Новый роман нобеленосного Кадзуо Исигуро «Клара и Солнце» стал одним из самых обсуждаемых литературных событий этой весны. Артем Роганов прочитал историю об отношениях андроида, девочки и небесного светила и рассказывает о том, как эта книга преломляет сюжет романтической сказки в свете онтологии Грэма Хармана, чтобы поставить перед нами простой вопрос: осталось ли в нынешнем мире, стремящемся к полной победе капитализма, что-нибудь человечное? (Осторожно, внутри спойлер!)

Кадзуо Исигуро. Клара и Солнце. М.: Inspiria, 2021. Перевод с английского Леонида Мотылева

Книги Кадзуо Исигуро написаны подчас в удивительно разных жанрах, но всегда уделяют первостепенное внимание человеческой психологии. Зачастую это романы с гуманистическим посылом. И почти модернистское произведение «Безутешные», и фэнтези «Погребенный великан», и антиутопия «Не отпускай меня», и камерный «Остаток дня» сконцентрированы на тонкостях отношений между людьми или на особенностях индивидуального восприятия. Они ставят читателя перед универсальными вопросами, такими как, например, оправданность самопожертвования, доверие к собственной памяти или страх смерти. Похожие темы присутствуют и в новом романе Исигуро «Клара и Солнце», но в итоге оказывается, что он написан не совсем о людях. Более того, в определенном смысле его можно назвать антигуманистическим, созвучным объектно-ориентированной онтологии и идеям спекулятивных реалистов. Связь здесь не так уж прозрачна, поэтому, прежде чем исследовать ее подробнее, стоит обратиться к сюжету, а также к особенностям художественного мира романа.

Почти во всех интервью, приуроченных к выходу «Клары и Солнца», Исигуро говорил, что изначально хотел написать историю для детей. Но постепенно его книга усложнялась, и в итоге от ориентации на читателей младшего возраста пришлось отказаться. От исходной идеи осталась лишь сказочная атмосфера, возникающая благодаря особому взгляду рассказчицы по имени Клара, и сказочность удачно сочетается с описанием мрачного мира будущего.

Повествование начинается в магазине, где продается Клара — Искусственная Подруга, умный андроид на солнечном питании. Клару создали как инновационную обучающую игрушку для детей, чтобы те не чувствовали себя одиноко и могли эмоционально развиваться. Хотя в мире романа еще существуют семьи, образование стало полностью дистанционным, а социализацией называют редкие встречи сверстников, похожие на скучные церемонии. Более того, почти всю сложную работу там выполняет искусственный интеллект, и детей, чтобы в будущем им хоть что-то светило на рынке труда, приходится «форсировать» — подвергать генетическому редактированию, способному повысить их шансы на получение востребованной специальности. У некоторых после «форсирования» появляются осложнения — непонятной природы болезни, от которых ребенок может умереть. Клару покупают именно для девочки с осложнениями после «форсирования». Ее зовут Джози, и она живет с мамой в отдаленном загородном доме. Поначалу болезнь Джози лишь изредка дает о себе знать, но постепенно загадочный недуг прогрессирует. Клара, которую в семье ценят за наблюдательность и безупречную логику, придумывает свой, как ей кажется, верный способ спасти Джози — попросить помощи у... Солнца.

Если «Погребенный великан» явно перекликался с легендами о короле Артуре, то в новой книге Исигуро футурология соседствует с мотивами из сказок писателей-романтиков, главным образом из Гофмана. Клара — игрушка-спасительница, в чем-то наивная, но одновременно обладающая особыми знаниями, подобно Щелкунчику. Мама Джози купила Клару в том числе и на тот случай, если ее дочь умрет, и хочет сделать из андроида буквальную копию девочки. В роли мастера-скульптора выступает некий Капальди, не только именем, но и профессией, и некоторыми повадками напоминающий доктора Коппелиуса из «Песочного человека». Капальди уверяет, что Искусственная Подруга, если ее натренировать, вполне сможет заменить маме дочь. Отец девочки против подобных экспериментов, и вопрос, способна ли развитая машина взять на себя функции человека на таком интимном уровне, создает конфликт, знакомый все тем же романтикам с их культом индивидуального «сердца». Слово «сердце» в переносном, романтическом значении встречается в тексте Исигуро довольно часто. Между тем сама Клара чувствует, что заменить Джози ей будет не по силам.

Несмотря на умение сопереживать и высокий интеллект, искусственная героиня-рассказчица далека от одушевленных творений в духе неприкаянного чудовища Франкенштейна. Непохожа она и на почти идентичных людям клонов из другого фантастического романа Исигуро — «Не отпускай меня». Клара остается машиной, пусть временами и выполняет задачи семейного психолога. Значимый момент — автору романа удается показать, что эмпатия тоже бывает механистичной, отчужденной, автоматичной. Клара не мечтает об электроовцах, не рефлексирует по поводу своего предназначения, вообще минимально сосредоточена на себе и в некоторых сценах словно растворяется, превращаясь в безличного наблюдателя.

Принципиальную инаковость Клары отражает ее взгляд на мир как в буквальном, так и в переносном смысле. Иногда, в силу не до конца объясненных причин, она перестает видеть пространство целиком. Тогда окружающие, как будто выплывая из темноты, предстают перед ней отдельными фигурами. Более того, зачастую Клара помещает вещи в собственный контекст, существующий вне привычных нам связей. Женщина на улице ассоциируется у нее с Кофейной Чашкой, а причиной всеобщего Загрязнения оказывается не деятельность людей, но конкретная «КОТЭ-машина». Клара удивляется, заметив вторую такую же. «Ремонтные люди» для рассказчицы — не те, кто в данный момент делает ремонт, а по сути некое постоянное целое. Наряду с подчас наукообразной речью андроида все это создает яркий эффект остранения. Его можно было бы объяснить оптикой анимиста или ребенка, но Клара высокоинтеллектуальна, а главное — она не приписывает всему на свете душу, скорее наоборот. Для нее, как для машины, понятия «душа» и «сердце» означают нечто материальное и конечное. Примечательна ее реплика в диалоге с отцом Джози, когда она пытается его понять, но фактически остается в своей системе координат:

«Да, человеческое сердце наверняка сложно устроено. Но оно должно быть чем-то ограничено. Даже если мистер Пол говорит в поэтическом смысле, тому, что подлежит изучению, когда-нибудь должен прийти конец. Вполне может быть так, что сердце Джози похоже на странный дом, где внутри комнат другие комнаты. Но если бы оказалось, что это наилучший способ спасти Джози, то я бы сделала все, что в моих силах. И я верю, что у меня были бы хорошие шансы на успех».

Перечисленные особенности Клары вызывают ассоциации с «Объектно-ориентированной онтологией» Грэма Хармана. В его онтологии речь идет о бытии объектов «самих по себе», что фактически рифмуется с образами «ремонтных людей» и «КОТЭ-машины». К тому же эта концепция критикует не просто антропоцентризм, но и традиционное представление о субъектно-объектной связи, в частности человеческий способ познания предметов во взаимодействии друг с другом. Философия Хармана и других спекулятивных реалистов местами опирается на реально существующие принципы мышления искусственного интеллекта, так что дело здесь не в простом совпадении. Несмотря на свою способность анализировать информацию, Клара не является субъектом в метафизическом смысле. Например, в логике Хайдеггера ее можно назвать сущим, лишенным способности вопрошать о бытии. Взгляд Клары — взгляд объекта, ее беспокойство за девочку — функция объекта. В романе иллюстрируются эмоции мамы, Джози и других людей, которые иногда проецируются на Клару. Она же только констатирует происходящее с собой, добиваясь сопереживания от читателей, но нисколько за себя не волнуется. Поэтому самоощущение рассказчицы гармонично, и оно помогает автору сохранить ту самую сказочность в истории о мрачном антиутопическом будущем.

Здесь можно было бы остановиться и заметить: хотя рассказчица — машина и объект, она описывает мир правдоподобных живых людей. Но решающую роль в сюжете играют не люди —и дальше не обойтись без спойлера, который, впрочем, не раскрывает все повороты и финал книги.

Роман не зря называется именно «Клара и Солнце», а не, допустим, «Клара и Джози». Отношение главной героини к Солнцу на первый взгляд напоминает примитивную, пусть и истовую, языческую веру. Только молитвы Клары, питающейся солнечной энергией, похожи на мысленную беседу с дальним и могущественным родственником. Да и с чего бы вдруг рациональному андроиду, который готов просчитать даже душу, ждать мистического чуда? Возникает ощущение, что способности Солнца для Клары так же понятны и материальны, как все остальное. И главное — Солнце исполняет необычную просьбу Клары, пусть это совсем не очевидно людям. К тому же отец и друг Джози не зря помогают рассказчице, когда ей необходимо совершить странные, с их точки зрения, действия, касающиеся тайного договора с Солнцем. Они могут лишь догадываться об особенной природе «искусственных друзей». Один из персонажей позднее говорит:

«Тогда я думал, что это, ну, предрассудок, какие там у вас, у ИП, бывают. Что-то якобы приносящее удачу. Но сейчас у меня вертится в голове вопрос: может, там что-то большее было?»

Клара в ответ многозначительно молчит, будто лишний раз подчеркивая, что это не людского ума дело. Получается, что именно неясные человеку — и даже толком не разъясненные читателю — отношения робота и космического тела определяют центральное событие книги. Поэтому роман в целом оставляет впечатление чего-то чуждого антропоцентризму, едва ли не объектно-ориентированного. Почти что в стиле рассказов Говарда Лавкрафта якобы прозрачный мир прогресса оказывается во власти непонятной силы, пусть не хтонической, а космической. В связи с этим можно вспомнить книгу еще одного спекулятивного реалиста — «Циклонопедию» Резы Негарестани. В «Циклонопедии» Солнце тоже могущественно, оно представляет «солярный капитализм», противостоящий Нефти-Земле. «Клара и Солнце», в свою очередь, описывает общество победившего капитализма, со всеми его характерными издержками вроде безработицы, неравенства и дегуманизации. С этой точки зрения Клара, начавшая свой путь в качестве товара, выставленного в магазине, не кто иная, как дочь «солярного капитализма», его агент, которому удается выпросить милость у своего всесильного отца.

Однако здесь возможна и другая, почти противоположная интерпретация. Солнце — естественный, неисчерпаемый ресурс, который никому не приходится делить. Оно, по мнению Клары, спасает нищего Попрошайку в завязке романа. Кроме того, Клара уверена, что Солнцу не нравится Загрязнение — прямое следствие технического прогресса. С этого ракурса таинственная солярная сила, наоборот, противостоит реалиям кибер-панка. В то же время Солнце требует определенного рода смелости и веры. Бросается в глаза, что в мире романа Клара — единственная, кто борется со смертью. Родственники не пытаются искать для спасения Джози самые передовые достижения медицины, и даже обсуждение методов ее лечения почти целиком вынесено за пределы повествования. Речь идет не о всепринимающем смирении — скорее о приспособлении: мама готовит себе андроида на замену дочери, любимый друг девочки погружен по большей части в свои переживания. «Клара и Солнце» — очень симптоматичный роман, где неодушевленный робот-объект выглядит упорнее и, как ни странно, сильнее духом людей-субъектов с их «сердцем». И неважно, будет ли искусственный интеллект когда-нибудь развит до уровня Клары в нашем мире, — подчеркнутый отказ от антропоцентризма в новой работе писателя, чьи книги обычно называют гуманистическими, отражает сегодняшний кризис человека как ценности и как идеи. А что с этим делать — довольно сложный вопрос, с которым автор романа «Клара и Солнце» оставляет нас, читателей, наедине.

Читайте также

Кадзуо Исигуро. Как приручить банальность
Путеводитель по романам нобелевского лауреата
8 декабря
Контекст
Отличник мировой литературы
За что Кадзуо Исигуро дали Нобелевскую премию
5 октября
Контекст