Литпамятниковский «Ричард III», новая книга историка Хрусталева о монгольском нашествии, «Семиотика культуры» Зенкина, последний том собрания сочинений лагерника Георгия Демидова и монография о японской интервенции в Россию времен Гражданской войны. Христа ради редакторы «Горького» выбрали самые интересные, на наш взгляд, новинки уходящей недели.

Все мы начиная с 24 февраля 2022 года оказались перед лицом наступающего варварства, насилия и лжи. В этой ситуации чрезвычайно важно сохранить хотя бы остатки культуры и поддержать ценности гуманизма — в том числе ради будущего России. Поэтому редакция «Горького» продолжит говорить о книгах, напоминая нашим читателям, что в мире остается место мысли и вымыслу.

Уильям Шекспир. Король Ричард III. СПб.: Наука, 2023. Издание подготовила Наталья Микеладзе, перевод Михаила Савченко. Содержание

В академической серии «Литературные памятники» в последние годы уже выходили произведения Шекспира в новых и старых переводах — «Король Лир» (Г. Кружков), «Сонеты» (в разных переводах), «Пустые хлопоты любви» (Г. Кружков), «Ромео и Джульетта» (Б. Пастернак). Теперь в этот ряд встал «Король Ричард III» в новом переводе Михаила Савченко.

У этой пьесы — богатая театральная судьба, в том числе в нашей стране: по понятным причинам образ тирана, бессовестного злодея и беспощадного убийцы, привлекал и привлекает к себе внимание отечественной публики. Но «литпамятниковское» издание сфокусировано в первую очередь на шекспировском тексте — его происхождении, источниках, художественных особенностях, культурно-историческом контексте. Обо всем этом подробно рассказывается в статье известного шекспироведа Натальи Микеладзе, которая также составила примечания к пьесе. История русских переводов «Ричарда III» представлена в другой статье, написанной замечательным исследователем Еленой Первушиной. Кроме того, здесь впервые публикуются в русском переводе (М. Савченко) отрывки из двух английских сочинений XVI века — «Хроники» Эдварда Холла и «Зерцала для правителей», снабдивших Шекспира сведениями о том, как герцог Глостер стал королем Ричардом III в обход законных прав своих племянников и других родственников.

«Ричард III» занимает особое место в ряду исторических пьес Шекспира. Она завершает так называемую первую тетралогию, повествующую о трагических событиях в Англии XV века — бездарном правлении Генриха VI, Войне роз и ее последствиях, — и в этом смысле связана многочисленными сюжетными нитями с предшествующими тремя частями «Генриха VI». В ней также можно увидеть счастливый финал более широкой полосы испытаний, выпавших стране в наказание за грех — свержение последнего законного Плантагенета, Ричарда II, в конце XIV века (о тех более давних событиях рассказывает вторая тетралогия исторических хроник Шекспира). Но эта пьеса построена еще и так, что смотрится и читается вне всякого исторического контекста, — как универсальная трагедия о страданиях страны под властью жестокого узурпатора, который идет по головам, чтобы захватить трон, но затем, в разгар своего торжества, оказывается повержен рукой, направляемой свыше. Именно этот тираноборческий пафос и делает «Ричарда III» столь актуальной пьесой сегодня.

Король Ричард
Ступайте, джентльмены, по местам.
Не устрашит нас смутный лепет снов.
Знакомо только трусу слово «совесть»;
Тех, кто сильнее, им пугает он.
Оружье — вот нам совесть и закон.

Денис Хрусталев. Монгольское нашествие на Русь 1223–1253. М.: АСТ, 2023. Содержание

Историк Хрусталев написал по меньше мере две книги о Руси 20–50-х годов XIII века, и эта — третья, напоминающая вторую до степени смешения; не будет большой натяжкой считать ее четвертым переизданием бестселлера. Главная амбиция работы — в очередной раз внести качественные акценты в традиционное представление, согласно которому монголо-татарское нашествие, охватывающее период с 1237 года по 1240-й, нанесло огромный урон всем регионам Руси, стоило жизни и свободы множеству людей, уничтожило важные города и технологии. Означенные акценты позволят читателю сделать «собственный вывод».

По факту кропотливое исследование Хрусталева ничуть не дезавуирует традиционный взгляд («оспорить это невозможно»), однако знакомит с рядом авторских выводов. Во-первых, историк показывает, что степень разрушительности нашествия и его последствия были очень разными для разных регионов (например, северо-восток окуклился и замкнулся, что в конечном счете привело к появлению Московии). Во-вторых, раскол между северо-восточными, южными и западными княжествами возник не только из-за налетчиков — монголы углубили уже существующие трещины. В-третьих, в южных и западных княжествах наступила «киммерийская тьма» (даже большая, чем на северо-востоке), из-за которой «они встали на путь утраты титульной национальной и политической идентичности».

В авторских интонациях ощущаются симпатии к «империи», но это не портит фактическое содержание работы, добротно представляющее ситуацию на Руси накануне нашествия, а также нравы степняков и результаты их похода «на Европу до последнего моря» для будущих России, Украины и Беларуси.

«Для Северо-Восточной Руси последнее десятилетие перед монгольским нашествием было периодом мира, спокойствия и даже скуки. В Ростовской летописи отмечены целые годы, о которых нечего было сказать. Для 1233 г. единственным важным событием было завершение фресковой росписи соборной церкви Суздаля, а для 1234 г. — освящение Георгиевского собора в Юрьеве-Польском.

Вся летописная статья 6743 (1235) г. состоит из одной фразы: „Мирно бысть“. Насколько должны быть счастливы люди, способные оставить потомкам описание целого года своей жизни так красиво — „мирно было“. Судя по всему, так лаконично и незамысловато завершалась эпоха, где-то здесь проходит исторический рубеж в стадиях развития, да и просто жизни этого региона, того региона, где позднее родится Московия, а потом Россия, где будет складываться ее судьба».

Сергей Зенкин. Семиотика культуры. М.: Нац. исслед. ун-т «Высшая школа экономики», 2023. Содержание

Не станем делать вид, будто эта книжка может заинтересовать хоть сколько-нибудь широкого читателя — не может, разумеется: это в собственном смысле слова учебное пособие для филологов-первокурсников, каковые, надеемся, читают «Горький» на общих основаниях, однако списки рекомендованной литературы получают все же от иных инстанций. Мы же, в свою очередь, просто хотим отметить в очередной раз крайне плодотворную и общественно-полезную работу Сергея Николаевича Зенкина на ниве гуманитарной науки: все им сделанное одинаково ценно, начиная с переводов и обзоров из журнала «НЛО» и заканчивая монографиями и учебниками, и «Семиотика культуры» на общем фоне ничем особенным не выделяется — это в высшей степени последовательное и доходчивое изложение не самого простого предмета, глубокое, многолетне продуманное и прекрасно написанное.

«Язык не дает однозначного понимания того, что такое повествование. В русском языке, например, сегодня встречается заимствованное из английского слово „нарратив“ (от латинского глагола narrate „повествовать, рассказывать“); но в английском, а за ним и в русском языке это слово часто употребляется в неповествовательном значении: „нарративом“ называют любое связное изложение чего-нибудь — не только событий, но и обстоятельств, абстрактных идей и т. д. Нарратив, в таком понимании, нечто „рассказывает“, но не обязательно рассказывает какую-либо „историю“».

Георгий Демидов. Собрание сочинений в шести томах. Том 6. Переписка с Варламом Шаламовым. Письма к жене и дочери. Статьи и рецензии. СПб.: Издательство Ивана Лимбаха, 2023. Содержание

Заключительный том собрания сочинений Георгия Демидова — ученого-физика, узника Колымы, прототипа героя рассказа Варлама Шаламова «Житие инженера Кипреева».

Собственных текстов Георгия Георгиевича здесь совсем немного: лишь несколько сохранившихся писем к Шаламову — неожиданно резких. В них Демидов, с одной стороны, уверенно заявляет о том, что литература делает великое дело — пробивается через толщу лжи в надежде донести правду хотя бы до потомков. С другой стороны, Демидов не скрывает писательского отчаяния и даже подобия черной зависти к более удачливому, как ему кажется, товарищу по несчастью: москвич Шаламов может хотя бы работать в журналах, пока его коллега из Ухты за свои труды получает только доносы и выговоры:

«Прежде я ненавидел Москву как синоним всякой неправды и каждому, кто в нее отправлялся, дарил спички с предписанием зажечь Москву под ветер со всех четырех концов. Теперь, правда, сменил гнев на милость, тем более что число проживающих в Москве друзей увеличивается и оставить их погорельцами у меня не поднимается рука».

Основную же часть книги составляют материалы «вокруг Демидова»: литературоведческие статьи и биографические очерки, архивные документы. Читатель может подумать, будто том этот напечатан в довесок, но в действительности работа по его концептуальной сборке была проделана выдающаяся. Лишних страниц здесь нет, но особо хотелось бы отметить труд Татьяны Полянской и Светланы Пуховой, приведших в удобочитаемый порядок документы из Музея ГУЛАГа, и статью «Эхо Колымы» — недавно ушедшей от нас Мариэтты Омаровны Чудаковой, когда-то одной из первых рассказавшей о писателе тяжелейшей судьбы и нелегкого пути к посмертному признанию.

Пол Э. Данскомб. Японская интервенция в Сибири, 1918–1922. СПб.: Academic Studies Press / БиблиоРоссика, 2023. Перевод с английского Дарьи Пикалевой. Содержание. Фрагмент

Если вы уже прочитали недавнюю книгу Алексея Теплякова «Красные партизаны на востоке России», то представляете, какой хаос творился за Уралом в годы Гражданской войны. Для наведения порядка (по крайней мере, на словах) туда и отправился японский контингент.

Этой странице нашей послереволюционной истории посвящена монография Пола Э. Данскомба. Прежде всего историк подчеркивает, что интервенция декларировалась как то, что теперь называют «военными операциями, отличными от войны». То есть, по крайней мере, в официальной риторике, это были действия не с целью что-то уничтожить и кого-то убить, а с целью точечно привнести порядок в неспокойный регион. Разумеется, прежде всего в интересах его жителей.

От этого, как последовательно доказывает Данскомб, и отталкивались японские правители, объяснявшие народу (а скорее — самим себе), зачем вообще их армия отправилась за тридевять земель. Выводы из этих процессов делались достаточно прямолинейные. Совсем грубо говоря: потому что могла. Чуть потоньше: чтобы очертить истинные политические и даже онтологические границы империи в глобальном пространстве, резко изменившемся после Первой мировой войны.

«Чтобы солдаты хотели жертвовать собой на поле боя, они должны быть глубоко преданы своему делу и должны понимать, что страна дорожит их жертвой. В Сибири этого не было. „Офицеры и солдаты почти не понимают, за что они воюют“, а „что касается поддержки соотечественников, то большинство из них говорят, что наша борьба на поле боя бессмысленна“. Большинство же солдат на фронте считали, что их нахождение в Сибири „бесполезно и пустая трата времени“. Что еще хуже, люди на родине им не сочувствовали».