Все мы начиная с 24 февраля 2022 года оказались перед лицом наступающего варварства, насилия и лжи. В этой ситуации чрезвычайно важно сохранить хотя бы остатки культуры и поддержать ценности гуманизма — в том числе ради будущего России. Поэтому редакция «Горького» продолжит говорить о книгах, напоминая нашим читателям, что в мире остается место мысли и вымыслу.
Кристоф Шлингензиф. Так хорошо, как здесь, на небе быть не может! М.: Des Esseintes Press, 2023. Перевод с немецкого Наталии Бакши
Кэролайн Кларк. Поговорим о диагнозе «Рак груди». Болезнь, материнство и творчество. Время для себя. М.: Олимп-Бизнес, 2023. Перевод с английского Ксении Голубович
Слова «рак» и «стигма» хорошо уживаются в одном предложении, какими бы ни были отношения между ними в настоящий момент — исчезает ли стигма вокруг рака, либо же, наоборот, усиливается. Открыто и ясно говорить о раке, его профилактике и часто неизбежных исходах умеют крупные НКО и клиники, иногда — большой бизнес, а еще не очень большая группа журналистов и писателей, умеющих найти нужные слова. По состоянию на 2023 год их в России немного. Нет избытка вдохновляющих историй тех, кто выжил, да и полезных книг о раке. Из недавних — в ряд к полезным встала «Нестрашная книга о раке» онкологини Полины Шило; из значимых текстов, проламывающих стену молчания, — «Рана» Оксаны Васякиной. Журналистских текстов о выживающих и сопротивляющихся заметно больше; часть из них подчинена строгой логике текстов, которые выжимают из читателя эмоции и потенциально деньги для того или иного фонда. Эти тексты, формат которым задало медиа «Такие дела» (в том виде, в котором оно работало до лета 2022 года), определили удобную, понятную форму для высказываний об онкозаболеваниях.
Если бы не бесконечный февраль, то русскоязычное пространство разговоров о раке стало бы чаще обращаться к проблемам, о которых писала американская исследовательница Дебора Линн Стейнберг в статье «Плохой пациент»: «медицина, бизнес и медиа создают образ „идеального пациента“, который <...> вынуждает пациентов справляться как с клиническими требованиями, так и с культурным давлением».
Стейнберг писала, что «активизм некоммерческих организаций, частная медицина и страховые создали предпочтительный способ размышления о раке, <...> в котором идеальный пациент — уверен в себе, неутомим, сосредоточен на том, чтобы превозмочь тяготы лечения». Выживание в этом нарративе представляется заслуженным «обрядом перехода». О похожих проблемах еще в 2020 году говорил онколог Илья Фоминцев в интервью «Новой газете»: «Все эти „Рак не приговор“ очень раздражают тех, для кого рак — приговор. Не стоит говорить, дескать, рак — это не так уж и опасно и сейчас все излечимо, что вот, посмотрите, я прошел 10 курсов химии — и все хорошо. У кого-то хорошо, у кого-то не очень. А у кого-то очень даже не очень».
Кажется, что внутри длящегося февраля способы говорить о невеселом, которое отделено и от смертоубийств, и от притесняемых государством социальных групп, станут другими. Например, общероссийский проект «Быть героем», посвященный тем, кто живет с раком легких (запущенный, правда, в декабре 2022 года), будто совмещает две метафоры «экзистенциальной войны» — человека с болезнью и России против всех. Дизайн и риторика («Осведомлен — значит вооружен») словно превращает больных в ветеранов.
Тем интересней, что в 2023 году на русском языке вышли эти переводные тексты, в которых нет ни условно «бизнесового», ни консервативно-экзистенциального героизма больного перед лицом болезни. Есть болезненная открытость перед собой и читателями.
***
Одна книга — «Так хорошо, как здесь, на небе быть не может!» — дневник немецкого театрального режиссера Кристофа Шлингензифа, охватывающий период от постановки диагноза до ремиссии. Другая — «Поговорим о диагнозе „Рак груди“. Болезнь, материнство и творчество» — поэтический дневник британской переводчицы и писательницы Кэролайн Кларк. Оба автора до того не издавались на русском.
У Кэролайн был рак груди, у Кристофа — рак легких. Оба вида заболевания сверхпредставлены в мире и в Российской Федерации, у женщин чаще всего первый, у мужчин — второй. Как отмечает издание «Вместе против рака», опираясь на статистику 2020 года, «в России рак молочной железы по абсолютному числу случаев опережает другие злокачественные новообразования»; и, как фиксирует журналистка Виктория Голикова, также обращаясь к статистике 2020 года, «рак легкого занимает первое место по распространенности у мужчин (16,3% от всех впервые диагностированных опухолей)».
На первый взгляд, оба дневника встраиваются в уже привычную для русскоязычных читателей категорию переводного нон-фикшна о пережитом опыте. Тем не менее из такой категоризации они выламываются и как самостоятельные тексты, и как решения издателей. Они стоят особняком — атомарные высказывания, раковые корпускулы.
Текст Кристофа — вторая книга нового издательства Des Esseintes, запущенного Московской школой нового кино совместно с Московским международным университетом. В их планах (преимущественно немецкие) тексты, посвященные кино, теории медиа и смерти: уже вышла книга Фридриха Китлера, патриарха медиатеории, на подходе эссе режиссера и писателя Александра Клюге, — и, пожалуйста, дневник переживания возможного (грядущего) умирания. Так текст Кристофа, который в иных обстоятельствах мог бы очутиться на полках с бизнес- и селф-хелп литературой, стоять упакованным в сдержанно-дружелюбную обложку со стоковым фото или карточкой автора во всю обложку — оказывается в графически сдержанном издании, скорее напоминающем издание модернистского романа или философского эссе, выпущенного Suhrkamp Verlag.
Текст Кэролайн же, наоборот, стоит в ряду селф-хелп текстов, к которым относится не вполне. Книга вписана в линейку серии «Поговорим о...» делового издательства «Олимп-Бизнес» и окружена изданиями, которые разбирают социально неодобряемые диагнозы как с научной, так и с личной точек зрения. Политика издательской серии — издавать нонфикшн, который пишут профессионалы, имевшие несчастье прожить травмирующий опыт, о котором они рассказывают. И поэтический, многозначительный текст Кэролайн неожиданно «проглочен» серией, сама логика которой диктует простой, дружелюбный, прямолинейный стиль изложения.
Обе книги выламываются из логики формирования издательских портфелей и, возможно, рискуют найти не тех читателей или не найти своих — потому что работы, посвященные онкологическому диагнозу, обычно изданы в других цветах и стоят в других секциях.
***
В селф-хелп литературе не так важны профессии и дела героев. Люди разных профессий появляются, как правило, чтобы дать удобный автору пример, стать вырезной фигурой, на место которой читатели могут подставить самих себя: вот бухгалтер, убитый горем; вот преподавательница йоги, вот пилот и так далее — через решетки классов и профессий просеивают разный люд, чтобы стало понятней: проблема всеобщая.
И для Кристофа, и для Кэролайн принципиально важно разобраться с тем, как быть собой внутри диагноза, и их версия «быть собой» — продолжать работу в культуре. Кэролайн важна работа со словом, и для нее неслучаен подзаголовок «Время для себя»; она молодая мать двух дочерей, ей нужно продираться через новый мир, в котором отчаянно хочется сохранить время для работы за столом, перед листами, в словах.
Кристоф, прославившийся крупными театрализованными акциями и перформансами, выговаривает свой диагноз сразу двумя крупными проектами, книга лишь один из них. В 2008 году на Рурской триеннале он ставит ораторию «Церковь страха перед чужим во мне», вдохновленную проектами движения «Флюксус»: на сцене возводится христианский вертеп и происходит вертеп художественный. Актеры зачитывают диагноз Кристофа под барабанный бласт-бит, карлица в папском облачении управляет хором пионеров; на экранах, сложенных в трехстворчатый алтарь, видео — медвежьеголовые люди идут по деревенским улочкам, на их плечах гроб с неизвестным усопшим, и так несколько часов.
Проживая диагноз, Кэролайн обращается внутрь себя, Кристоф вовне; Кэролайн ищет «...новый способ установления связей, признания пространства внутри нас»; в интервью ZDF Кристоф заявляет, что ему необходимо «проговорить свою болезнь». Они категорически разные, но оба внутри диагноза, который не считают сомасштабным себе.
У обоих текстов в основе голос. Точнее, аудиозапись, обманчиво точная фиксация того, как все было «на самом деле». Кристоф, опытный режиссер, словно агент Купер, принимается наговаривать дневник в свой диктофон уже на третий день после постановки диагноза. Что становится текстом в книге, оказывается и материалом для оратории, в которой Кристоф безжалостно (или эгоистично) пускает собственный голос с крупных колонок. При этом текст Кристофа линеен. Подзаголовок книги «Дневник одного ракового заболевания», и так и есть — мужчина болеет, бесится, терпит и говорит сам с собой.
У Кэролайн времени и голосов в книге заметно больше. Запись, лежащая в основе текста, — разговор с онкологом, во время которого Кэролайн впервые слышит свой диагноз. Если запись монологов Кристофа — его собственность, то запись, с которой работает Кэролайн, принадлежит больнице, обязанной архивировать беседы с больными. Онколог дает добро на расшифровку, делится записью, Кэролайн приступает к работе.
Где у Кристофа один голос, у Кэролайн сразу три — онколог, она и муж. И время в ее тексте течет иначе, текст принципиально выстроен вокруг разрыва времен. Расшифровка беседы с онкологом течет по правым страницам, в то время как левые отданы стихотворениям в прозе, заметкам и запискам, не имеющим датировки, — это мысли из периодов до и после диагноза, которые, совсем как в восприятии и памяти, постоянно наново связываются воспринимающим умом с трагической меткой. Издатель Ирина Седакова отмечает в предисловии: «Второй текст располагается на левой стороне книги и значительно контрастирует с медицинским. Это фрагменты, обрывки, цитаты, иногда буквально пара слов, которые Кэролайн берет из своих записных книжек, интуитивно связывая их со словом или его частью из беседы с врачом».
Беседа с онкологом — экзистенциальный опыт для автора, но жанр для онколога. Врач ведет такие беседы регулярно и движется по сценарию, который предупреждает возможное течение беседы, хранит указания на те или иные повороты сюжета, — что делать врачу, если собеседник сорвется в истерику? Как убедиться в том, что пациент слышит и понимает то, что ему говорят? Запись Кэролайн — возможность увидеть в действии не идеальный, но человечный разговор врача и пациента; а также щедрое и болезненное приглашение увидеть, сколь скупыми и заряженными могут быть слова, которыми человек оперирует в столь тяжелый для себя момент (постановки диагноза).
***
Искренность и осознанная открытость отличают обе книги. Кристоф пунктуально фиксирует свою жизнь, не пропускает моменты, которые в редактуре биографий часто обрезками летят с монтажного стола; Кэролайн открывает дважды сокровенное; как она пишет, «в правой колонке — самое трудное, что я пережила физически, а в левой — то, с чем мне было труднее всего справиться психологически».
И Кристоф, и Кэролайн делятся опытом горевания по трескающейся, отчетливо хрупкой жизни; фиксируют, как быт вкладывается внутрь других, ранее немыслимых графиков больничного времени и химиотерапий; учатся переключаться между собой-собой и собой-«больным», ролью, которую к ним терпеливо примеряют профессиональные врачи. Пусть в этих дневниках и отличаются принципы организации материала, в них сохраняется общее: осмысление себя как человека, неразрывно связанного с культурой, имеющего обязательства перед другими и запертого внутри опыта, из которого вовсе необязательно получится выйти со словами «рак — это не приговор».
Рак Кристофа отступил в 2009 году, но через год вернулся. Памяти Кристофа посвящено эссе Флориана Иллиеса «Покажи свои раны», выпущенное в сборнике «А только что небо было голубое», изданном Ad Marginem в 2019 году. Кажется, это единственный раз, когда русскоязычный читатель мог столкнуться с Кристофом:
«„Теперь мне смешно вспоминать, что когда-то я отскабливал с тоста подгоревший слой или отрезал и выбрасывал кусок сыра из-за зеленого пятнышка плесени“, — такое SMS написал Кристоф Шлингензиф в 1:57 ночи 31 января 2010 года, когда узнал о новых метастазах в своем теле. „Во мне есть тяжелый ком, на который я иногда кричу от тоски. А сейчас демон снова встал у меня на пути“ ...спустя семь месяцев, демон окончательно перекрыл все пути возврата к жизни. Кристоф Шлингензиф умер».
Кэролайн в ремиссии.
В обоих случаях — у русскоязычного читателя есть возможность обратиться к их беллетризованным дневникам, в которых нет места «ура-героическому» нарративу, есть много человеческого отчаяния и неослабевающее внимание ослабевших авторов, которое они направляют, чтобы честно и отчетливо говорить о болезнях, которые всегда рядом.
Оба приглашают встать на их место, и нет ничего зазорного в том, чтобы зашататься от внезапно охватившей слабости. Такого не случается с героями, такое случается с людьми.