Роман Ёко Огавы «Полиция памяти» впервые был опубликован в 1994 году, но лишь этой весной вошел в шорт-лист Международной Букеровской премии и уже появился на русском языке. Японская писательница, придумавшая историю об обитателях изолированного острова, за чьими воспоминаниями следит Тайная полиция, странным образом предвосхитила тот мир самоизоляции и отчуждения, в котором все мы оказались сегодня. Подробнее о ее книге — в материале Артёма Роганова.

Ёко Огава. Полиция памяти. СПб.: Поляндрия, 2021. Перевод с японского Дмитрия Коваленина

Многозначные романы-притчи любят обманывать читательские ожидания, хоть и делают это по-разному. Достаточно вспомнить классику: в «Игре в бисер» Германа Гессе не рассказывают, как играть в бисер, а в «Процессе» Франца Кафки остается неизвестным, в чем обвиняют главного героя. Стараниями английского переводчика «Полиция памяти» тоже обманывает читателей своим названием — как упоминает русский переводчик романа Дмитрий Коваленин, в оригинале книга Ёко Огавы называется «Заветный кристалл». Но, судя по всему, на мировом уровне английский вариант заглавия окончательно закрепила Международная Букеровская премия. И дело даже не в том, что ее авторитет оказался выше воли автора. Во-первых, «Полиция памяти» на самом деле не о полиции и даже не об аппарате тоталитарного насилия. Во-вторых, роман рассказывает не только о памяти. В-третьих, в нашем литературном контексте такое название наводит на мысль о произведении, которое могла бы скомпилировать нейросеть из популярных русскоязычных книг последнего времени. Ведь внушительная их часть, от «Оправдания Острова» Евгения Водолазкина и «Средней Эдды» Дмитрия Захарова до более андеграундных «Гимнов» Николая Кононова или комикса «Собакистан», прямо или косвенно педалируют темы государственного насилия и прошлого. К счастью, в случае с «Полицией памяти» нелепые обманы читателя на названии и заканчиваются. Дальше уже начинаются обманы хитрые и красивые.

Героиня-рассказчица — писательница, которая живет на отрезанном от мира острове, где время от времени исчезает какое-либо явление. Птицы, ленты-украшения, мореходство, истории — что угодно. Никто не знает об исчезновении заранее, но, когда оно происходит, все тут же чувствуют: что-то вновь безвозвратно утрачено. Только вот то, что в романе называется «исчезновением» и о чем еще юной писательнице в первой же главе рассказывает мама, на самом деле не является пропажей в буквальном смысле слова. Чем дальше продвигается повествование, тем яснее становится: просто бо́льшая часть жителей острова временами просыпается с утра с убеждением, что очередной вещи для них теперь не существует — как идеи, почти в платоновском смысле. После этого они избавляются от никуда не девшихся материальных воплощений этой вещи — чаще всего сами, лишь иногда за них это делает природа, как, например, в случае с розами, которые уносит река. Как только с этим покончено, островитяне окончательно забывают о «пропавшем» предмете или явлении. Но есть среди них и те, кто сохраняет память об исчезнувших вещах и даже может прятать у себя отдельные их экземпляры. Здесь-то и дает о себе знать Тайная полиция. Она тщательно следит за соблюдением забвения, в том числе разыскивает людей, обладающих способностью помнить о чем-то, чего для большинства уже не существует.

Главная героиня к числу «помнящих» не принадлежит. В детстве мама показывала ей свои духи, но затем пришла их очередь исчезнуть, и взрослая писательница уже не помнит, что это такое, и — важнейший момент — не может узнать заново, столкнувшись с духами во взрослом возрасте. То есть аберрация распространяется не столько на память, сколько на саму способность восприятия. В гомеровской «Одиссее» человек, незнакомый с веслом, может принять его за лопату, то есть включить загадочный предмет в знакомый контекст. Но в мире «Полиции памяти» исчезнувший объект навсегда превращается в нечто чуждое и отталкивающее. Даже когда один из персонажей романа получает в подарок музыкальную шкатулку и начинает исправно включать ее каждый день, она все равно остается для него странным и непривычным, точнее сказать — непонятным предметом. Говоря языком нейронауки, жители острова периодически имеют дело с когнитивными мутациями, в результате которых их мозг перестает адекватно воспринимать тот или иной объект. В конце книги суть подобных «исчезновений» как невозможность восприятия, тотальное непонимание того или иного предмета будет показана особенно наглядно.

Немаловажно, что жители острова помнят о самом факте забвения, они знают — исчезло, например, мореплавание, но что оно собой представляло и для чего применялось, сказать уже не могут. Писательницу же постоянно сопровождает острое чувство утраты. И не только по поводу исчезнувших вещей. Она рано потеряла родителей: отец умер, а маму, которая как раз все помнила, забрала Тайная полиция. Поэтому каждая новая книга героини — тоже об утрате. Близких людей у писательницы немного: знакомый с детства старик и еще редактор ее книг. Когда Тайная полиция ужесточает преследование «помнящих», выясняется, что редактор тоже из их числа, и писательница решает спрятать его у себя дома. Она устраивает для редактора маленькую звуконепроницаемую комнатку, откуда ему теперь нельзя выходить. Тут, казалось бы, по всем законам антиутопии герои должны вступить в борьбу с противостоящей им силой, раскрыть истинных руководителей острова и узнать тайну исчезновений... но ничего этого не будет. Тайная полиция так и останется тайной — по-кафкиански бездушной бюрократической машиной, действующей неизвестно по чьей воле. Роман Ёко Огавы в строгом смысле вообще не является антиутопией, как не относятся к этому жанру произведения того же Кафки. «Полиция памяти» — философская притча, она задает прежде всего метафизические вопросы. Социально-политическое измерение играет в этом романе второстепенную роль — даже в такой близкой ему книге, как пронизанная атмосферой необъяснимой катастрофы «Слепота» Жозе Сарамаго, куда больше социального подтекста. Где-то на острове существует подпольная организация, но никому нет до нее дела. Люди живут в бедности и страхе, но будто бы заперты каждый в своем коконе и толком не способны ни к вдумчивому обсуждению очевидной проблемы, ни, тем более, к объединению. От «Полиции памяти» веет духом экзистенциального одиночества — одинок отрезанный от мира остров, одинок и каждый из его жителей. Что и понятно: если человек постоянно прекращает что-то понимать и помнить, он поневоле запирается в своем маленьком личном мирке, пытаясь удержать то, что осталось. Построенный по сюжетной схеме, которую в сценарном мастерстве называют «все хуже и хуже», роман напоминает «Пену дней» Бориса Виана.

Ёко Огава
 

Свойственно ему, кстати, и виановское внимание к деталям — мелкие подробности в обеих книгах подчас одушевлены почти так же, как люди. Это находит отражение и в языке «Полиции памяти», подкупающем своей прямотой. Характерный для романа-притчи по большей части бесстрастный и фактологический стиль повествования позволяет рассказчице, почти не замечающей лиц других персонажей, тщательно фокусироваться на особенностях их одежды или на бытовых деталях. Впрочем, это не мешает нагнетать психологическое напряжение. Так, героиня подробно описывает момент, когда уже считала себя разоблаченной из-за ковра, не до конца закрывающего потайной вход. Сухой и прямолинейный отчет о трагедии заставляет читателя додумывать и хотя бы отчасти испытывать переживания героев. К тому же драматичные эпизоды тут чередуются с относительно мирными и уютными сценами, что создает эмоциональные «качели» и наделяет достаточно лаконичный роман парадоксальной способностью вызывать эмпатию.

И в силу особенностей стиля, и тематически «Полиция памяти» органичнее всего встраивается именно в японскую литературную традицию, где мотив забвения возникает еще в раннесредневековой «Повести о старике Такэтори». И мотив изоляции по понятным географическим и историческим причинам встречается у многих японских писателей — и у Кэндзабуро Оэ в «Объяли меня воды души моей», и у Харуки Мураками в ряде произведений, и, конечно, у Кобо Абэ, с чьими романами «Женщина в песках» и «Человек-ящик» у «Полиции памяти» очень много общего. Это касается как добровольно-вынужденного заточения редактора в доме писательницы, так и «романа в романе» — книги героини, вставной новеллы о немой машинистке.

Машинистка медленно, но верно теряет человеческую идентичность, оставшись без голоса. Жители острова лишаются своего «я», утрачивая память и понятие о вещах. Центральную линию романа Ёко Огавы можно интерпретировать как метафору постепенного умирания. Однако memento mori — хоть и вечная, но обыденная мораль, тогда как перед нами не басня, а роман-притча с куда более широким подтекстом. «Полиция памяти» говорит о том, что делает людей людьми, о сердцевине человеческой сущности. Эта сущность оказывается довольно сложно устроена: в нее входит память как способность хранить в мыслях события прошлого и разбираться в окружающих предметах, а также сами эти предметы — те мелочи, без которых, как утверждают островитяне после очередного «исчезновения», легко обойтись, но которые хранят в себе нашу любовь к ним. Под таким углом зрения книга превращается в убедительную апологию всего на первый взгляд непрактичного и бесполезного, будь то духи, птицы в небе или вымышленные истории.

С другой стороны, в центре внимания Ёко Огавы находится и ценность непосредственного самовыражения, вплоть до потребности говорить своим голосом, не пропущенным через фильтр печатного станка. Здесь возникает еще одна традиционная для японской литературы тема ненастоящей идентичности, маски, убивающей подлинное «я». Писательница вынуждена постоянно делать вид перед соседями и на работе, что живет так же, как все остальные, без тайной комнаты, хранящей память об исчезнувшем. Это роднит «Полицию памяти» не только с классической «Исповедью маски» Юкио Мисимы, но и с романом «Человек-минимаркет» другой современной японской писательницы Саяки Мураты, где также присутствуют мотивы отчужденности, невозможности наладить контакт с миром.

В том, что это написанное четверть века назад произведение, в мире которого исчезают привычные вещи, а героям приходится самоизолироваться, обрело популярность именно в 2020 году с его пандемией и повсеместным карантином, есть определенная ирония. Но одновременно нет и ничего удивительного. Все больше работая и общаясь опосредованно, через интернет, мы все стали чем-то похожи на машинистку из вставной новеллы Ёко Огавы. Созвучна нашему времени и атмосфера отчужденности, ощущение незаметной, медленно надвигающейся катастрофы из романа. Но еще «Полиция памяти» напоминает нам о важности внимания к повседневным мелочам. Без них, как ни крути, не возникнет и понимания между людьми.

* * *
Этот материал поддерживает проект She is an expert — первая база эксперток в России. Цель проекта — сделать видимыми в публичном пространстве мнения женщин, которые производят знание и готовы делиться опытом. Здесь вы можете найти интересующую вас область экспертизы и узнать, к кому из специалисток можно обратиться.