon. — Но это было медленное и ни к чему не ведущее чтение». Лучшей рецензии не придумать: медленный шпионский роман, который необязательно приведет читателя к разгадкам всех тайн.
Увы, рецензент не оценил писательскую методологию Мариаса: при помощи сверхзамедленного повествования и слома фабульных правил деконструировать то, что мы привыкли понимать под жанровым романом, конкретно в этом случае — шпионским. Да, в «Берте Исле» есть атмосфера и интриги военного времени, есть агенты, есть роковые поступки героев, влияющие на фабулу, — но нет череды быстро меняющихся событий, нет «доброй» стороны, противостоящей «злой», как и отсутствует финальная нотация о чем-нибудь правильном и важном. Вместо этого мы наблюдаем за временем, за эпохой, которая взяла в заложники простую семейную пару, Берту и Томаса, сжала их двумя пальцами и выдавила ту каплю добра или зла, которая ей потребна.
Любая прозаическая книга Мариаса — это в первую очередь исследование метаморфоз человеческой души, происходящих с течением времени, исследование того, как наши чувства медленно и незаметно меняются. В «Берте Исле» он исследовал, как время меняет наши представления о морали, от семейной до политической. В 1970-е, в разгар сексуальной революции во франкистской Испании, Берта и Томас иначе понимали любовную верность, как и иначе трактовали политическую добродетель. В 1980-е, когда мир захлестнула волна консерватизма и терроризма (ЭТА в Испании или ИРА в Великобритании), они относились к любви и политике по-другому, резко разойдясь в оценках. В 1990-е, когда исчез «восточный блок» и в западном мире стало на удивление мирно, их отношение к морали в очередной раз изменилось.
«Время продолжает упорно двигаться вперед, — пишет Мариас, — изменяя не только наш облик, но и наше сознание». Но как противостоять темной стороне времени: эпохам и войнам, которые незаметно сменяют друг друга, отправляя в мусорную корзину «использованный материал», или памяти, которая необратимо блекнет, отнимая у нас воспоминания о редких счастливых мгновениях, или телу, которое стареет и дряхлеет, лишая нас простейших чувственных удовольствий? Как человеку, оказавшемуся в заложниках у времени, не стать «отлученным от вселенной», то есть не лишиться собственной судьбы и имени, превратившись в анонимное ничто, которому никто никогда не установит памятник в парке, потому что «парков на всей земле не хватило бы»? Как в конце концов исполнить свое предназначение в том времени, которое нам отведено на земле?
3
Малозаметная статуя Луиса Новаля, рядом с которой гуляет в одиночестве Берта, установлена между двумя архитектурными достопримечательностями мадридской столицы: Королевским дворцом и Королевской оперой. Мариас не говорит об этом прямо, но эта топография имеет символическое значение в романе.
Королевский дворец, как и памятники видным военно-политическим деятелям на площади Ориенте, отражают военно-шпионскую линию романа, двигателем которой является Томас. В завязке романа есть жуткая гипнотическая сцена, во время которой мы узнаем причину, по которой он соглашается на сотрудничество с британскими спецслужбами. Я, конечно, не буду ее пересказывать. Но подчеркну, что согласие Томаса на сотрудничество было пропитано надеждой, что он станет Важной персоной, которая будет принимать Важные решения, как это делали великие монархи и генералы прошлого, чьи каменные статуи украшают площадь Ориенте. Но вместо Важной персоны Томас превращается в очередного теневого агента британских спецслужб, который действительно участвовал в событиях военно-политической истории 1980-х, но, увы, так и остался невидимкой, человеком без судьбы и имени, анонимным никем, который большую часть жизни играл чужие роли с чужими именами, из-за чего превратился, как писал Томас Элиот, на которого ссылается Мариас, в «отлученного от вселенной». Ему никто не установит памятник, тем более на центральной площади Мадрида, по рангу он ниже даже капрала Луиса Новаля, потому что о подвигах (или преступлениях) Томаса никто никогда не узнает, а он никому никогда не расскажет, потому что такова участь любого, кто соглашается на сотрудничество со спецслужбами: он отдает свою судьбу в чужие руки.
Королевская же опера символизирует линию классической литературы, литературы эпосов и трагедий, отсылками к которым роман переполнен: от «Одиссеи» до шекспировского «Генриха V». Ее сюжетно-символическим двигателем является Берта, блуждающая без мужа по площади Ориенте, или запертая в своей квартире, или застывшая в одиночестве на балконе, напоминающая тем самым архетипическую героиню классической литературы: королеву, которая бережет царство, пока ее муж находится вдали от дома. Львиная доля текста романа — это содержание сознания Берты: ее пространные размышления о собственной судьбе, о времени и эпохе, напоминающие театрализованные представления, словно мы сидим в полутемном зале, глядя на одинокую женщину посреди сцены, которая исполняет для нас трагическую арию в финале третьего акта.
Очевидно, что Томас и Берта играют классические роли Мужчины и Женщины: он — где-то вдали от дома подвергает себя риску, она — исключительно дома, живет надеждой, что муж рано или поздно вернется. Мариас неслучайно сделал своих героев такими старомодными, как и неслучайно назвал этот роман в честь женщины, а не мужчины. Надо запастись терпением, чтобы понять авторский мотив.
Берта Исла не является женщиной наших дней, она является женщиной ХХ века. Вот в каком смысле: она, скажем так, только на 1/3 реализует себя независимо от мужа — самостоятельно зарабатывает, преподает классическую литературу, спит с другими мужчинами, размышляет о собственной судьбе. Но на 2/3 она все еще находится в зависимости от старого уклада европейской патриархальной жизни; Мариас намеренно изобразил несколько противоречивых сексуальных сцен с участием Берты и Томаса, где она не дает, как мы бы сказали сегодня, активного согласия. Автор и полунамеками не осуждает Томаса, вместо этого он напоминает, что отношения Берты и Томаса завязались еще на рубеже 1960-х и 1970-х, когда даже франкистскую Испанию захлестнула сексуальная революция, и молодые люди иначе относились к сексу, к согласию на секс, нежели это происходит сегодня. А главное, он показывает, как эпоха забирает у этой женщины Томаса, и ее душа претерпевает со временем медленные и незаметные изменения. Годы вынужденного одиночества и самокопания производят в душе Берты метаморфозу. На наших глазах она превращается из женщины ХХ века в женщину XXI века: на 2/3 становится самостоятельной личностью, которой удается совмещать научные занятия и преподавание с заботой о детях, как и многим женщинам ее поколения, то есть нового поколения; но на 1/3 она все еще остается той женщиной, которая тоскует по капризам и желаниям своего мужа, тоскует по крайней мере в воспоминаниях, потому что она любит Томаса и скучает по нему, по человеку, который когда-то был рядом, а теперь пропал без вести:
«На моих визитных карточках давно не стоит „Берта Исла де Невинсон“, поскольку в Испании ушел в прошлое обычай, когда замужние женщины добавляли фамилию мужа к собственной через частицу „де“, словно в какой‐то мере признавая и закрепляя таким образом свою принадлежность ему. На карточках я пишу просто: „Берта Исла“ — и больше ничего. А вот в памяти моей и в воображении все осталось по‐прежнему».
4
Есть еще один важный авторский мотив, объясняющий, почему Берта находится в роли этой старомодной, как нам кажется, женщины. В ХХ веке было много катастроф, от геноцидов до войн, которые разлучали членов семьи друг с другом, нередко — навсегда, и, как правило, в роли ожидающего чаще всего оказывались женщины. Это происходило много где: в Испании в годы Гражданской войны, в Великобритании в годы Фолклендской войны или в Советском Союзе в годы Второй мировой войны.
«У меня был выбор: либо больше не ждать его, либо продолжать ждать, либо „объявить“ умершим со всеми вытекающими отсюда последствиями, либо „решить“, что он все еще ходит по нашей земле, кочует по миру, но это был внутренний выбор, имеющей смысл лишь для меня самой — чтобы было на что опереться».
Это говорит Берта, хотя ее слова могла произнести любая другая женщина, чей муж, или сын, или отец пропал без вести. Недавно мне повезло взять серию интервью у людей, чьи предки по мужской линии были советскими военнопленными, погибшими в нацистских лагерях Германии. Вот что они рассказали мне: начиная с 1939 года все мужчины в их семьях были призваны на фронт, а с лета 1941 года связь с ним навсегда оборвалась. Сегодня мы точно знаем, что с 1945 года чиновники советского министерства обороны знали, что именно произошло с этими военнослужащими (они попали в плен и погибли в лагерях Германии), но они все равно скрывали подлинную информацию от миллионов овдовевших жен и осиротевших бабушек и детей. Вместо правдивых сведений советские войсковые части рассылали советским семьям «похоронки» — извещения о том, что их сыновья, мужья, братья, дедушки или отцы якобы «пропали без вести». Вот что еще мне рассказали все без исключения потомки военнопленных: всю оставшуюся жизнь члены семьи (в первую очередь женщины) надеялись узнать правду о судьбе «пропавших без вести». Если они не узнавали правду, то передавали эту задачу детям, если же дети не справлялись, то задача переходила внукам. Это продолжалось до тех пор, пока в ХХI веке по инициативе немецкой стороны не была создана цифровая база данных с информацией о советских военнопленных, погибших в Германии. Только после этого потомки «пропавших без вести» впервые смогли узнать, что в действительности случилось с их дедушками и прадедушками.
К чему я это? К тому, что Берта Исла не могла вести себя иначе. Она поступает, чувствует и рефлексирует именно так, как это делали наши матери и бабушки, женщины ХХ, а не ХХI века, женщины, которые были свидетельницами страшных войн и бесчеловечных диктатур, женщины, которые жили в другую эпоху, эпоху, которая сжимала их двумя пальцами и выдавливала ту каплю добра или зла, которая была ей потребна. Мы же, их потомки, не должны переписывать правду, даже если она нас не устраивает.
5
Не переписывать правду, даже если она нас не устраивает, — еще один писательский лейтмотив Мариаса. Всеобщее морализаторство — один из главных недугов XXI века, эпохи чрезмерной подозрительности и форменной истерии, повсеместного пуританизма как радикально правых, так и радикально левых, свидетелем чего был Мариас, причем в самых разных областях: исторических, политических, гендерных, сексуальных. Я предполагаю, что именно этот недуг, который нередко приводит к агрессивной травле «провинившихся», особенно после повсеместного распространения социальных сетей, был причиной, по которой начиная с 2011 года Мариас стал писать романы от лица женщин, а не мужчин. В одном из интервью он признался, что прежде писал только от лица мужчин, потому что это было одним из фундаментальных правил европейской культуры последней четверти ХХ века, сформированной наследием свидетельской литературы: говори только о том, через что прошел лично ты, опирайся только на свой личный опыт. Но в XXI веке Мариас отходит от этого правила, потому что сменилась эпоха, сменились нравы, и теперь морализаторы — как справа, так и слева — решают за тебя, что тебе можно, а что нельзя говорить и делать:
«Слишком многие люди сами себя объявляют носителями истины в последней инстанции, как будто только они знают, что именно нужно для блага их родины, такие встречаются в любой стране, и постепенно они привыкают считать эту страну своей собственностью, заражая других своей одержимостью».
Эти характеристики Мариас использовал для второстепенных персонажей романа: двух ирландских подпольщиков, которые, по всей вероятности, состоят в ИРА — Ирландской республиканской армии, развязавшей кровавый конфликт с Великобританией из-за, как они ее называли, «оккупации» Северной Ирландии. В то же время Мариас без прикрас описывает повседневную работу британских агентов из МИ-5 или МИ-6, которые боролись с ИРА, причем описывает так, чтобы мы, читатели, перестали понимать, на чьей же стороне здесь правда, кто именно здесь «за все хорошее против всего плохого». Обе стороны совершают очевидно омерзительные поступки. Но Мариас, почти всегда мимолетом, наращивает ассоциативный порог: большая ли разница между агентами британских спецслужб, которые служат демократии, и сотрудниками тайной полиции во франкистской Испании, которые служат диктатуре? Подчеркиваю: речь идет о разнице не между формами политического правления, а между спецслужбами. Обе стороны используют других людей, предают их, нередко убивают — и все ради Короны или Родины, или других абстрактных наименований, отождествляясь с которыми мы заменяем свое «я» на «мы», лишаясь имени и судьбы. А консервативные сотрудники тайной полиции Франко или левацки настроенные террористы ЭТА — эти люди, одержимые своей неповторимой истиной, ради которой они готовы пролить кровь, сильно отличаются друг от друга?
Вот что делает Мариас: он медленно и незаметно размывает границы между якобы очевидными добром и злом, но не для того, чтобы объявить о постмодернистском релятивизме. Он занят другим: человек, говорит он, никогда не обладает всей истиной, а всего лишь одной из ее интерпретаций, которая, возможно, даже не принадлежит ему, а является идеологическим осколком какого-нибудь политического сообщества. Таков феномен нашей эпохи, очередной эпохи, которая издевается над нами как может. Говоря иначе, истина в нашу эпоху перестала быть универсальной и единой для всех без исключения, она стала более сложной, менее прозрачной и вечно ускользающей, но люди по-прежнему верят в свою избранность или особенность, разбегаясь по разные стороны политических баррикад, чтобы объявить себя носителями истины в последней инстанции, истины исторической, политической, гендерной, сексуальной и какой угодно еще.
Видит ли Мариас выход из этой ловушки? Об этом пусть узнает читатель, открыв этот роман, который, возможно, берется сказать больше, нежели мы привыкли получать от современной литературы, тем более с такими старомодными (но обаятельными) персонажами. Так что я тоже остановлюсь и не стану дальше перечислять достоинства этой книги, сохранив при этом надежду, что следующий и последний роман Хавьера Мариаса под названием «Томас Невинсон» — продолжение «Берты Ислы», в котором мы узнаем, что произошло с семейной парой в XXI веке, — тоже будет опубликован на русском языке.