Филипп Майер. Американская ржавчина. Перевод с английского Марии Александровой. М.: Фантом Пресс, 2017
Айзек, двадцатилетний гений, пытается покинуть городок Бьюэлл, некогда процветающий, но запущенный с тех пор, как в 1987-м здесь закрылся сталелитейный завод. Он убегает от инвалида-отца, прихватив с собой все родительские сбережения — четыре тысячи долларов. Его провожает лучший друг Поу. В школе он был футбольной звездой, но потом застрял в трейлере своей матушки. Этот трейлер и двор вокруг него, заваленный металлоломом «разной степени коррозии», и есть самая наглядная метафора американской ржавчины, обещанной названием романа. Человек сидит в своем дворе, в окружении старья, «будто последний человек на земле, надежно укрытый среди всех этих зеленых холмов и впадин». Кажется, что перед тобой открыты все пути, но на самом деле выхода нет: стоит друзьям сделать несколько шагов вперед, как дождь загоняет их под крышу бывшего завода. А там — неприятная встреча, драка и цепь событий, которых не избежать. Иными словами, рок. «Американская ржавчина» вообще роман античной силы: он с первых страниц на разные лады сообщает читателю, что тот над собой не властен.
Для Филиппа Майера, знакомого нам по такому же мощному «Сыну», это был первый опубликованный роман и прямое попадание: самого Майера тут же поставили в первый ряд подающих надежд американских писателей, а его книга вошла во все значимые списки лучших книг 2009 года, от журнала Economist до газеты New York Times, и получила книжную премию газеты Los Angeles Times. В этом романе и правда есть сила мгновенного обаяния: он пленяет уже с первых страниц. Айзек пробирается сквозь болота и называет по имени все лесные растения, а потом поднимает голову в небо и считает расстояние до открытого космоса. Он видит кости динозавров в мутной реке и задумывается о времени, когда Солнце обратится в красный гигант и Земля неизбежно сгорит. Эти первые страницы сразу задают тон роману, но и потом к ним будут возвращать упоминания «светло-голубого неба, распахнутого в открытый космос», размышления о том, что даже на Марсе оружие и антибиотики, демократия и геморрой существовали бы одновременно.
Космос, бесконечность времени и пространства, существуют в мире Майера вместо богов. И даже если богов тут нет, то есть потерянный рай — и он же ад. Это времена, когда в Бьюэлле еще было производство. Один из героев, мировой судья, вспоминает о своей давней работе на фабрике мороженого как о рае: ведра мороженого с фисташками и фруктами, снег посредине лета, прямо как на небесах. Другой персонаж мучается картинами аварии на сталелитейном заводе: все горит, работников сносит, словно лавой из вулкана, тоннами жидкой стали, а все потому, что компания решила сэкономить на предохранительном клапане. В эти редкие моменты понимаешь, что на самом деле перед нами вполне себе социальный роман, не Фолкнер, но Стейнбек, не движения души, но движения неведомых сил, и это не только планеты: «В этом было что‑то очень американское — проклинать самого себя за несложившуюся жизнь, отказываться признать, что на твою судьбу влияют социальные силы; национальная черта — глобальные проблемы сводить к ошибкам поведения индивидуума».
Именно потому, что роман Майера — это попытка через историю отдельных судеб рассказать о глобальных проблемах, герои тут показательно лишены мотивов, а их поступки лишены объяснений. Почему Айзек, гений с запредельным IQ, бежит как бродяга, чтобы поступить в университет, хотя это можно сделать и проще, почему утопилась его мать, почему не уходит из города его лучший друг? На все эти вопросы есть только один ответ: рок, судьба. Герой Майера — человек, который даже при всем желании не может ничего поделать с собственной жизнью. И все, что предлагается читателю, — разделить его отчаяние и принять, что никто здесь не виноват. Только, может быть, звезды.
Чигози Обиома. Рыбаки. Перевод с английского Нияза Абдуллина под редакцией Дмитрия Румянцева. М.: АСТ, 2017
Литературный дебют молодого автора нигерийского происхождения Чигози Обиомы — одна из самых ярких за последние годы историй моментального успеха. Он получил кучу премий, вошел во все списки главных книг года, был переведен на двадцать с лишним языков, дошел до шорт-листа Букеровской премии, а самого Обиому провозгласили достойным последователем Чинуа Ачебе и Амоса Тутуолы. Он действительно недалеко ушел от нигерийских классиков, ведь в «Рыбаках» есть все, чего мы обычно ждем от идеального африканского романа: немножко вуду, немножко политической истории, трагическое столкновение местной культуры с колонизаторской «европейской» и рай, потерянный в результате этого столкновения.
«Рыбаки» — роман о четырех братьях из города Акуре на западе Нигерии. Их отца, банковского служащего, переводят на другой конец страны, а мать оказывается слишком занята работой и младшими детьми. Мальчишки, предоставленные сами себе, болтаются без дела, гоняют мяч, дерутся и, наконец, находят себе занятие по душе — рыбачить в реке Оми-Ала. Когда-то река была чиста, кишела рыбой и почиталась за божество. Но когда из Европы прибыли колонисты и принесли с собой Библию, река была осквернена. Потом рядом с ней расположилась религиозная секта Небесная церковь. Ходить на реку строго запрещено, и неудивительно, что узнав об их проделках, родители строго наказывают братьев. Но не наказание становится началом катастрофы: на реке местный безумец, Абулу, пророчествует старшему брату, Икенне, что тот умрет от руки рыбака. «Один из вас убьет меня», — говорит братьям Икенна, а автор щедро раскидывает по тексту мрачные знаки: то дохлого питона кинет в канаву, то беременную козу в струпьях положит у дверей, то устроит нашествие саранчи. Все эти знаки имеют тем больше значения, потому что у каждого героя здесь есть свой «тотем»: отец — орел, мать — сокол, младший из четырех братьев, Бенджамин, — мотылек, а старший брат, Икенна, — питон, «дикая змея, которая стала чудовищным гадом».
«Рыбаки» — текст удивительной силы, но это не отвлеченная притча, как может показаться на первый взгляд. Тут все связано с недавней политической историей Нигерии. Начиная уже с того, как пришли люди с Библией и все испортили, или с того, как автор все время подчеркивает двуязычность своих героев: между собой они говорят на местных наречиях, а английский — официальный язык — используется для ругани, увещеваний и молитвы. Но главное — время действия. Основные события романа происходят в 1996-м, через три года после выборов, когда победившего кандидата, Мошуда Абиолу, посадили в тюрьму, а в стране установилась военная диктатура. У мальчишек-рыбаков на стене висит фотография с Абиолой, их самый главный трофей, ее уничтожит в припадке подозрительности и безумия старший брат, Икенна. В интервью Обиома рассказывает прямо, что счастливое состояние мальчишек до встречи с безумцем — это Нигерия до прихода колонизаторов, что именно слова пришельцев, их религия становятся главной отравой идиллического изначального мира. Посыл романа вам может показаться спорным. Но он настолько мастерски написан, что нельзя этот посыл не оценить.
Саулюс Томас Кондротас. Взгляд змия. Перевод с литовского Томаса Чяпайтиса. СПб.: Издательство Ивана Лимбаха, 2017
Написанный в 1981-м роман Саулюса Томаса Кондротаса сейчас для Литвы уже почти классика. Но это ни в коей мере не значит, что он устарел. Его книга о роке, судьбе, распаде, о человеке, который не властен над собственной жизнью. Это чувство обреченности объединяет три больших романа из этого обзора, выстраивает связь между Африкой, Америкой и советской Литвой. И хотя основные события во «Взгляде змия» происходят в середине XIX века, он все-таки очень передает мироощущение именно советского человека: что, мол, был порядок, который казался нерушимым, потом порядок стал рушиться, случилась катастрофа, а теперь надо понять, как ко всему этому относиться. Это намеренное упрощение сложного, насыщенного смыслами романа — и один из возможных ответов, зачем его читать: ради поисков утраченной гармонии. Другой вариант ответа: для того, чтобы предложить ему собственную разгадку, лучше.
Начинается «Взгляд Змия» величественно — умирает дед семейства Мейжисов, а в то же время внук рассказчика, молодой Криступас, впервые ощущает собственное взросление, впервые чувствует себя мужчиной, человеком, который, «сказав, мог быть уверен, что это слово перед тем побывало у него внутри». Последняя фраза замечательно описывает, как здесь устроена речь: каждое слово взвешено, ни одно не бывает лишним. Сцена ухода деда обставлена долго и торжественно. Собирается все семейство и пирует у постели умирающего, дед успевает дать прощальные наставления: «главнейшее — сохранить в чистоте и невинности сердце», «порок отличите по запаху». И кажется, что этот порядок будет сохраняться вечно: «Мы — род единый, мы — Мейжисы». Но чувство единения и справедливости оказывается временным, и вскоре герой осознает мир как «дикий, полный враждебности, излучаемой даже неодушевленными вещами», и в нем «лишь ветры, воды и тьма, покрывающая бездну вод».
За торжественной сценой, открывающей роман, следует гораздо менее торжественное продолжение: сначала Криступас покидает дом, отправляется в соседнее село, становится плотником, влюбляется в красавицу Пиме, собирается жениться, но в нее же влюбляется местный граф, коварный, как из сказки, а значит беда неизбежна. И уже в следующей главе истории по земле ходит последний из рода Мейжисов — известный разбойник Косматый Мейжис. Дорога у него одна — на виселицу. Тут есть духи, заговоры, сказки и даже бродящий по деревням неупокоенный вечный литовец. Но сильнее язычества и христианства — то равнодушная, то враждебная природа: звезды, сосны, туман. В этом рассказе об утерянном порядке есть своя гармония — хотя бы потому, что ни одно слово, ни один образ здесь не случайны, и этот несовершенный мир придуман настолько слаженно и цельно, что возможно читать его на разные лады.