Новые русские романы: конец марта

Константин Сперанский. Кто знает, о чем думает Амалия? Казань: Ил-music, 2017

Повесть участника дуэта «Макулатура» — свежий и по-своему очень ценный пример поколенческой прозы, которой стало настолько трудно пробиваться к читателю, что она как будто вовсе исчезла. К счастью, все-таки не совсем.

Константин Сперанский уже стал одним из голосов поколения «стареющих подростков», правда, в другом жанре. Их с Евгением Алехиным экзистенциальный хип-хоп собирает толпы рефлексирующих хипстеров во всех российских городах не только благодаря радости — то есть в основном печали — узнавания, но и, кажется, потому, что все эти люди могут молчаливо исповедаться друг другу под маской одних и тех же лирических героев, находящих для них язык. Большая часть автобиографической повести Сперанского — дневниковое письмо (концерты, тренировки по боксу, приготовление еды, секс, концерты, тренировки) и одновременно любовная поэма в прозе: герой безумно влюблен в девушку, которая встречается с ним то ли недолго, то ли эпизодически, но, в общем, страсти его явно не разделяет. Последние страницы (к сожалению, несколько выпадающие из общей композиции) — флэшбек о неприкаянности кемеровского подростка, чья жизнь в начале двухтысячных состояла из учебы на филфаке, пива, ночного интернет-чата и полнейшей неспособности найти общий язык с матерью.

Компактная и написанная на грани потока сознания, в хорошем смысле поэтичная «Кто знает, о чем думает Амалия?» читается залпом, и легко представить ее озвученной все теми же меланхоличными голосами и непритязательным битом. Как и треки «Макулатуры», повесть Сперанского — попытка вербализовать «внутренний реп»* молодого человека. В результате ценность чтения зависит от того, слушается этот «реп» о себе или о том парне. Но при любом раскладе остается только удивляться, почему литература такого рода намертво застряла где-то в подполье маленьких независимых издательств. Казалось бы, она-то и может ответить на вопрос, что происходит с человеком сегодня (пусть даже ничего), а не в галлюцинаторных снах альтернативной истории (пусть даже войны по переделу мира).

*«Внутренний реп» — документальный фильм Маргариты Захаровой о буднях группы «Макулатура»

Вячеслав Рыбаков. На мохнатой спине. СПб: Лимбус-Пресс, 2016

А вот и альтернативная история. Хотя не вполне. Вячеслав Рыбаков, фантаст «школы Стругацких», киносценарист, публицист, историк и, как выяснилось, прототип главного героя в романе «Китаист» Елены Чижовой, написал роман, который само понятие «альтернативная история» предлагает переосмыслить.

1938 год, старый большевик и близкий товарищ Сталина, служащий в Наркомате иностранных дел, безуспешно бьется над дипломатическими переговорами, пытаясь предотвратить военный конфликт с Германией. Несмотря на все усилия Политбюро, очевидно грядет раздел Польши, а за ним мировая война. А тут еще как снег на голову сын, летчик-идеалист, приводит домой свою девушку Надю, в которую шестидесятилетний нарком немедленно влюбляется. Между главами, где герой пытается справиться с надвигающейся войной и внезапной любовью, вставлены «факты для Надежды»: подробная и невыдуманная историческая хроника мировых событий, происходящих в 1938–1939 годах, — «фоновая мозаика», из которой будущая война вырастает с неотвратимостью железной логики. Альтернативность истории подана читателю в форме интеллектуальной игры. По тексту разбросаны маркеры совсем других времен: по телевизору идет «Евро-ньюз», о громких событиях «вся сеть гудит», члены Политбюро со слезами на глазах поют «Как молоды мы были» и цитируют «Место встречи изменить нельзя».

Автор конструирует иезуитски хитрый диалог прошлого с современностью, щедро наполняя его пассажами о том, какими разными бывают правды, и толсто намекая на актуальность ситуации, в которой «весь мир против нас». А еще рисует портрет Сталина в таких теплых тонах, что становится неловко. Но есть две вещи, которые спасают роман от совсем уж лобовой публицистичности, куда его то и дело сносит. Во-первых, он отменно написан и игрой с анахронизмами здесь можно только любоваться. А во-вторых, быстро выясняется, что главный герой, он же рассказчик, вещает post mortem — и, стало быть, анахронизмы выдают в нем не только свидетеля и судью истории, но и ненадежного повествователя. По недосмотру или великодушию выдал Рыбаков читателю этот смысловой противогаз, сказать трудно, но системе правд в романе это определенно пошло на пользу.

Валерий Бочков. Время воды. М.: Издательство «Э», 2017

Небольшая повесть Валерия Бочкова — чтение забавное, но с большой претензией, и второй пункт вступает в драматический конфликт с первым. Пожалуй, это главное, что о ней стоит знать.

Анне Филимоновой недавно стукнуло 50, жизнь ей виделась цепью случайностей и неудач, отношение к религии было неопределенно-настороженным, и вот подвернулся случай обо всем этом подумать: мир затопило, а Филимонова спаслась в торчащей над поверхностью воды колокольне. По радио говорят, что где-то в горах еще теплится жизнь, и Филимонова отправляется искать горы, смастерив плот из контрабаса. По пути ей встречаются труп лошади, корабль дураков, пастор, дезертир и другие немногочисленные персонажи. В памяти выстраиваются в биографию мужчины, города и освоенные профессии. Впереди — спасение во всех возможных смыслах.

С одной стороны, «Время воды» предлагает приключенческий сюжет про чудаков в тазу, а легкий и богатый (иногда, правда, избыточный) язык компенсирует невеликое разнообразие приключений. С другой стороны, трудно не заметить, что плавание смешной тетки на контрабасе должно стать поводом для разговора о Боге и человеческой судьбе, но повод — примерно все оригинальное, что в этом разговоре имеется. Где-то в середине между этими не подходящими друг другу формой и пафосом — возможность медитации и простая, но полезная мысль, что иногда нужно отвлечься от суеты и внимательно приглядеться к собственной жизни, пока не стало больно за потраченные годы. Нервного читателя от этой медитации на каждом шагу отвлекают чересчур заметные символы, которые все время напоминают, что простой и полезной мысли не может быть достаточно, иначе зачем бы здесь Босх, Бодлер и Бог. Хорошо, что бывают спокойные читатели, которых Филимонова, наверное, вполне способна увлечь на пару часов. И все же без богоискательского замаха это прирожденное быть легким чтение смотрелось бы куда обаятельнее.